Исторические портреты

Начальник дивизии находился большей частью на батарее, чтобы оттуда руководить защитой Курганной высоты. По свидетельствам очевидцев, Иван Федорович Паскевич в день Бородина показал образец личного бесстрашия и самоотверженности, командирской решимости в отдаваемых приказах.

В разгар сражения стало ясно, что на курганную батарею обрушивается главный удар наполеоновских войск «в лице» 4-го корпуса маршала Франции вице-короля Э. Богарне. Тогда генерал-майор Паскевич приказал при штурме батарейной позиции на высоте не свозить с нее орудия из-за опасности оставить их неприятелю. Дивизионный начальник отослал назад только лошадей и зарядные ящики.

Настойчивые до отчаянности атаки французов из дивизии генерала Морана следовали одна за другой. Курганная высота и подступы к ней оказались под ураганным огнем наполеоновской артиллерии. Ряды батальонов пехотного прикрытия редели прямо на глазах начальника дивизии.

Наконец настал тот момент Бородинской битвы, когда ликующие французы ворвались на Центральный редут и захватили на высоте 18 русских орудий (по другим данным, их было 24 или 12). Но неприятелю не пришлось ими воспользоваться: зарядные ящики были увезены с высоты и уведены лошади артиллерийских упряжек.

26-я пехотная дивизия оказалась одной из немногих в русской армии на поле Бородина, которая подверглась массированному удару наполеоновских войск. Были минуты, когда она могла быть разрезанной надвое штурмовой колонной французов. Видя такую опасность, дивизионный начальник собрал всех, кто оказался подле него, и контратаковал фланг нападавших на Курганную батарею. Тем самым он смог выправить положение, но на самое короткое время.

Полки Паскевича держались уже из последних сил, выстояв до начала второй половины дня 26 августа. Но они потеряли большую часть своих бойцов. После этого остатки защитников «Большого редута» были выбиты с высоты.

В своих «Записках» один из героев дня Бородина А.П. Ермолов отмечал критичность ситуации схватки за Курганную высоту:

«Долго при неравных средствах слабое укрепление наше держалось против сосредоточенного огня сильных неприятельских батарей, но при находящихся в нем восемнадцати орудиях не было ни одного заряда, и угасший огонь их облегчил приближение французов. При тесноте укрепления весьма мало пехоты помещалось в нем во внутренности его; стоявшая снаружи, истребляема картечью, рассеяна.

Недостаточны были способы для защиты местности, при всех усилиях известного неустрашимого генерал-майора Паскевича, командующего дивизиею…»

Примерно в три часа дня Курганная высота была захвачена неприятелем. Но к ее отступившим защитникам подоспела неожиданная помощь: начальник объединенного штаба 1-й и 2-й Западных армий генерал А.П. Ермолов и начальник всей русской артиллерии в Бородинском сражении генерал А.И. Кутайсов (погибший смертью храбрых на Батарее Раевского) подоспели с одним-единственным батальоном Уфимского пехотного полка. Затем подоспел генерал Богдановский с четырьмя пехотными батальонами.

Паскевич, собрав вокруг себя остатки своих расстроенных полков, тоже участвовал в общей контратаке. Под ним была убита штыком одна лошадь, немного позже ядром убило другую. Сам же всадник в последнем случае не был даже контужен. Судьба хранила его на Бородинском поле.

Главнокомандующий русской армией Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов в рапорте императору Александру I о Бородинском сражении упоминал и генерала Паскевича, начальника 26-й пехотной дивизии. Она сражалась доблестно, но в конце концов не смогла удержать Курганную батарею. Или, как писалось в рапорте: «…не могла противостоять превосходнейшим силам неприятеля».

Об участии начальника дивизии в ермоловской контратаке на Курганную высоту в кутузовском рапорте говорилось в таких словах: «Генерал-майор Паскевич с полками ударил в штыки на неприятеля, за батареею находящегося… и неприятель был совершенно истреблен; вся высота и поле оной покрыта неприятельскими телами…»

Действительно, таких малых сил, пришедших на помощь, оказалось достаточно, чтобы русские пехотинцы ударили в штыки и ворвались на «Центральный редут». Французов на батарейной позиции опрокинули, обратили в бегство, а немалую часть перебили на высоте. Генерал-майор И.Ф. Паскевич был сам в том жарком деле, командуя своими людьми.

«Бой яростный и ужасный не продолжался более получаса: сопротивление встречено отчаянное, возвышение отбито, орудия возвращены, и не было слышно ни одного ружейного выстрела», – так описывал ту контратаку русской пехоты на Батарею Раевского очевидец событий.

О том, какие большие потери понесли французские войска из корпуса Э. Богарне, свидетельствуют воспоминания наполеоновца Франсуа из 30-го линейного полка, уничтоженного более чем на три четверти: «Полк отошел в тыл с этого фатального редута с 11 офицерами и 257 унтер-офицерами и солдатами, остальные были убиты или ранены…»

В роте Франсуа в строю остались всего 5 человек. Утро же Бородинского сражения 30-й линейный полк Великой армии императора французов встретил, имея в строю 4100 человек.

В день Бородина полки 26-й дивизии в ходе почти беспрерывных схваток и под огнем неприятельской артиллерии потеряли 3 тысячи солдат и офицеров только погибшими. Еще больше оказалось раненых, хотя воины с легкими ранениями и контузиями не покидали строй до конца битвы.

26-ю дивизию, вконец обескровленную, с полками, потерявшими прежнюю стойкость, сменила у Курганной высоты 24-я пехотная дивизия генерала П.Г. Лихачева. Борьба за Батарею Раевского продолжалась с не меньшим ожесточением…

За «примерное» отличие и храбрость в сражении при селе Бородино генерал-майор Иван Федорович Паскевич удостоился ордена Святой Анны высшей 1-й степени…

Кутузовская армия отступила дальше, к Москве. Дивизия Паскевича оставила обезлюдевшую на глазах первопрестольную столицу одной из последних, находясь в армейском арьергарде генерала М.А. Милорадовича. Да и дивизией ее можно было назвать только с большой натяжкой. Под ружьем насчитывалось не более 1200 нижних чинов и офицеров. Людей по большому счету едва ли хватало только на один-единственный пехотный полк.

Остальные остались лежать на Бородинском поле да в госпиталях, откуда возвращались не все. Часть раненых оставалась в покидаемой Москве, поскольку не было никакой возможности взять их с собой. Артиллерии в 26-й дивизии не имелось.

В Тарутинском лагере она вскоре восполнила свои ряды обученными рекрутами и вновь обрела свой прежний вид, организованность и стройность…

Паскевичу со своими полками довелось отличиться вновь в сражении за Малоярославец. 26-я дивизия приняла участие в уличных боях, под ее начальником была ранена лошадь. Наполеону, окончательно потерявшему стратегическую инициативу в войне, так и не удалось прорваться через город на реке Луже к Калуге, в хлебородные губернии. Великая армия была вынуждена отступать из России по опустошенной ею же Старой Смоленской дороге.

Генерал-фельдмаршал М.И. Голенищев-Кутузов отправил к Медыне для блокирования пути к городу Калуге по Медынской дороге конный корпус войскового атамана Донского казачьего войска Матвея Ивановича Платова. Тот со своими донцами и конной артиллерией без промедления ушел вперед, но без пехоты.

В подкрепление Платову главнокомандующий по совету генерал-майора А.П. Ермолова 15 октября направил генерал-майора И.Ф. Паскевича с его пехотной дивизией, особо отличившейся под Малоярославцем. Ермолов, организовывавший преследование наполеоновской армии, писал генерал-фельдмаршалу:

«Армии нужна скорость. Генерал-майора Паскевича выдвинуть вперед до Адамовского (село на Медынской дороге. – А.Ш.)…»

26-й пехотной дивизии ставилась задача стать преградой для врага на дороге из Медыни в Калугу и «воспрепятствовать покушению неприятеля… имеющего намерение идти по сей дороге в Калугу». Такое серьезное поручение Кутузова говорило только об одном: он тоже верил в боевые качества дивизии и поэтому поручил ее начальнику выполнение столь ответственной самостоятельной задачи.