Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг.

— О Молотове мы много читали, его знаем хорошо и ему верим!

Митинг начал принимать нежелательный характер. У трибуны собрались 15-20 человек, настойчиво требовавших дать слово и им. Их попытался успокоить секретарь райкома Россовский. Но когда он сказал, что Молотова никто не знает, то многие стали кричать хором:

— Молотова мы хорошо знаем! Он был у нас, разговаривал с нами!

К трибуне вторично подошел секретарь горкома Банников и стал рассказывать о том, что сделано за последнее время по реализации решений XX съезда по улучшению жизни и быта трудящихся. Его слушали внимательно. Но как только он перешел к осуждению антипартийной группы, снова поднялся шум. Последующие ораторы в большинстве своем сетовали на то, что с Молотовым поступили неправильно, и говорили, что они его поддерживают. При этом некоторые из них «демагогически» заговорили о трудностях с жильем, о нехватке мяса в продаже, противопоставляли рабочих и руководителей. Тех, кто говорил иначе, заглушали выкриками. В такой обстановке президиум, посовещавшись, предоставил слово директору Елынину, который предложил, в связи с большим количеством поднятых вопросов и большим количеством желающих выступить, перенести их обсуждения на рабочие собрания в цехах с тем, чтобы «в спокойной обстановке» разобраться с ними.

Но это предложение было отвергнуто. Стали раздаваться требования принять резолюцию здесь же, на этом митинге, и записать в ней: «Дать слово товарищу Молотову для выступления по радио или приехать на завод, после чего определить, правильно ли решил вопрос ЦК». Ельшин, заявив, что в обстановке общего шума продолжать митинг невозможно, объявил его закрытым и предложил приступить к работе. Однако большинство отказалось расходиться. Чтобы не дать трибуну «демагогам», микрофоны были отключены. Но еще какое-то время Ельшин, Воротников, Росовский и Банников продолжали находиться в окружении больших групп возбужденных (некоторые «в нетрезвом состоянии») рабочих, выкрикивающих всевозможные вопросы, в том числе «провокационного характера», и не желавших выслушивать ответы и разъяснения.

При обсуждении этого скандала в обкоме партии выяснилось, что в самой подготовке митинга было очень много формального. Партком не учел, что в ряде цеховых парторганизаций уже имели место «неправильные вопросы и даже выступления» при обсуждении итогов пленума ЦК, что рекомендация парткома в большинстве цехов не была выполнена и коммунистов там не собирали. Не учтено также было и то, что Молотов в 1955 г. посещал завод и пробыл там около 8 часов. В итоге было решено рассмотреть вопрос о срыве митинга и о мероприятиях в связи с этим на расширенном заседании парткома и на закрытых партсобраниях в цехах, после чего вернуться к обсуждению итогов пленума ЦК на рабочих собраниях, но тоже по цехам. Решено было также отложить проведение митингов на некоторых предприятиях, в частности в Кировском районе, где располагался завод им, Ворошилова ^{991}.

Еще более вызывающие формы и размеры приняло обсуждение итогов пленума ЦК на заводе № 182 Министерства судостроительной промышленности в Каспийске, Там уже на собраниях цеховых коллективов 10-11 июля часть выступавших выражала сомнения в правильности решения пленума, мотивируя это тем, что им неизвестна точка зрения Маленкова, Кагановича и Молотова по внутренней и внешней политике, и ставя вопрос о том, чтобы им предоставили возможность изложить свою точку зрения в печати или по радио. В выступлениях проявлялось и недовольство снабжением продуктами питания. «Отдельные демагогически настроенные лица вносили дезорганизованность в работу собраний, криком и свистом мешали выступать рабочим, положительно относящимся к решению июньского пленума ЦК КПСС, демонстративно уходили с собраний, в связи с чем в этих цехах собрания были перенесены на другое время». Вслед за этим на территории завода и в городе было обнаружено 8 рукописных листовок с требованиями дать слово Маленкову, Молотову и Кагановичу. В одной из них содержался призыв к забастовке. Учитывая все это, было решено провести общезаводское рабочее собрание по сменам, пригласив на него первого секретаря Дагестанского обкома А.Д. Даниялова ^{992}.

Такое собрание состоялось 15 июля. В связи с тем что заводской клуб был рассчитан на 1000 мест, а на заводе работало 7000 человек, на предварительном совещании с секретарями цеховых парторганизаций и председателями цеховых профбюро, «договорились пригласить на собрание рабочих-активистов и коммунистов, чтобы придать собранию более организованный характер». Но добиться этого не удалось. Зал и фойе оказались переполнены. Возле клуба собрались еще 2 тысячи человек, требовавших перенести собрание на стадион. Само же собрание началось с бурных споров о составе президиума, сопровождавшихся шумом, криком и свистом тех, кто добивался избрания в президиум людей, «заведомо отрицательно настроенных в отношении решений июньского пленума». Шум и свист возобновились, как только Даниялов перешел к информации о пленуме ЦК. Никакие усилия оратора, председательствующего на собрании директора завода Мельникова и депутата Верховного Совета СССР, председателя Центральной ревизионной комиссии КПСС Москатова не дали положительных результатов. Шум и беспорядки еще более усилились после того, как сидевший в президиуме фрезеровщик Абрамов «провокационно» призвал перенести собрание на стадион. В президиум большими группами повалили люди. Шум и свист усиливались. Большинство членов президиума, сочтя, что в такой атмосфере продолжать собрание нельзя, покинули свои места. Но на выходе из клуба Даниялов, Москатов и Мельников были окружены плотным кольцом «злобно настроенных людей, поведение которых показывало, что они способны на самые крайние меры» ^{993}.

Бюро Дагестанского обкома КПСС, обсудив в тот же день случившееся, расценило его как «организованную провокацию, подготовленную враждебно настроенными элементами, действующими тихой сапой через отсталую часть рабочих, и в особенности молодежи». Были намечены мероприятия по усилению политической работы среди рабочих завода. Для ее организации туда на месяц командировали второго секретаря обкома Колесникова с группой республиканского актива. А КГБ предложено активизировать розыск «авторов антисоветских листовок и зачинщиков, пытавшихся дезорганизовать собрание» ^{994}.

Сорвано было собрание на участке «Ледяной» Верхне-Атурянского золотого прииска в Магаданской области, где трое рабочих, неоднократно судимых «за контрреволюционные преступления», позволили себе «клеветнические высказывания в адрес Коммунистической партии и советского строя, в адрес руководителей партии и правительства». При обсуждении проекта резолюции в автобазе № 5 СНХ в поселке Берелех шофер Г.Г. Васильев предложил записать, чтобы Молотов, Маленков и Каганович рассказали по радио о своей антипартийной деятельности, а шофер П.П. Грабарь предложил «выступить т. Хрущеву перед народом с отчетом за период войны, когда он командовал вместе с маршалом Тимошенко под Харьковом и где по их вине были погублены десятки тысяч человек». Председатель Сусуманского райисполкома не сумел дать этим выпадам должного отпора. И хотя оба эти предложения были отклонены, против принятия резолюции проголосовали 53 человека, тогда как за — 121. ^{995}

Все вышеприведенные факты показывают, какие огромные усилия предпринимало партийное руководство, чтобы добиться единодушного одобрения (как в партии, так и в народе) тех перемен, которые произошли в Президиуме ЦК. Причем методы, к которым оно прибегало, не имели ничего общего с какой-либо демократией, с терпимостью к другим мнениям. Формально эта цель, вроде бы, была достигнута. Но как же выглядела картина политических симпатий и предпочтений летом 1957 г. на самом деле?