Собрание сочинений (Том 2)

В огорчении страшном Люда. Вот какие у всех родители. У Люды же мать - кухарка.

- Да что ты! - Мать утешает девочку. - Я работу свою люблю. Людям пользу она приносит.

- Так-то так, - соглашается Люда, - а всё же...

Побывала Люда однажды в столовой. Поразилась, взглянув на маму: белый передник, белый колпак. Слева и справа стоят помощники. Вошла осторожно на кухню девочка. Плита тут огромная. Баки, кастрюли в ряд. Ножи на кухне почти метровые. Черпаки не уступят вёдрам. Словно крышки от бочек - вот какие большие сковороды. Захватило у Люды дух.

Рядом с кухней - столовая. Заглянула Люда в окно для раздачи пищи. Люди сидят, обедают.

Знают рабочие Людину маму.

Вот подошёл к окну, пригнулся, крикнул какой-то парень:

- Анна Ивановна, большое спасибо за щи! Царские нынче щи.

Подошёл пожилой рабочий:

- Ну и котлеты! Мастерица у нас Ивановна.

На окнах в столовой висят занавески. Белым и чистым покрыты столы. Любо зайти в столовую.

- Красота, - говорят рабочие. - Это Ивановна всё, Ивановна. Это она для людей старается.

Любят рабочие Людину маму, уважают. Избрали они её делегатом на Всероссийский съезд Советов в Москву, в высший орган Советской власти.

Растерялась от неожиданной чести женщина, от людского доверия к ней. Тут же при всех расплакалась.

- Что ты, что ты, Анна Ивановна!

- Доброй дороги тебе, Ивановна!

Вытерла женщина слёзы.

- Да как же я там управлюсь? Там же решать дела всего государства.

Улыбаются ей рабочие:

- Не смущайся, справишься, Анна Ивановна. Смелей поезжай, Ивановна.

Гордится Смирнова Люда. Мать у неё кухарка, а едет державой править.

ДОЛГИЕ ЛЕТА

Деревня Усатовка за Уралом, в лесах да в глуши. Два месяца до неё катилась, прежде чем докатилась, весть о Великой Октябрьской революции. Привёз её из города Екатеринбурга уральский рабочий Андрей Задорнов. Его специально послали. С первым заданием, как агитатора.

И вот повёл Задорнов среди мужиков такой рассказ-агитацию и про партию большевиков, и про Советскую власть, и про товарища Ленина, что те только стояли рты поразинув.

- Выходит, земля теперь наша?

- А как же, на то и декрет.

- А заводы - рабочим?

- Рабочим и всему государству.

- И с немцами замирятся?

- Мир всем народам - так говорит Советская власть!

- А он, Ленин, какой? Молодой или старый?

- Не молодой и не старый, в самой цветущей поре. Роста он среднего. Волос на голове мало, почти что нет. Бороду носит, да не то что у вас, не лопатой, а клинышком. Голова большая - считай, что две головы.

- Ух ты!

Понравилась мужикам агитация. Всё ясно, понятно - народная нынче власть. Спасибо товарищу Ленину.

Посовещались они и решили в честь партии большевиков и товарища Ленина отслужить церковный молебен. Обратились к батюшке.

- Вы что, подурели?! - набросился батюшка. - В честь большевиков - и молебен! Слушать вас не хочу. Прочь, прочь из собора!..

- Эй, стой, не кричи! Народная нынче власть. Давай исполняй крестьянскую волю.

Священник и так и сяк: мол, в хворости он, мол, голос осип. Не принимают увёрток крестьяне. Читай им молебен, и точка. Сдался священник.

- Всевышний, всемогущий, всевидящий... - начинает тихим голосом батюшка.

- Громче, громче! - кричат крестьяне. Стоят они, крестятся, бьют земные поклоны.

- Партии большевиков долгие лета!

- Товарищу Ленину долгие лета!

- До-о-олгие ле-е-ета!

Узнал Задорнов про молебен, схватился за голову.

- Да где это видно, - кричал на крестьян, - чтобы в церкви да и вдруг про Ленина! Что я теперь в Екатеринбурге скажу?

Разводят крестьяне руками. Батюшка кричал, этот кричит.

- Да ты не кричи. Мы же по всей, по правильной форме.

Едет назад в Екатеринбург Задорнов: "Эх, эх, не сумел, не туда загнул... Никудышный из меня агитатор".

И батюшка места себе не находит: "Без ножа, чёртов сын, зарезал. Эка как взбаламутил крестьян. Видать, самого сильного к нам прислали".

КЛЯТАЯ ЛУГОВИНА

Приехал, как-то в деревню Глуховку к отцу и матери токарь Путиловского завода Прохор Знатков.

Понабежали в избу родичи и соседи:

- Ну, как там в Питере? Как поживают рабочие?

- Хорошо в Питере, - отвечает Знатков. - Дружно живут рабочие. Повыгоняли буржуев с заводов. Сами теперь хозяева. Ну, а как у вас здесь.

- И нам хорошо, - отвечают крестьяне. - Помещиков взашей. Землю нарезали. Скот нынче у каждого. Барскую луговину делить будем.

- Луговину?!

- Ну да, ту, что у речки у Березайки, что от Клятого омута по ту и другую сторону.

- Так зачем же ее делить?

- Как - зачем?! Чтобы каждому своя часть приходилась.

- Ну это вы зря, - произнёс Знатков. - Сделали бы луговину общей. Сообща бы её косили. Да и скотине так будет привольнее.

Усмехнулись крестьяне:

- "Общей"... На кой она общая! Нет, каждой травинке хозяин нужен.

Пытался приехавший говорить про завод - вот, мол, у них, у рабочих, заводы же общие.

- Ну, паря... Ты нам заводом не тычь.

Вскоре Прохор Знатков уехал. А мужики собрались и проголосовали так, как задумали: "Делить луговину - и точка".

Разделили. Но тут началось в Глуховке вдруг такое, чего и в прежние времена не случалось.

Пригонят мужики на рассвете скотину на луг. Ну, а дальше? Дальше сиди и смотри, чтобы твоя корова не зашла на чужой участок. А корова - как есть скотина. Где ей знать про крестьянское голосование. Так и норовит на надел к соседу.

Появились на лугу изгороди и межевые столбы. Пастухов развелось невидимо. Целый день крики:

- Куда пошла!..

- У, ненасытная!..

- Ванька, Вань-ка! Да уйми ты свою безрогую...

И чем дальше, тем хуже. К середине лета глуховские крестьяне все до единого перессорились между собой. В гости друг к другу не ходят. На улице не здороваются. Волками да лисами один на другого смотрят. И кто его знает, чем бы все это окончилось, да только в разгар жнивья снова приехал в родную Глуховку из Питера Прохор Знатков. Идёт он со станции полем. Рожь стоит спелая, высокая, налитым колосом к земле пригибается, осыпается рожь.

"А где же косцы? - поразился Прохор. - Может, в деревне беда какая?"

Ускорил он шаг. Вышел к реке, к луговине. Смотрит, луговина - что улей. Вооружились крестьяне кольями, вот-вот и война начнётся.