Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио

После ужина и «непринужденной беседы» Риббентроп со свитой отправился в Большой театр, где была зарезервирована правительственная ложа, и посмотрел один акт «Лебединого озера» (стало быть, этому балету давно везет в политической истории!). «Собравшаяся в театре публика проявила оживленный и благожелательный интерес к высоким немецким гостям», – деликатно пишет Хильгер. Конечно, как было не поглазеть на заезжую знаменитость, тем более из той страны, которая позавчера была исчадьем ада (выражение «империя зла» вроде еще не было в ходу), а вчера стала лучшим другом. «Сам спектакль явился новым доказательством высокого уровня русского балета, главные роли в честь высокого гостя исполнялись наилучшими русскими балеринами». В области балета мы уж точно были впереди планеты всей. При всех режимах. Риббентропу понравилось.

В час ночи двадцать девятого началась заключительная фаза переговоров. Хенке запомнилось, как Риббентроп говорил с Гитлером по телефону, стоявшему на столе Молотова (хоть кино снимай!) В пять утра были подписаны договор о дружбе и границе, секретные протоколы и письма. Карты с проведенной от руки линией новой границы были подписаны Сталиным и Риббентропом еще до ужина. Именно они так будоражили воображение общественности Советского Союза в 1989 г. Только молва относила их к пакту о ненападении, заключенному месяцем раньше, когда Польша еще не «распалась», хотя и «готовилась», по словам Потемкина, к этому…

Основной текст договора гласил:

«Правительство СССР и Германское Правительство после распада бывшего Польского государства рассматривают исключительно как свою задачу восстановить мир и порядок на этой территории и обеспечить народам, живущим там, мирное существование, соответствующее их национальным особенностям. С этой целью они пришли к соглашению в следующем:

Статья 1. Правительство СССР и Германское Правительство устанавливают в качестве границы между обоюдными государственными интересами на территории бывшего Польского государства линию, которая нанесена на прилагаемую при сем карту и более подробно будет описана в дополнительном протоколе.

Статья 2. Обе стороны признают установленную в статье 1 границу обоюдных государственных интересов окончательной и устраняют всякое вмешательство третьих держав в это решение.

Статья 3. Необходимое государственное переустройство на территории западнее указанной в статье линии производит Германское Правительство, на территории восточнее этой линии – Правительство СССР.

Статья 4. Правительство СССР и Германское Правительство рассматривают вышеприведенное переустройство как надежный фундамент для дальнейшего развития дружественных отношений между своими народами.

Статья 5. Этот договор подлежит ратификации. Обмен ратификационными грамотами должен произойти возможно скорее в Берлине. Договор вступает в силу с момента его подписания». [443]

К договору прилагались конфиденциальный протокол о взаимном обеспечении эмиграции фольксдойче из советской зоны и украинцев и белорусов из германской зоны и два секретных протокола. Первый исправлял секретный дополнительный протокол к пакту о ненападении: «обмен» Литвы на Люблинское и часть Варшавского воеводств. Второй гласил:

«Обе Стороны не будут допускать на своих территориях никакой польской агитации, затрагивающей территорию другой стороны. Они будут подавлять на своих территориях все источники подобной агитации и информировать друг друга о мерах, предпринимаемых с этой целью».

Заключение пакта сопровождалось декларацией за подписями Молотова и Риббентропа, которая звучала многозначительно и даже угрожающе (за основу был принят немецкий проект):

«После того как Германское Правительство и Правительство СССР подписанным сегодня договором окончательно урегулировали вопросы, возникшие в результате распада Польского государства, и тем самым создали прочный фундамент для длительного мира в Восточной Европе, они в обоюдном согласии выражают мнение, что ликвидация настоящей войны между Германией с одной стороны и Англией и Францией с другой стороны отвечала бы интересам всех народов. Поэтому оба Правительства направят свои общие усилия, в случае нужды в согласии с другими дружественными державами, чтобы возможно скорее достигнуть этой цели. Если, однако, эти усилия обоих Правительств останутся безуспешными, то таким образом будет установлен факт, что Англия и Франция несут ответственность за продолжение войны, причем в случае продолжения войны Правительства Германии и СССР будут консультироваться друг с другом о необходимых мерах».

«Остальное время было использовано г-ном министром и Сталиным для обмена мыслями по политическим вопросам». Риббентроп хотел было сделать в заявлении какой-нибудь реверанс в сторону Токио, поскольку «определенные, премущественно военные, круги в Японии хотели бы компромисса с Советским Союзом <куда деваться-то после такого разгрома. – В.М>», но «в этом они наталкиваются на сопротивление со стороны определенных придворных, экономических и политических кругов и нуждаются в поддержке с нашей стороны в их устремлениях». Сталин предложение отверг, сославшись на то, что кабинет Абэ доброй воли никак не проявил, а «каждый шаг Советского Союза в этом направлении истолковывается как признак слабости и попрошайничества». Попросив Риббентропа не обижаться, советский вождь заметил, что знает азиатов лучше, чем его собеседник: «У этих людей особая ментальность, и на них можно действовать только силой». Когда разговор зашел о Европе, Сталин выразился жестко и резко, что видно даже по дипломатичной записи Хильгера: «Советское правительство не собирается вступать в какие-нибудь связи с такими зажравшимися государствми, как Англия, Америка и Франция. Чемберлен – болван, а Даладье – еще больший болван».

На прощание Риббентроп предложил использовать обмен ратификационными грамотами для приезда Молотова в Германию, а также подумать о возможной встрече двух диктаторов. «После несколько скептического ответа Молотова по поводу поездки в Берлин Сталин сказал, что там, где желание, там будет и возможность. Встречу между ним и фюрером он назвал желательной и возможной в том случае, «если живы будем». Живы они были после этого еще не один год, но так и не встретились, как бы ни уверяли нас в обратном любители, точнее – производители – сенсаций.

В 12.40 Риббентроп вылетел в Берлин, заявив перед отъездом для печати:

«Мое пребывание в Москве опять было кратким, к сожалению, слишком кратким. В следующий раз я надеюсь пробыть здесь больше. Тем не менее мы хорошо использовали эти два дня. Было выяснено следующее:

1. Германо-советская дружба теперь установлена окончательно.

2. Обе стороны никогда не допустят вмешательства третьих держав в восточноевропейские вопросы.

3. Оба государства желают, чтобы мир был восстановлен и чтобы Англия и Франция прекратили абсолютно бессмысленную и бесперспективную войну против Германии.

4. Если, однако, в этих странах возьмут верх поджигатели войны, то Германия и СССР будут знать, как ответить на это».

Как в воду глядел: «мюнхенцев» Чемберлена и Даладье, объявивших Гитлеру войну, сменят «беллицисты» Черчилль и Рейно, этой войны страстно желавшие. Дальнейшее известно.

В дополнение к этому сообщению, распространенному ТАСС и ДНБ, Вайцзеккер разослал германским миссиям циркулярную ноту: «Германо-русские соглашения на постоянной основе урегулировали отношения между двумя странами в духе решительного восстановления их исторической дружбы. Идеологии двух стран остаются неизменными и ни в коей мере не затрагиваются данными соглашениями». «Территориальное размежевание государственных интересов, – говорилось далее, – …раз и навсегда устраняет любые будущие разногласия между Германией и Советским Союзом в отношении Польши». [444] Тогда в это верилось. По крайней мере, хотелось верить…