История Советского Союза. 1917-1991

Можно было бы подумать, что реформа повлекла за собой назначение многих новых партийных работников, но на самом деле Хрущев собирался, напротив, сократить их число. Он рассчитывал заменить многих получавших постоянную заработную плату партийных аппаратчиков на добровольцев, которые работали бы безвозмездно. Целью, которую он преследовал при этом, было вовлечение в высшую партийную политику как можно большего числа простых членов партии. И опять это стало оскорблением для большинства постоянных партийных работников, которые рассматривали свою деятельность как в высшей степени специальную — чуть ли не окутанную покровом мистики и ни в коем случае для посторонних недоступную.

Новая концепция взаимоотношений между партией, государством и народом требовала также и переосмысления отношений между законом и обществом. Прежде всего реформы законодательства, начиная с 1950 г., [24] преследовали две цели: сделать закон более постоянным и предсказуемым, т.е. исключить произвольность его толкования и террор, и вовлечь простой народ в большей степени, чем это было раньше, в законодательный процесс. Разумеется, две эти цели вовсе не всегда и отнюдь не легко было совместить: само собой разумеется, что часто они вступали в прямой конфликт между собой. Более того, поскольку партийное руководство рассчитывало предотвратить возврат к террористическим методам управления, оно вовсе не собиралось лишать себя возможности применения законных методов, необходимых для сохранения монополии на власть. По этим причинам имела место некоторая напряженность и двусмысленность реформы законодательства.

Наиболее важным было новое уголовное законодательство, обнародованное в декабре 1958 г. Его основным принципом стало то, что гражданин мог быть осужден только законным судом и только на основании определенной статьи уголовного кодекса. Таким образом, военные и чрезвычайные трибуналы отныне не рассматривали обычные гражданские и уголовные дела. Приговор теперь не мог быть вынесен на основании таких смутных понятий, как “враг народа” и “контрреволюционная деятельность”. Никто не мог быть осужден на основании принадлежности к какой-либо социальной группе или как родственник осужденного. Преступные “намерения”, “аналогичные” тем, что предусматривались статьями уголовного кодекса, также не могли быть основанием для вынесения приговора. Человека теперь нельзя было осудить исключительно за его убеждения (что сплошь и рядом происходило в сталинских судах), но требовались доказательства преступных действий, это устанавливалось судом. Сроки наказания были резко сокращены — максимальный составлял теперь десять лет (вместо двадцати пяти). Смертная казнь предусматривалась только за государственную измену.

Для того чтобы нормы законности охватили как можно больше простых людей, был восстановлен институт 1920-х гг. — “товарищеские суды”. Такие суды могли созываться местными советами, профсоюзными организациями и домовыми комитетами (они управляли большими жилыми комплексами) для разбора дел о мелких правонарушениях. Такие суды состояли из трех членов, которые в каждом случае набирались из пятидесяти заседателей товарищеских судов, переизбиравшихся ежегодно. Товарищеские суды не имели полномочий выносить приговоры о тюремном заключении, но могли назначать штрафы до пятидесяти рублей и выносить приговоры об исправительных работах по месту службы. Они также могли рекомендовать понижение в должности и увольнение с работы или выселение с занимаемой жилплощади.

В газетной кампании, которая сопровождала введение товарищеских судов, подчеркивалось, что со временем они должны будут заменить собой обычные суды, что происходило бы в рамках общего движения к “самоуправлению”. В прессе того времени можно было встретить утверждения и рассуждения в подобном роде: “Разве не может советский народ сам разобраться с нарушителями социалистического правопорядка? Конечно, может. Наша общественность подготовлена и оснащена для этого не хуже милиции, судов и прокуратуры! Самой важной в этом смысле является профилактическая и просветительная работа”. Началась кампания по юридическому просвещению общественности, для чего было использовано общество “Знание”, организовывавшее лекции и выставки. Все это сопровождалось кампанией против прогульщиков, жуликов, хулиганов и пьяниц: на заводах и даже на городских улицах появились плакаты с фотографиями правонарушителей, сопровождавшиеся надписями вроде: “Они позорят наш город!”

Опыт работы товарищеских судов показал, что они прекрасно подходят для сведения личных счетов и мелкой мести и на работе, и в своем жилом массиве. Поэтому они постепенно лишились доверия со стороны официальных юридических органов. Их стали применять все реже, не говоря уж о постепенной замене обычных судов.

Да и власти действовали вполне двусмысленно, применяя ими же утвержденные законы. Прекрасным примером тому может послужить законодательство против “тунеядцев”, в некоторых союзных республиках принятое уже в 1957 г. Оно было направлено против тех, кто официально не состоял на государственной службе и соответственно регулярной заработной платы не получал. Как и законы против бродяг в Англии шестнадцатого века, это законодательство можно было обратить против любого, кто вызывал недовольство властей: не составляло особого труда выгнать человека с работы и сделать невозможным его поступление на любую другую. Однако юристы отвергали расплывчатые и неопределенные фразы вроде “существование на нетрудовые доходы” или “работа для вида”. Словоупотребление ужесточилось, но законы существовали все же в кодифицированном виде. Самым примечательным был случай осуждения молодого ленинградского поэта Иосифа Бродского в феврале 1964 г.: поскольку он не был членом Союза писателей, суд отказался признать его переводы трудовой деятельностью.

Ясно, что и сам Хрущев сомневался относительно принятых под его эгидой законов. В 1961 г. он восстановил смертную казнь за широкий набор экономических преступлений — это могло означать и подпольное производство, и торговлю, и валютные операции в широких масштабах. Вообще это показывало, насколько советское руководство было озабочено в то время расцветом черного рынка. Практически все профессиональные юристы восстали против введения смертной казни, но их голос не возымел никаких последствий. Более того, Хрущев вознамерился задним числом применить этот закон к двум известнейшим валютчикам и спекулянтам золотом — Рокотову и Файбишенко. Они незаконными способами сколотили состояние около двух миллионов рублей и уже были осуждены. Рассказывают, что генеральный прокурор Р. А. Руденко протестовал против придания в данном случае закону обратной силы, считая, что это было бы “нарушением социалистической законности”. По слухам, Хрущев тогда спросил у него: “Что для тебя важнее: твоя законность или социализм?” Эти двое были расстреляны. Нет более яркого примера того, что политика все еще превалировала над законностью.

Но все же простые граждане в результате кампании борьбы за “социалистическую законность” стали лучше осознавать свои права. Несомненно, что теперь закон защищал их лучше, чем при Сталине. Нет сомнений и в том, что теперь и закон, и общественные нравы исключали террор как средство консолидации общества. Все это сделало манипулирование законом для властей затруднительным — подробнее мы поговорим об этом в 14-й главе.

В своей социальной политике Хрущев пытался заработать политические очки. Он старался направить энергию народа на производство, избавиться от тех крайних форм насилия, что применялись при Сталине, и хоть как-то смягчить ту абсолютную бедность, которая была до 1953 г. нормой существования. Так, например, уголовная ответственность более не угрожала рабочим за прогулы и добровольное увольнение с работы, т.е. они обрели большую степень свободы в поисках подходящих для них условий труда и оплаты. Были значительно усилены и меры социальной защиты населения: в стране, где после войны осталось так много инвалидов, сирот и полусирот, это было особенно важно.