Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов

Удельные имения - Ай-Даниль, Чукурлар, Кучук-Ламбат.

Как венец всего частного землевладения, - принадлежавшие Государю Императору великолепные имения: Ливадия, Массандра и Орианда с их замечательными виноградниками, подвалами, парками, садами, цветниками.

Удивительное упреждение Императорский Никитский сад, с его школами, лабораторией, питомниками и винным подвалом Магарача.

Южнобережное лесничество, оберегавшее край от хищнического истребления и эксплуатации лесов.

Все это вместе утопало в зелени виноградников, парков и садов и создавало нашу русскую Ривьеру, равной которой по красоте, природной роскоши и богатству нет в мире.

Я высадился в Симферополе и поехал в Ялту на автомобиле через Алушту. В Алуште меня встретили с цветами, думая, что я еду с женой. Часов в шесть приехал в Ялту, отслужил молебен в соборе и устроился в ,,России", пока не приищу квартиру, т. к. Императрица просила не беспокоить семью Думбадзе на казенной квартире градоначальника.

На следующее утро явился в Градоначальство. Во дворе стояло довольно много простолюдинов, в большинстве татар. Когда я подошел, все опустились на колени. Я был смущен, просил встать. То были "просители". В канцелярии мне объяснили, что таков обычай. Сказал, что я его категорически уничтожаю и прошу впредь мне такой встречи не делать.

Познакомился со служащими, съездил в полицейское управление, принял полицию. Многих я знал, знал хорошо полицмейстера Гвоздевича.

Всех просил служить "по закону" и поступать по отношению публики тоже "по закону". Я заявил, что прежних обычаев по службе, укоренившихся в течение долгой болезни бывшего градоначальника, я не признаю, слышать про них не желаю, прошу их забыть и предупреждаю, что впредь всякий противозаконный проступок будет мною преследоваться наистрожайшим образом.

В первые же дни моей службы прежний градоначальник генерал И. А. Думбадзе скончался. Похоронили его со всеми полагающимися ему военными и гражданскими почестями. От жизни ушел хороший по душе человек, верный слуга Царя и Родины, администратор безукоризненной честности. Со смертью его мне было легче приняться за искоренение тех неправильностей, что упрочились в Градоначальстве за время его болезни, без его ведома.

Больным вопросом являлось отношение к евреям. Их заставляли периодически подавать прошения о праве жительства, оплачиваемые гербовым сбором. Пришлось объяснить, что этим как бы установили незаконный налог и т. д. Собрал приставов, напомнил мое требование - "всё по закону". Обещали. Но не прошло и нескольких дней, как приехавший в Ялту и остановившийся в "России" известный петроградский адвокат еврей, подвергся нажиму со стороны полиции. Адвокат послал две телеграммы в Петроград, разделывая, конечно, Градоначальство. Меня предупредили. Вызвал пристава. В чем дело? Тот бросился на колени. - Простите, больше не буду. - Предложил урегулировать дело. Закон был восстановлен. Адвокат послал телеграмму: - предыдущие считать недействительными.

Вскоре ко мне явилась группа общественных деятелей и очень деликатно просила объяснить, как я буду относиться к евреям. Я не скрыл моего удивления подобным вопросом и ответил: "по закону".

Визитеры думали, что я шучу. Я разъяснил, что для меня выражение "по закону" есть нечто серьёзное, это целая система. Основа всего. Я разъяснил, что и для меня и для самих евреев будет всё гораздо проще и яснее, раз мое отношение к ним будет регулироваться законом, и только законом.

- Ведь, посудите сами, господа, если я стану действовать до "усмотрению", то сегодня оно может оказаться удобным для евреев, а завтра я могу встать с левой ноги и мое усмотрение окажется для евреев невыгодным. А закон ясен. Будем руководствоваться законом и всё будет в порядке. - На меня смотрели с удивлением, но возражать не приходилось. Распрощались.

Прошло несколько дней. В Градоначальстве стали выселять евреев из местечек, где они имели право по закону селиться, и предлагали переехать в Ялту, как город.

Вдруг получаю письмо от Вел. Кн. Ксении Александровны, которая просила не выселять из Алупки одну еврейку и т. д. Оказывается, еврейка нашла ход к Великой Княгине через одного из бывших у меня визитеров по еврейскому вопросу и через одного доктора.

Я был возмущен бесцеремонностью общественного деятеля. Я поехал к Великой Княгине, доложил всю деликатность моего положения по водворению в крае именно законности и т. д. Я обещал похлопотать об удобствах для еврейки, но только в Ялте. Великая Княгиня поняла меня и на своей просьбе не настаивала. Еврейка была перевезена в Ялту на моем автомобиле, водворена хорошо и т. д.

Окончив с еврейкой, я пригласил бывших у меня визитеров и пристыдил их. Как же, господа, ведь согласились, что лучше действовать "по закону" А что же вышло? Дабы обойти "закон", обратились к Вел. Княгине. И я должен был не исполнить просьбы Ее Высочества. Что же вы думаете, господа, что это приятное и легкое для меня дело не исполнить просьбы Великой Княгини, не исполнить просьбы сестры Государя Императора?.. Что же это, хорошо с вашей стороны? Вот каковы вы, господа, общественники. Вот что такое "закон" для вас. - Много я наговорил тогда истин представителям общественности, хотя и с улыбкой. А на прощание их заверил, что и впредь в Градоначальстве всё будет делаться "по закону".

По условиям войны весь наш чудный край представлял теперь как бы одну колоссальную лазарет-здравницу. Всюду были устроены госпиталя или Комитета Императрицы Александры Федоровны или Красного Креста, Земгора или иных благотворительных организаций или частных лиц.

Не было интеллигентной семьи, в которой бы кто-либо из дам не работал на раненых. Все, кто не мог устроиться на фронт, работали, как могли, на местах. Многие богатые люди имели у себя домовые лазареты. У многих жили выздоравливающие офицеры. В Ливадии был устроен большой лазарет, отчеты о котором, ежедневно отсылались Императрице Александре Федоровне.

Будучи, по должности, представителем Верховного начальника Военно-санитарной части для моего Градоначальства, я представился в Петрограде принцу Ольденбургскому. Его Высочество дал мне руководящие указания и просил, при замеченном где-либо упущении, телеграфировать ему непосредственно. И, когда я воспользовался однажды этим разрешением по поводу одного лазарета Земгора, на администрацию которого ко мне поступило несколько жалоб офицеров и рапорт коменданта, принц не замедлил обрушиться по телеграфу строгою карою.

Всё в крае жило для войны. Я окунулся в новое для меня дело, и оно вскоре захватило меня полностью.

С первых же дней мне пришлось соприкасаться с членами Императорского Дома. Приехав в Ялту, я еще застал в Ливадии Вел. Кн. Марию Павловну Старшую. Великая Княгиня стояла во главе обширной организации по снабжению выходящих из госпиталей теплого одеждою. Организация охватила всю Россию. Но на Южном берегу Крыма было сосредоточено такое количество организаций, находившихся под покровительством Царицы, что возникло несколько вопросов о разграничении компетенции высоких покровительниц.

Великая Княгиня тактично обошла подводные камни. Приняв меня величественно ласково в Ливадийском саду, в садовом кресле, среди цветов, Великая Княгиня объявила, что центр деятельности ее комитета будет устроен в Симферополе, а что в мое распоряжение все-таки будет передано пять тысяч рублей на нужды выздоравливающих. Великая Княгиня упомянула о широкой организации Ее Величества и пожелала мне всяческих успехов.

Сопровождавший Великую Княгиню сенатор Д. Б. Нейгард не замедлил передать мне деньги, причем подчеркнул, что район Градоначальства не входит в круг деятельности Великой Княгини, так как тут всё делается по указанию Ее Величества. Я понял всё. Еще в Петрограде я слышал, что пребыванием Вел. Княгини в Ливадии недовольна Императрица. Ее Величество была задета тем, что Великая Княгиня обратилась за разрешением остановиться в Ливадии не к ней, а к Государю Императору.