Жертвы Ялты

Тем не менее все прошло по плану, и 26 марта последние отряды прибыли в учебный лагерь в Либерозе, к северу от Коттбуса. Немецкий командующий группы армий «Висла» генерал Хейнричи с немалым удивлением встретил неожиданное подкрепление и поначалу не мог придумать ему подходящей задачи, но в конце концов решил пустить русским солдатам кровь в наступлении на плацдарм советских войск в Эрленгофе, к югу от Франкфурта-на-Одере. На эту позицию уже была предпринята неудавшаяся атака, после которой плацдарм еще дополнительно укрепили. Это была невероятно трудная задача, но Буняченко согласился на нее при условии, что ему будет обеспечена достаточная артиллерийская поддержка. Наступление началось в 5 часов утра 14 апреля и закончилось полным поражением: власовцы, не поддержанные, как было условлено, артиллерийским огнем, не говоря уж о помощи с воздуха, волнами бросались на хорошо укрепленные, обнесенные проволокой советские позиции. После ожесточенного четырехчасового боя Буняченко приказал отступить.

Вернувшись в Либерозе, дивизия занялась зализыванием ран, а Буняченко со штабом принялись решать, что делать дальше. Все понимали, что поражение немецкого союзника неизбежно, а воевать в тех условиях, которые им создали, — бессмысленно. Власов и его старшие офицеры тоже пытались разобраться в критическом положении, в котором они оказались. Ясно было одно: уже само их пребывание в Германии неминуемо приведет РОА к катастрофе. Через несколько дней произойдет встреча американской и Красной армий, и даже если расчеты на долгожданный разрыв между союзниками оправдаются, РОА это ничего не даст — столкнувшиеся глыбы сотрут её в порошок. Слабая надежда маячила им только на юго-востоке: Красной армии еще предстояло продвигаться вверх по Дунаю и в Богемию, а национальные движения в Чехословакии, Венгрии и Югославии ожесточенно сопротивлялись советскому владычеству, кое-где даже шли бои, а в Греции английские войска подавили попытку коммунистов захватить власть в стране. В кругах КОНР было много разговоров о создании «третьей силы» из этих разрозненных, но заведомо антикоммунистических сил. Кроме того, имелись еще казаки. Фон Паннвиц, Доманов и Краснов согласились на включение своих частей в РОА. Доктор Крёгер присутствовал на торжественном обеде в Берлине, где собрались представители казаков и КОНР. Он вспоминает, что, несмотря на неблагоприятную ситуацию, там царила атмосфера радостного энтузиазма и надежд.

Как бы то ни было, последняя возможность выжить оставалась лишь на юге. Буняченко, с некоторым запозданием проявляя свой талант, начал свой необычный поход, который вполне справедливо сравнивали с походом Ксенофонта §§. 1-я дивизия РОА продвинулась почти на 500 километров к югу. С левого фланга наступали советские войска, к тому же приходилось сопротивляться попыткам немецкой группы армий «Центр» заставить их вернуться на фронт. Фельдмаршал Шернер даже потребовал выдачи непокорного Буняченко и его немедленной казни, но в тех условиях это было вряд ли возможно, да и сам Шернер через несколько дней попал в плен к американцам, и Буняченко спокойно продолжал свой поход. Пройдя восточнее Дрездена, дивизия вступила в Чехословакию, и 29 апреля штаб-квартира 1-й дивизии РОА расположилась в деревне Козоеды, севернее Праги. Здесь, за Рудными горами, Буняченко и 25 тысяч его людей могли немного передохнуть и подумать о дальнейших планах.

В Чехии в то время действовали два русских формирования. 19 апреля, в связи с приближением американской 7-й армии, учебным лагерям РОА в Мюнзингене и Хейберге пришлось эвакуироваться. 2-я дивизия РОА под командованием Зверева вместе с авиакорпусом Мальцева и другими резервными формированиями (всего около 22 тысяч человек) вышли к Фюрстенфельдбруку, к западу от Мюнхена. Отсюда их поездом отправили в Лиенц, и они двинулись на север, чтобы сойтись у Праги. К 4 мая войска Зверева оказались на пути к Праге, между Бадвайсом и Страконицами. Ближайшими вражескими войсками была не Красная армия, находившаяся еще довольно далеко на востоке, в Словакии, а американская 3-я армия генерала Паттона, уже стоявшая на границах Чехии. В генеральном штабе РОА ничего не знали о секретном соглашении, по которому западные союзники уже уступили Советам всю Чехословакию, и власовцы полагали, что Чехия может перейти под контроль американцев.

Положение на фронтах ухудшалось с каждым днем, мечты о соединении с казаками или антикоммунистическими югославами рассыпались в прах, и командирам стало понятно, что различные формирования РОА должны действовать самостоятельно — пока вообще остается хоть какая-то свобода решений. Постепенно они пришли к выводу, что единственный выход — это попробовать начать переговоры о сдаче в плен американцам при получении, как они надеялись, удовлетворительных гарантий.

Первую попытку такого рода предпринял генерал Ашенбреннер, атташе немецких военно-воздушных сил при авиакорпусе Мальцева. В конце марта Ашенбреннер завязал в Праге знакомство с предприимчивым ученым Теодором Оберлендером, большим знатоком русских дел. Оберлендер в конце 20-х — начале 30-х годов бывал в СССР в качестве профессора сельского хозяйства из Кенигсберга и даже, на подмосковной даче Радека, встречался с Бухариным, о способностях которого был самого высокого мнения. Ему не разрешили вывезти из страны заработанные деньги, и он потратил их на поездки в Грузию. Позже, при разработке плана «Барбаросса», абвер обратил внимание на этого человека, и он начал войну в украинском батальоне «Нахтигаль» («Соловей»), которым командовали немцы, а затем, когда в 1942 году немецкие войска дошли до Кавказа, стал командиром антисоветского формирования горцев. В формировании поначалу было около 1100 кавказцев, набранных из военнопленных в немецких лагерях. Затем отряд увеличился до 1600 человек за счет перебежчиков из красноармейских частей, с которыми ему приходилось сражаться.

22 июня 1943 года, ровно через два года после вторжения в СССР, Оберлендер распространил в военных кругах меморандум о немецкой политике в России, где выражал свое возмущение слепотой немецких властей, которые бессмысленными жестокостями восстановили против себя людей, поначалу встречавших немцев как освободителей, и сформулировал и обосновал в десяти предложениях более гуманную и разумную политику, назвав её «Союз или использование». Этот смелый шаг вызвал ярость в высших кругах: Кейтель отстранил Оберлендера от командования, а Гиммлер пытался и вовсе засадить его в концентрационный лагерь. Оберлендера спасло только вмешательство генерал-губернатора Праги Франка. В конце концов, после эвакуации армии из Дабендорфа в Судеты, он был назначен последним комендантом учебного заведения для офицеров РОА *676.

Оберлендер был в Праге, когда Ашенбреннер разыскал его и привез в Мариенбад для встречи с Мальцевым и другими офицерами авиакорпуса РОА, чрезвычайно обеспокоенными своим положением. В последовавшей беседе Оберлендер поддержал предложение сдаться американцам, считая это единственной возможностью избежать сдачи в плен Красной армии, что, разумеется, было для власовцев немыслимо. Узнав, что Оберлендер владеет английским, Ашенбреннер предложил ему выступить в качестве посредника в переговорах о сдаче корпуса, и тот согласился. Уезжая на другой день из Мариенбада, он вез с собой письмо Ашенбреннера, спрятанное в ботинке. Дело следовало держать в секрете не только из опасения, что доктор Крёгер доложит о плане своим начальникам по СС, но и потому, что находившиеся на передовой части СС могли задержать Оберлендера и расправиться с «предателем».

Вооруженный одним лишь пистолетом, Оберлендер перешел линию фронта и добрался до замка графа Кобургского. Через три дня, когда американские танки окружили деревню, он разыскал американского офицера, майора Штейна, и сдался ему в плен, объяснив, что должен повидать командира. Штейн передал эту просьбу по инстанции, и на следующий день, 24 апреля, Оберлендера привели в конференц-зал. Висевшие на стене оперативные карты были поспешно прикрыты. Немца допрашивали генерал Кеннеди и шесть полковников. Он объявил о своем намерении вести переговоры о сдаче в плен авиакорпуса Мальцева с одним-единственным условием: чтобы их не передали Советам. Генерал, мало что понимая в этом деле, спросил, за кого воюют эти русские — за Германию или США? Оберлендер объяснил, что речь идет о части антикоммунистической армии генерала Власова, они никогда не воевали против американцев, но, если на них нападут, они, разумеется, окажут сопротивление, и в этом бессмысленном бою могут погибнуть многие американцы. Генерал заявил, что, разумеется, предпочел бы избежать такой случайности, но ничего не может обещать, не переговорив предварительно с русским командиром.