«КРАСНАЯ КАПЕЛЛА». Советская разведка против абвера и гестапо

Фальк, проживая в западной части Германии, контролируемой американцами, не имел возможности регулярно посещать советское посольство. К тому же каждый такой визит мог обернуться провокацией западных спецслужб и шумной кампанией в средствах массовой информации. Уж они не преминули бы раздуть басню о том, что «Красная капелла» все еще жива и помогает русским. Однако Фальк не мог не прийти в посольство СССР, когда ряду антифашистов советский посол П. Абрасимов вручил советские ордена за

вклад в разгром германского фашизма. Увы, большинство было удостоено наград посмертно.

Получая из

рук посла орден Красного Знамени, которого был удостоен Арвид Харнак, Фальк заявил, что он хочет выразить чувство признательности всех родных и близких погибших членов организации, не совсем точно именуемой «Красной капеллой». Фальк сожалел, что антифашисты не дожили до торжества идеалов, во имя которых они боролись. Их участие в Сопротивлении, по мнению Фалька, по достоинству оценено правительством Советского Союза, вооруженные силы которого нанесли решающий удар по германскому фашизму и милитаризму. Члены «Красной капеллы» жили и боролись не напрасно! Арвид, полагал Фальк, был бы рад получить советскую награду. К несчастью, эта честь выпала лишь на его долю, как правопреемника брата. Клевета, продолжающаяся по адресу «Красной капеллы», свидетельствует о слабости позиций ее противников. Их крики не запугают тех, заметил Фальк, кто знал членов «Красной капеллы» и разделял их чистые помыслы.

Восприемниками награды Харро Шульце-Бойзена стали его престарелые родители — Мари Луиза Бойзен и Эрих Эдгар Шульце, которому в ту пору было уже около восьмидесяти. Режим, убивший сына, не был в их глазах законным, а после Нюрнбергского процесса стало ясно, что Германией правила клика преступных авантюристов. Вручать орден родителям Харро было решено по месту их жительства в ФРГ.

Но не у всех членов «Красной капеллы» остались правопреемники, другие же, их было немного, отказались от наград своих близких. Они стали жертвами оголтелой антисоветской, антикоммунистической кампании на Западе и пошли на поводу лживых утверждений о том, что «Красная капелла» якобы была не важнейшим звеном антифашистского Сопротивления, а всего лишь «шпионской организацией русских».

Заметным событием в реабилитации героев «Красной капеллы» явилось выступление Адольфа Гримме в городе Ахене. Он искренне и с восхищением перед памятью погибших антифашистов говорил о «сопротивлении духа» на немецкой земле. Широко распространившаяся речь Гримме преследовала цель перевести вопрос в нравственно-этическую плоскость

и

опровергнуть клеветников, показав несостоятельность их ссылок на мораль. К выступлению Гримме прислушались, и не только в Германии. Ведь его взгляды разделяли такие выдающиеся деятели мировой культуры, как писатель Генрих Манн, выдающийся ученый Альберт Эйнштейн, многие представители европейской социал-демократии. Сам Гримме с 1948-го по 1956 год являлся генеральным директором Северо-Восточного радио ФРГ. Положительная оценка «Красной капеллы» прозвучала во многих его радиопередачах и помогла распространению правды об антифашистской организации Шульце-Бойзена — Харнака.

Однако звучный голос Гримме вызвал и ответную реакцию в стане консерваторов и неонацистов Германии, которые принялись травить Гримме как «русского агента». Он не нашел поддержки и у властей ФРГ, за спиной которых действовали американцы и их спецслужбы.

Скончался Гримме в возрасте семидесяти четырех лет, еще раньше, в 1942 году, осужденный по делу «Роте капелле» на смертную казнь, замененную каторжной тюрьмой.

Заметный вклад в кампанию за восстановление доброго имени и правды о берлинском антифашистском Сопротивлении внес писатель и драматург Понтер Вайзенборн, близкий друг семьи Харро и Либертас Шульце-Бойзен. После окончания войны Вайзенборн проживал в американской зоне оккупации и выпускал по лицензии военной администрации США юмористический журнал «Уленшпигель».

До ареста гестапо в сентябре 1942 года он работал в отделе культуры Берлинского радио и добывал данные радиоперехвата советских радиостанций, которые Старшина использовал при подготовке антифашистских листовок. Он был арестован вместе с женой Джой (Маргарет) и содержался в тюрьме Шпандау. В феврале 1943 года нацистский прокурор потребовал для него смертной казни, но трибунал счел возможным ограничиться тремя годами тюремного заключения. В апреле 1945 года Вайзенборн был освобожден из тюрьмы Красной Армией. В том же году он непродолжительное время был бургомистром в немецком городке Лунау, но попросил освободить его от этой должности, к которой, по его словам, был совершенно непригоден. После попытки организовать театр занялся издательской деятельностью. За несколько послевоенных лет, опираясь на сведения, которые узнал во время следствия и суда, собственные поиски, он стал одним из наиболее осведомленных лиц о «Красной капелле».

После войны советский разведчик А.М. Коротков встретился с Вайзенборном и поинтересовался у него, каковы, на его взгляд, причины провала организации антифашистов в Берлине. Разведчик не стал себя раскрывать перед писателем, чтобы не создавать для него в будущем дополнительных трудностей. Вайзенборн никогда не встречался с Эрдбергом (псевдоним, под которым выступал А.М. Коротков при встречах со Старшиной и Корсиканцем) и ничего не заподозрил. Сам вопрос был закономерен, так как задавали его многие.

—    Истинная причина до настоящего времени не установлена, — ответил писатель. — Но во время следствия мне предъявили расшифрованный текст телеграммы, направленной из Москвы в Берлин, в которой прямо назывался адрес Адама Кукхофа.

—   Больше ничего в ней не было? Попытайтесь вспомнить.

—   Это непросто. Когда следователь вручил мне этот документ, я испытал шок. Но кажется, там был еще телефон то ли Либертас, то ли Харро Шульце-Бойзена.

—   Как, по вашему мнению, телеграмма попала в руки гестапо?

—   Понять не могу. Можно только предположить, что предательство произошло на уровне резидентуры, которой она была адресована.

—  А других версий вы не слышали? — поинтересовался Коротков.

—   Нет. Не так много друзей, с которыми я мог бы обсуждать данный вопрос, а печать полна на этот счет измышлениями. Нашим газетам я не верю.

—  Что намереваетесь делать в дальнейшем?

—   Бороться против лжи по поводу «Красной капеллы», которая, увы, пережила Третий рейх. На большее у меня вряд ли хватит сил...

—           Желаю вам успеха в этом важном деле! — Коротков тепло попрощался с Вайзенборном.

Но реализовать свои замыслы Вайзенборну было нелегко. Он постоянно ощущал на себе повышенное внимание как местных властей, так и подлинных хозяев в стране — американцев. В 1946 году его вызвали в военную администрацию США, подвергнув многочасовому допросу.

—  Ваши левые убеждения нам известны, господин Вайзенборн, — этими словами встретил его американский офицер, к которому затем присоединились еще двое. — Не поддерживаете ли вы нелегальные контакты с компартией в Восточной зоне?

Гюнтер Вайзенборн был возмущен столь бесцеремонным обращением и ответил подобающим образом. Его попросили подробно рассказать, что ему известно о «Красной капелле»! В пределах уже распространившихся сведений Вайзенборн осветил этот вопрос, подчеркнув, что берлинские антифашисты действовали в интересах всей антигитлеровской коалиции и считать их «русскими шпионами» нелепо.

Один из американцев поинтересовался, что знает Вайзенборн о прокуроре Редере.

— Практически ничего. Я с ним в ходе следствия и на суде не сталкивался.

—  Не может этого быть, господин Вайзенборн. Редер был главным обвинителем на хорошо известном вам процессе.

— Да, главным, но не единственным. Хотя все прокуроры на процессе «Красной капеллы» были одинаково кровожадными.

—  Не надо преувеличивать, господин издатель. Но мы хотели бы знать правду.

— Я уже все сказал.