Питер - Москва. Схватка за Россию

А пока группа Стахеева – Батолина – Путилова уверенно расширяла финансовый потенциал, в частности, сумела поставить под свой контроль крупный Соединенный банк, располагавшийся в Москве. Весь 1916 год вокруг него шла борьба с целью скупки значительного числа акций, позволявших влиять на ход дел [1233]. В мае следующего года трем агрессивным капиталистам удалось собрать контрольный пакет. 20 мая на общем собрании акционеров управляющий Соединенным банком граф В.С. Татищев складывает свои полномочия. Вместо него избирается руководитель московского отделения Русско-Азиатского банка А. де Сево. Заметим, что этот переход крупной финансовой структуры в другие руки прошел довольно мирно: Татищев остался председателем правлений в тех предприятиях, которые ранее контролировал [1234]. Совсем по-другому получилось с Волжско-Камским банком. Стахеев с Ватолиным начали скупать и его акции, но встретили сопротивление Кокоревых и Мухиных – семей, давно владевших контрольным пакетом банка и не желавших отдавать бразды правления. Позиционная борьба, не завершившаяся победой ни одной из сторон, тянулась вплоть до Октябрьской революции. Однако новые акционеры все-таки получили доступ к денежным ресурсам Волжско-Камского банка и смогли из этого извлечь для себя определенную пользу. Цель синдиката, выросшего вокруг Русско-Азиатского банка, состояла в том, чтобы объединить три эти крупные финансовые структуры под общим управлением. Если бы объединение удалось, то агрессивность, присущая организаторам этих сделок, превратила бы их в доминирующую силу на российском экономическом пространстве [1235]. Акции Соединенного и Волжско-Камского банков были заложены в Русско-Азиатском банке, который выдал под них повышенные ссуды; все эти средства направлялись на скупку различных предприятий. Наблюдатели того времени подсчитали: состояние самого Стахеева оценивалось в 8 млн руб., стоимость же приобретенных им акций достигает 100 млн руб. Московская пресса была убеждена: этот елабужский предприниматель ничего не делает самостоятельно, без поддержки могущественного Путилова – и предостерегала об опасности, нависшей над Россией [1236].

Но в Петрограде совсем иначе расценивали активную деятельность концерна. Об отмечавшей очередной день своего рождения фирме Стахеева и Ватолина писали:

Все эти качества три предпринимателя применили еще на одном направлении своей деятельности: в 1917 году они продолжили штурмовать цитадель купеческой экономики – российскую текстильную промышленность. Пресса апреля – августа пестрит сообщениями о покупке ими различных текстильных предприятий как в Центральной России, так и в Петрограде [1238] (десять мануфактур, мощностью 500 тыс. веретен, и 10 тыс. ткацких станков [1239]). Однако главное состояло в другом: летом 1917 года Путилову с партнерами удалось окончательно договориться с бухарским эмиром о совместном освоении земель ханства – ключевых в поставке хлопка для текстильной промышленности России. Этот проект вынашивался еще с царских времен, лоббировал его тогда министр внутренних дел А.Д. Протопопов. Теперь питерские финансисты увлекли эмира перспективой создания в Бухаре крупного банка на паритетных началах, пообещав выделить ему большие финансовые ресурсы [1240]. Надежда купеческой буржуазии центра России закрепиться на хлопковых территориях окончательно растаяла. Текстильная индустрия оказалась перед угрозой ценового диктата, устроенного столичными банкирами.

Следует обратить внимание и еще на один аспект послефевральской активности питерских финансистов: в апреле – мае 1917 года Русско-Азиатский и Петроградский международный банки получили крупные правительственные заказы под свои проекты в тяжелой индустрии. При этом ранее, в 1916 году, Государственная дума наотрез отказалась выделить двадцатимиллионный кредит АО «Кузнецкие каменноугольные копи» на строительство нового металлургического завода. Но после февраля, когда со сцены сошла царская бюрократия, безуспешно продвигавшая этот проект названных банков, он неожиданно получает поддержку – уже от новой власти. Теперь акционерному обществу делается заказ на поставку 75 млн пудов рельсов и 12 млн пудов скреплений в 1921-1930 годах. Для этих целей правительство предоставило беспроцентный кредит в размере 65% от стоимости заказа; расценки на поставку были установлены более низкие, чем на южнорусских заводах; окончательное уточнение цен (в зависимости от уровня инфляции) назначалось на 1918 год [1241]. Это решение вызвало неоднозначную реакцию в правительственных кругах. Председатель Совещания товарищей министров Д.Д. Гримм информировал премьера князя Г.Е. Львова о возникших разногласиях. В частности, Министерство финансов задавалось вопросом, насколько своевременны заказы, требующие крупных расходов казны и при этом не связанные с текущими военными потребностями [1242]. Товарищ министра юстиции А.С. Зарудный указывал, что подобные соглашения следует заключать лишь на конкурсной основе и после проведения тщательной экспертизы, отдавая предпочтение тем фирмам, которые выставили более низкие цены [1243]. Однако представители Министерства путей сообщения заявили, что имеющиеся производственные мощности не могут удовлетворить огромный спрос на рельсы, а также утверждали, что квалифицированная ведомственная экспертиза уже проведена [1244]. Временное правительство согласилось с этой аргументацией: у одного из сельских обществ Томской губернии изымалась в бессрочное пользование одна тысяча десятин под строительство завода для АО «Кузнецкие каменноугольные копи» [1245].

Интересно, что это решение не стало исключением. Правительство утвердило также договор с обществом «Коломенский машиностроительный завод», находившимся в собственности Петроградского международного банка. В 1915-1916 годах этот актив у банка пыталось отбить Особое совещание по обороне, теперь же коломенское предприятие получало государственный заказ по той же схеме, что и «Кузнецкие копи». Правление обязалось поставить одну тысячу паровозов и 15 тысяч крытых товарных вагонов; за это оно получало беспроцентный аванс в размере 13,5 млн руб. из расчета 65% стоимости заказа [1246]. Аналогичная сделка была заключена и с правлением Русского общества для изготовления снарядов и военных припасов (те же акционеры) – на поставки подвижного состава с предоставлением денежного аванса в 15 млн руб. и на тех же условиях, что и в предыдущих случаях [1247]. В результате почти 50 млн руб. выделялось в качестве аванса конкретным столичным банкам. С такой легкостью банкиры получали беспроцентные ссуды разве только при царском военном министре В.А. Сухомлинове, когда в мае 1915 года они вместе с ним начинали осваивать бюджетные средства. Оппозиционно настроенное Особое совещание по обороне с июля 1915 года перестало допускать подобные вольности, а уж после победы оппозиции фортуна, казалось бы, должна была окончательно отвернуться от питерских финансистов. И тем не менее им удавалось проталкивать нужные решения даже в такой неблагоприятной ситуации. Объяснение этого парадокса кроется в том, кто был заказчиком этих поставок: их лоббировало Министерство путей сообщения, возглавляемое знакомым нам Н.В. Некрасовым (об этом представителе оппозиции говорилось в предыдущей главе). Переместившись с поста главы железнодорожного ведомства на должность министра финансов, Некрасов делает ставку на сотрудничество с питерскими банкирами, которые и навели его на мысль осесть именно в финансовом ведомстве. Этот неожиданный союз, явственно проявившийся в июле – августе 1917 года, подспудно вызревал уже давно. Во всяком случае, деловые отношения Некрасова с питерской финансовой группой сложились не летом, а несколько раньше. Выгодные контракты, дарованные банкирам Министерством путей сообщения в апреле – мае, стали прелюдией к их тесному взаимодействию. Причем тогда решение еще принималось с трудом – об этом свидетельствует слишком большая пауза (с начала апреля по конец мая) между заседаниями совещания товарищей министров, одобрившими заключение договоров, и заседанием Временного правительства, на котором это решение было утверждено. Такие затяжки были совсем не характерны для практики того времени. Кроме того, окончательно постановление о заказах и авансах банкам было принято 21 мая, то есть сразу после того, как правительство покинул Коновалов – один из лидеров московского купечества и давний противник питерцев.