Папство и крестовые походы

Так оформилась идея крестового похода.

Глава вторая. Папство и первый крестовый поход

Клермонский собор. Римский папа провозглашает крестовый поход на Восток. В ноябре 1095 г. римский папа Урбан II созвал церковный собор во французском городе Клермоне.

Многие феодалы понимали, что папа перебрался через Альпы не только для того, чтобы урегулировать церковные дела во Франции. По приезде сюда он и сам заявил, что в его намерения входит оказание помощи восточным братьям-христианам. Предпринимая это путешествие, папа уже имел какой-то, быть может, еще не вполне оформленный, но достаточно ясный по своим целям, план действия. Потребовалось несколько месяцев, чтобы план этот окончательно созрел.

Прибыв во Францию, Урбан II начал одну за другой объезжать клюнийские обители на юге страны (ведь в свое время он сам занимал пост приора Клюнийского аббатства). Здесь, в глубокой тайне, велись переговоры о будущей войне, которая должна была по своим масштабам намного превзойти недавние испанские экспедиции французских феодалов. С кем, как не с клюнийскими монахами, мог советоваться папа о своем замысле и путях его реализации? И если самому Урбану II этот замысел рисовался, вероятно, лишь в общих чертах, то в результате совещаний с руководителями клюнийских монастырей он стал более четким.

Ведь клюнийцы не только лучше, чем кто-нибудь другой, понимали необходимость принятия решительных мер к тому, чтобы ликвидировать опасную для крупных землевладельцев смуту на Западе. Они яснее кого бы то ни было представляли себе и те реальные средства, которые могут быть применены для достижения этой дели. У них уже накопился опыт пропаганды «священных войн», паломничеств. Они могли многое подсказать Урбану II, и — что еще важнее — во многом быть полезными папе в дальнейшем, при проведении в жизнь задуманного.

Но Урбан II не ограничился посещением клюнийских монастырей. «Священная война», которая готовилась апостольским престолом, нуждалась не только в проповедниках с крестом в руках, но и, прежде всего, в ратниках, владеющих мечом, а также в авторитетных церковных вождях. Это впоследствии Урбан II объявит события, развернувшиеся после Клермонского собора, «делом господа бога». Возможно, что папа и сам верил в это. Однако выученик Григория VII был достаточно проницательным политиком, чтобы понимать простую истину: было бы несовместимо с интересами папского престижа пускаться в предприятие, не имея заранее уверенности в том, что его с самого начала поддержат хотя бы немногие влиятельные светские и церковные сеньоры. И папа действительно постарался заручиться их поддержкой.

По пути в Клермон он нанес два важных визита: сначала, в августе 1095 г., Урбан II встретился в городе Пюи с видным церковным деятелем — епископом Адемаром Монтейльским. Позднее папа возложил на него официальное предводительство крестоносцами: договоренность об этом была достигнута уже во время предварительной встречи. В сентябре того же года Урбан II посетил графа Тулузского — Раймунда IV; папа остановился в его главной резиденции — замке Сен-Жилль. Урбан II хотел обеспечить согласие графа на участие в задуманном мероприятии: инициатива Раймунда IV, одного из крупнейших князей Южной Европы, послужила бы примером для других сеньоров.

Раймунд IV с готовностью пошел навстречу пожеланиям Урбана II: как мы увидим, война, которую затевал апостольский престол, вполне соответствовала интересам этого феодала.

Но если епископ Адемар и граф Тулузский были посвящены в замыслы папы, то другие сеньоры, во всяком случае, догадывались, что Урбан II прибыл во Францию с какими-то более значительными целями, чем решение только внутрицерковных вопросов.

В народных низах, вконец измученных бедствиями последних лет, приезд Урбана II также вызывал смутное предчувствие каких-то важных событий...

Неудивительно, что отовсюду в Клермон съехались тысячи рыцарей, священников, собралось несметное количество простого народа. Вся эта масса людей не могла разместиться в городе.

Собор, хотя на нем и обсуждались обычные для съездов такого рода вопросы (о «божьем мире» и пр.), носил необычайно пышный характер. Здесь присутствовали почти все архиепископы Франции, свыше двухсот епископов и четырехсот аббатов [16].

По окончании заседаний собора, 26 ноября 1095 г., Урбан II выступил с торжественной речью прямо под открытым небом перед огромными толпами собравшихся. В этой речи, — несомненно, она была продумана заблаговременно, а не явилась экспромтом, как полагали некоторые историки, — папа призвал верующих взяться за оружие для войны против «персидского племени турок». В Клермоне был брошен клич, призывавший к крестовому походу на Восток.

Урбан II стремился изобразить предприятие, затеваемое им, как войну ради «освобождения гроба господня» в Иерусалиме. В условиях, когда религия владела умами и когда рыцарство только и думало о том, где бы найти применение своим силам, благочестивый призыв Урбана II к крестовому походу неизбежно должен был встретить сочувственную реакцию в обширной аудитории, слушавшей его. К тому же Урбан II обещал участникам похода — «борцам за веру» — отпущение грехов, а тем, кто падет в боях с «неверными», — вечную награду на небесах. Это обещание было затем закреплено особым постановлением Клермонского собора, что, разумеется, придавало словам папы еще большую силу в глазах той «бесчисленной массы могущественных сеньоров и их оруженосцев», которая, по словам Бодри Бургейльского, французского летописца, присутствовавшего в Клермоне, собралась на равнине со всех концов страны. Многие из них уже раньше предпринимали паломничества «во искупление грехов» и бились в «священных войнах». Освобождение гроба господня, предложенное папой, наверняка гарантировало прощение всех ранее совершенных ими преступлений: уже одно это было слишком заманчиво, чтобы оставить рыцарей равнодушными к благочестивой фразеологии Урбана II.

Но в его речи прозвучали и иные мотивы. Тех, кто примет обет идти в «святую землю», ожидает не только спасение на небесах, — победа над «неверными» принесет и ощутительные земные выгоды. Здесь, на Западе, — говорил Урбан, — земля, не обильная богатствами. Там, на Востоке, она течет медом и млеком, а «Иерусалим — это пуп земель, земля плодоноснейшая по сравнению со всеми остальными, она словно второй рай»... И, пожалуй, наиболее сильным доводом в устах папы был выдвинутый им тезис: «Кто здесь горестен и беден, там будет радостен и богат!». Как рассказывают некоторые летописцы, речь Урбана II была в этом месте прервана громкими возгласами: «Так хочет бог! Так хочет бог!».

Урбан II обращался прежде всего к рыцарской голытьбе: «Да не привлекает вас эта земля, которую вы населяете, — говорил он, — земля, в которой численность ваша растет, богатства же не умножаются». Папа откровенно звал рыцарство к грабежу восточных стран, — прямолинейность, хотя и кажущаяся, на первый взгляд, странной в устах верховного христианского пастыря, однако совсем не удивительная, если принять во внимание, что Урбан хорошо знал, с кем имеет дело.

В том, Что церкви не приходится ждать ничего хорошего от этих «благородных» разбойников, Урбан II мог лишний раз удостовериться во время своего пребывания во Франции. Почти накануне созыва Клермонского собора сам папа вынужден был осадить одного из таких чрезмерно беззастенчивых рыцарей, некоего Гарнье Тренэльского. Этот разбойничавший сеньор захватил в плен епископа Ламберта Аррасского. Почтенный прелат как раз направлялся в Клермон и близ города Провэна был похищен этим рыцарем, чаявшим получить солидный выкуп со своего пленника. Лишь вмешательство папы, который пригрозил святотатцу отлучением, заставило Гарнье выпустить епископа из своих рук.

Вот таких-то рыцарей, в первую очередь, и имел в виду Урбан II, когда выступал в Клермоне: а им, конечно, мало было «небесного счастья»; они жаждали и поместий, и звонкой монеты, и других земных благ. То же самое можно сказать и о владетельных сеньорах, которым становилось тесно на Западе и которые стремились расширить свои имения. В своем выступлении Урбан II обращался и к магнатам.