Люди города Ура

Что бы ни говорили многие современные специалисты по мифологии, подвергая сомнению теорию симпатической (сопричастной) магии Дж. Фрэзера и отвергая ее как упрощенную, трудно сомневаться в том, что брак Инаны и Думузи ощущался как имитирующий и в то же время стимулирующий процессы природного размножения и создания плодородия. Об этом ясно говорят сами древние культовые тексты.

Говорит Инана:

И далее Инана просит своего жениха об изобилии молока, о наполнении скотьих загонов и амбаров. [585]

Все это не произвольные метафоры; их вообще не бывает в древней культовой поэзии: каждая метафора — отражение определенного элемента мировоззрения или мироощущения, и не случайно ритуал «Службы Инаны» падал на главный месяц посева.

Брак этот разыгрывался в обряде как любовное сочетание жреца ēn, представлявшего Думузи, и жрицы, представлявшей Инану. Уже и в более ранние времена цари Ура и Урука принимали на себя нередко функции эна Инаны (в мифе — Эн-Меркар и, по-видимому, Гильгамеш, [586] в истории — цари I династии Ура — II династии Урука: Месанепада, Эн-Шакушана и другие). Частью коронационного обряда царей «Шумера и Аккада» стал священный брак с Инаной со времени царя III династии Ура Шульги (2093–2046 гг. до н. э.); соответствующие литургические песнопения упоминают Думузи уже только косвенно, а «адресованы» они непосредственно очередному царю, будь то урский Шульги или иссинский ИддинДаган. [587] Об этой церемонии мы еще далее скажем, когда вернемся собственно к жрице-энтум. Завершался обряд (вероятно, в месяце dul-ku(g)?) тем, что Инана «назначала судьбу» своему супругу, как когда-то она «назначила» Думузи «божественность на земле».

Свадьба Инаны и Думузи, видимо, сопровождалась игрищами типа карнавала или масленицы; именно они, очевидно, и назывались «службой», или «работой Инаны» (kin-^dInana). Для Урука, города богини плотской любви, было вообще характерно широкое распространение как «посвященной», так и «запретной», но все же покровительствуемой Инаной проституции, в том числе и гомосексуальной; но в этот «карнавальный» сезон деятельность кадиштум, иштаритум и т. п. принимала массовый, разнузданный, оргиастический характер, ибо бесчисленное повторение полового акта ощущалось, вероятно, как магически усиливающее функцию акта основного — брака бога и богини, функцию, стимулирующую всеобщее размножение. Эти сопутствующие любовные сближения и выпадали на долю «посвященных» жриц, «иштарочек» и т. д.; в принципе они, как и брак Инаны и Думузи, должны были получать определенное обрядовое оформление (как мы знаем по терракотовым рельефам на «Патерностер роу» и более поздним — конца II тысячелетия до н. э. — ритуальным свинцовым плакеткам с изображениями, найденным в храме Иштар в г. Ашшуре на севере Месопотамии); но среди общего веселья это, наверное, выдерживалось не строго, и к «посвященным» во множестве присоединялись в той же деятельности «запретные» блудницы, «шляющиеся по рынку», а может быть и другие.

О «карнавале» Иштар, с процессией, с ряжеными, порой вооруженными, с шутами — уродами и евнухами, состязаниями в силе, с самоизувечиванием и широким участием всяческих блудниц, мы знаем главным образом из других, более поздних текстов (например, из «Эпоса об Эрре» [588]); однако, как мы увидим, на эти игрища есть прямое указание и в одном из «плачей» Инаны по своему супругу, дошедшем от времени царств Ура, Иссина или Ларсы. Позже жрицам энтум, укбабтум и надитум было, по-видимому, запрещено рожать, и собственно «священный брак», видимо, начал превращаться в символическое действо. В Уруке в XI в. до н. э. игрища Иштар пытались запретить, что было воспринято как серьезнейшее народное бедствие. [589]

Ритуальные сражения и самоизувечение, возможно, следует рассматривать как пережиток инициационных обрядов (т. е. обрядов посвящения юношей в мужи путем физических и других испытаний). Следы инициационных представлений, по-видимому, вообще прослеживаются в мифологии Шумера и Аккада.

После того как справлена свадьба Инаны и Думузи, начинается главная, драматическая часть мифа — вначале, в брачных песнопениях, делались только намеки на то, что Думузи за любовь к богине будет суждена печальная судьба.

По неизвестной причине Инана решает спуститься в Преисподнюю, по всей вероятности для того, чтобы оспорить власть ее царицы Эрешкигаль, хотя это прямо нигде не сказано. Для этого она одновременно покидает семь храмов, где ее почитали в семи городах Месопотамии, и во всей своей прелести и в царственном облачении является перед привратником подземного мира, которого уверяет, что явилась на похороны мужа Эрешкигаль. [590] По приказанию царицы мертвых привратник проводит Инану через семь ворот Преисподней и в каждых снимает с нее ее магические уборы, пока юная богиня нагой и бессильной не предстает перед Эрешкигаль. Эрешкигаль вместе с судьями подземного мира приговаривает Инану к смерти; труп ее вешают на крюк. Здесь тело Инаны пребывает семь лет, семь месяцев и семь дней.

Обычно в современных изложениях мифа говорится, что тем временем на земле прекращается плодородие. Но древние тексты говорят лишь о прекращении совокупления людей и животных; вполне возможно, что все уже посеянное продолжает расти. Однако, так или иначе, после «масленицы» на земле наступает «великий пост».

Вестница Инаны, Ниншубур, [591] заранее предупрежденная своей госпожой, поочередно обращается за помощью к богам Энлилю, Нанне и Энки. Но только третий из них, Энки, принимает меры для спасения Инаны: из грязи под ногтями он создает двух шутов-уродцев (предположительно гомосексуальных или евнухов): kur-gar-(r)a и kala-tur. Из других текстов можно заключить, что это были именно шуты, вызывающие смех, но из текста «Хождение Инаны в Преисподнюю» это непосредственно не видно. Здесь говорится: