Колесница Джагарнаута

- Он, ляхшур, стервятник, - шепчет Аббас Кули. - Али Алескеровой голове самое место на железном колу. На той самой железке, на которой, по его приказанию, насаживают головы недовольных его батраков - абассов и алиев. Долго здесь не разговаривают, сразу же дают возможность полюбоваться с высоты горами и небом. Когда пришли в Иран русские, многие аллемани, благодаря попустительству чиновников, укрылись в здешних местах. Тут в каждой долине, в каждой пещере фашисты кишат как муравьи. Да вы, горбан Алеша, и сами их видели и в караван-сараях, и в гостинице, и в селениях. Чего они тут делают? Им предписано было убраться. Выехать в Турцию. А они, тут их тысячи две-три, сюда побежали. Ждут чего-то. Вот вы повернули обратно из Кешефруда. А хотите, я показал бы вам один любопытный склад в горах. Там даже пулеметы спрятаны.

- Что же вы, раньше не могли сказать? - Мансуров оторвался от созерцания гор и степи и резко повернулся к контрабандисту.

- А я думал, что вы заняты другим, - хитро сощурив свои глаза, расплылся в улыбке Аббас Кули.

- И чьи те склады?

- Аллемани, фашистов.

- В одном дне пути от советской границы! Здорово! И вы думаете, почтеннейший Аббас Кули, друг мой, что эти ваши аллемани, то есть фашисты, так и подпустили бы меня полюбоваться этими складами? Или там все лежит так, на божье соизволение?

- Зачем? Там всяких пастухов, чабанов, чайханщиков, садовников... и все с маузерами и с пистолетами... полно, нам-то это доподлинно известно. Туда не подступись. Мы на то и кочакчи, чтобы знать, где в горах и степи что лежит и как добраться до этого "что".

- И вы все знаете и не сообщите в Мешхед?

- А что нам, людям степи и гор? Нам, что персы-губернаторы, что английский консул, что аллемани - все едино.

- Ну, а если бы мы поехали в горы, к тому складу, что бы сказали аллемани?

- А ничего не сказали бы. Я своим кочакчам только бы мигнул. Нам, кочакчам, конечно, пулеметы ни к чему, а вот маузеры, да карабины, да патроны... Ох как нам патроны пригодились бы! А для вас, горбан Алеша, мы бы уж постарались, чтобы все без шума.

Он поцокал языком, показывая, как бы он и его контрабандисты постарались бы. В горах и долинах аллемани - немцы, начиная с 1939 года, устроили немало баз и складов оружия. Местные власти были подкуплены. Английские резиденты смотрели на фашистских резидентов сквозь пальцы, не зная, как повернутся дальнейшие события, и признавая в фашистах возможных своих союзников. Сюда беспрепятственно доставлялось немецкое оружие. Военный груз шел в ящиках с надписью "машинные части". Под маркой "машинное оборудование" отлично укрывались пистолеты и винтовки. Патроны были упакованы в коробки из-под пирамидона и гигроскопической ваты. Около одиннадцати тысяч тонн разобранных противотанковых пушек и полевых орудий маскировались под видом сельскохозяйственных машин. Получатель в Иране германская фирма "Шлюттер" возглавлялась до 1941 года открыто генералом Траппе, а когда ему предложили покинуть пределы страны, он оформил доверенность на получение грузов господину негоцианту Али Алескеру и некоему Фирузхану, который скоро оказался на высоком посту. Господин чиновник и прибыл на совещание в Баге Багу, очевидно, чтобы проверить продвижение караванов с ящиками "машинного оборудования" и медикаментов. Была и другая цель. Близ пограничного Серахса производились земляные работы, на которых было занято до тридцати тысяч землекопов. Сносились целые холмы, засыпались долины и саи, выравнивалась огромная площадь под посадочную площадку для тяжелых самолетов.

В августе 1942 года Баге Багу принимало почетного гостя. Поговаривали, что приезжал сам адмирал Канарис - начальник фашистской военной разведки, привез для джемшидов, теймурийцев и других кочевых племен мешки денег. Местные базары, в том числе и мешхедский рынок, испытали нечто вроде потопа из американских долларов. Однако деньги эти недолго продержались в цене, многие бумажки оказались фальшивыми.

- Но склад, вернее, склады - это посерьезней фальшивой ассигнации, заметил Мансуров, продолжая изучать степь.

- Мы бумажками не рассчитываемся. Нам золото подавай, - все еще усмехаясь, проговорил Аббас Кули... - Мы знаем, бумажки нужны тегеранским чиновникам. Но что нам до того, сидит в каком-либо городе главный гитлеровский лизоблюд или пришел новый, который спит и видит, когда фашисты захватят Турцию и Ирак. Пойти, что ли, шашлык изготовить. Завтракали-то мы давно. У повара видел освежеванного барашка. Нарежу-ка кусочками мясо, сальце отдельно. Помните, горбан Алеша, какой шашлык жарил вам ваш верный слуга Аббас Кули в Нухуре, а? Нанизывали мы мясо и сало на тополевые прутья над ямкой костра из виноградных корней. А как шашлык поджарится и сок пустит, наперчим, на лаваш положим... и... у всех рот полон слюней.

- Подождите! Вот посмотрите туда. Или у меня в глазах мельтешит, или...

- Э, горбан Алеша, вы правы! Степь зашевелилась. Клянусь, что-то будет. Как бы нашему почтеннейшему помещику Давлят-ас-Солтане господину Али Алескеру не пришлось бы оплакивать дорогих гостей из Берлина. Клянусь, там в степи прячутся люди, много людей, уж не джемшиды ли?

- Джемшиды?

- А что тут такого! Вы поехали к джемшидам. И вдруг вернулись. Теперь джемшидам надо узнать, почему великий воин горбан Алеша побрезговал их гостеприимством. А некая пророчица, прекрасная джемшидка? Она женщина! Не захотела ли она узнать, почему супруг ее остановился на полпути и не пожелал ее видеть? О, побегу-ка узнаю.

Он сбежал вниз. Мансуров остался стоять у окна. В ушах его зазвучал повелительный грудной голос, он разобрал даже слова проклятий, взбалмошных, ненавистных, глупейших, которыми разразилась она тогда в Мазар-и-Шерифе...

- Ты? - сказал он вслух. - Ты здесь? Неужели ты здесь?

Не верил Алексей Иванович ни в какую мистику. Но он точно знал, что она, его Шагаретт, здесь, рядом с Баге Багу. Очаровательная, необузданная, неистовая, гордая, желанная!

И он напряженно, до боли в глазах, всматривался в желтые полосы степи, залитой слепящим полуденным солнцем.

Он принимал решение.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Пестрота зверя снаружи, коварство

людское - внутри.

Т е н г и з Г у р

Где муха посидит, там червь

заводится. Где монах побывает, там

грехи отыщутся.

Д ж а л а л е д д и н Р у м и

Странная это была встреча. Они почти столкнулись на узенькой дорожке, посыпанной красным песочком.

Фон Клюгге, напыщенный, важный коротышка с толстыми икрами, обтянутыми гетрами, в тирольских штанишках, в меховой кожаной жилетке, в зеленой шляпе с фазаньим перышком, пробежал мимо Алексея Ивановича рысцой. Видимо, фон Клюгге вновь надумал натянуть на себя маску добропорядочного промышленника-швейцарца, больше всего в жизни пекущегося о выгодах своего предприятия в родном Цюрихе, о прибылях. Он понимал, конечно, что в его маскарад никто не верит, и все же нарядился во все штатское. Или он надеялся притупить бдительность этого торчавшего в Баге Багу большевика-комиссара, запутать его. Мансуров был первым из русских большевиков, с кем фон Клюгге встретился в своей жизни лицом к лицу...

И сейчас на дорожке, взглянув на испещренное шрамами, выдубленное ветрами пустынь суровое лицо Алексея Ивановича, фон Клюгге тревожно, почти испуганно подумал: "Живой большевик!.. Комиссар! Этого не проведешь. Этого надо устранить!"

И мысли, копошившиеся в лысоватой круглой голове, если кто-либо мог бы заглянуть в них, могли напугать даже самого мужественного человека.

Никаких иллюзий на сей счет не питал и Мансуров. Яснее ясного было, что после событий на сегодняшнем банкете ему нельзя оставаться в Баге Багу. Сахиб Джелял успел ему рассказать о церемонии вручения наград. Мансуров уже принял решение и во время сиесты отправился на хозяйственный двор узнать, не приехал ли его "фордик". Если же машина не пришла, тогда следовало достать, найти, выкопать другую машину.