Прав ли Дэн Сяопин, или Китайские инакомыслящие на пороге XXI века

Этот "полубунт" прошел два этапа: сначала появилось учение и распространилось в массах, а потом Ли Хунчжи объявил, что пора подняться на защиту нового "закона". И люди было поднялись (или, может быть, приподнялись), но - ненадолго. Возможно, что это вообще в человеческой природе: подняться, но наполовину, восстать, но чуть-чуть.

Чем же все это кончится? И кончится ли? Официально организация Ли Хунчжи запрещена. Может быть, властям удастся подавить в КНР деятельность именно этой организации. А может быть, и не удастся, хотя вероятность такого поворота событий представляется сегодня весьма небольшой.

Но ведь само явление уже состоялось, феномены Ли Хунчжи и "Фалуньгун" возникли из ничего; и все это в разных формах и в разных местах, в том числе среди зарубежных китайцев, продолжает существовать. В этом смысле явление реально, оно представляет собой некий ответ на реальные ситуации в жизни людей. Это ответ, реакция на состояние дел в стране, на социально-экономические и политические условия жизни в Китае. Условия эти таковы, что они порождали и будут порождать протест, причем в самых разных формах.

Движение Ли Хунчжи нашло отклик в душах миллионов людей. Следовательно, подобные настроения могут и будут прорываться и в будущем.

* * *

Когда речь идет о душе, то все начинается не с массы, а с каждого конкретного человека, с человеческой личности. Так обстоит дело и в Китае. В современной КНР, особенно в результате четвертьвекового правления Мао Цзэдуна, а затем двадцати лет экспериментов Дэн Сяопина, очень многие люди, осознанно или инстинктивно, ощутили, что они не могут дышать, что им не хватает свободы мысли, свободы в области человеческого духа.

Причем это происходит в ситуации, когда в результате изменений и в экономической и в социальной жизни появился многочисленный слой людей, которые, по разным причинам, не могут найти себя в современной КНР; они не могут дать выход своим настроениям в организациях КПК, потому что те, с одной стороны, несут ответственность за происходящее в стране и, следовательно, за то, что человек чувствует себя не в своей тарелке. А с другой стороны, они оторваны от жизни простых людей, особенно вышедших на пенсию или потерявших работу; поэтому даже члены партии, не говоря уже о беспартийных, ищут выхода своих настроений вне организаций КПК. И тут "Фалуньгун" оказалась для них весьма подходящим местом, где их души находят покой, где они могут посетовать на жизнь среди единомышленников.

Все это коснулось двух категорий населения: самых пожилых и самых молодых. Это затронуло пенсионеров, число которых в КНР огромно. Они ощутили себя в нынешнем Китае в значительной степени выброшенными из жизни, никому не нужными людьми. Они оказались нужны лишь самим себе. При этом у них появилась масса свободного времени, и они хотели укрепить здоровье и пожить подольше.

Когда Ли Хунчжи предложил им заниматься физическими упражнениями, комплексом дыхательно-оздоровительной гимнастики, который давал, как он утверждал, возможность укрепить здоровье, ощущая одновременно общность с другими людьми, занимающимися той же гимнастикой рядом с тобой, а также находить ответы на мучившие их вопросы, тогда они прикипели душой к новому буддизму. Прежний буддизм, а точнее, буддизм под контролем КПК, в трактовке и в формах, предлагавшихся Китайской буддийской ассоциацией, не привлек массы пенсионеров и студентов современной КНР.

Здесь сказались и некоторые традиции китайского общества, а именно традиционное историческое тяготение к "своей религии" и "своей вере", причем не связанной с официальной властью. Ведь именно буддизм, причем в такой его форме, оказался приемлем для современного Китая, для широких масс людей, особенно в городах.

Новое учение Ли Хунчжи несло с собой новую веру, причем в условиях, когда стало вполне очевидным, что после правления Мао Цзэдуна и экспериментов Дэн Сяопина всеобщей веры или массовой национальной идеи в нынешнем Китае нет. Массы, с одной стороны, не верят в необходимость отбросить все внутренние заботы и сплотиться на борьбу за выход на "достойное КНР место в мире"; мысль о внешней угрозе не работает в современной КНР; с другой стороны, прошли уже два десятилетия реформ в стране, а для многих трудностей стало не только не меньше, но они значительно возросли, причем речь идет о трудностях прежде всего экономического характера.

Важно и то, что новое учение оказалось "дешевым", практически доступным большинству населения. Это отвечало материальным условиям, в которых живет большинство китайцев. Не нужно было много жертвовать, не нужно было далеко ходить, например в отдаленный храм. Все можно было делать прямо по месту жительства. Цены на учебник, кассеты, пленки оказались вполне доступными.

Движение Ли Хунчжи явилось и своего рода протестом против существующего в стране положения, против условий, в которых каждому конкретному человеку приходится жить. Собственно говоря, это и был новый подъем протестных акций после того, что произошло на площади Тяньаньмэнь в 1989 г., новый подъем движения протеста через десять лет после предыдущего движения.

Причем если в 1989 г. протестовала прежде всего молодежь и часть интеллигенции, то ныне протестовали прежде всего представители старшего поколения и частично молодежь, учащиеся; среди последователей движения Ли Хунчжи были и те, кого ныне в массовом порядке увольняют с работы, а также те, кто по тем или иным причинам остался без работы или ищет работу в городе, придя туда из деревни. Одним словом, протестное движение имело на этот раз еще более широкую основу, чем в 1989 г. Его идеологическая основа оказалась в 1999 г. более широкой и понятной массам людей в Китае. Не стоит упускать из виду и то, что сама экономическая ситуация в КНР тоже содействует появлению такого рода протестных движений массового характера. Это была форма реакции на нынешний политический строй, на экономическое положение в стране, которое для многих в Китае остается тяжелым, представляется тупиковым или безвыходным.

Китайское общество - это масса в весьма значительной степени суеверных людей. Общий уровень культуры в КНР относительно низок, именно поэтому там и возможно появление и широкое распространение разного рода концепций, в том числе и религиозного содержания. Поэтому предложенные Ли Хунчжи простые и понятные положения нашли отклик в широких массах китайцев.

* * *

Итак, в 1990-х гг. в КНР происходило стихийное возрождение буддизма. Это и новая волна протеста, возникшая почти стихийно, причем прежде всего в больших городах.

В 1979 г. в КНР имел место первый в постмаоцзэдуновское время шок для системы власти - самовысвобождение крестьян из-под ига коллективных хозяйств; в 1989 г. - второй шок, требование свободы и демократии студентами и интеллигенцией; в 1999 г. был третий шок - появление стихийного негосударственного необуддизма.

Все это, вместе взятое, - суть отрицание массами нынешней системы политической власти в КНР. Причем в этом протесте принимали участие и стар и млад. Вера в идеалы коммунизма в КНР за 50 лет "нового Китая", "народного Китая", за полвека существования КНР не пустила глубоких корней. Напротив, она умирает.

Да, учение Ли Хунчжи - это не явление из области точных или естественных наук; строго говоря, это далеко не наука. Но во-первых, не одной наукой жива душа человека. Во-вторых, и коммунистическое мировоззрение, официальное мировоззрение современного Китая, которое КПК продолжает предлагать китайцам и сегодня - диалектический материализм и атеизм, - это уже не то, что воспринимают сегодня китайцы. Все эти вещи давным-давно дискредитированы. Китайцам сегодня нужно что-то новое. Их душа стремится от идей Мао Цзэдуна, от теории Дэн Сяопина к чему-то новому, иному. Все-таки жизнь на протяжении полувека в условиях монополии идеологии Компартии Китая многому научила китайцев и сформировала у них стойкое чувство отторжения всякой идеологии такого рода, навязываемой партией и государством. Китайцы сегодня скорее воспринимают идеологию, не связанную с государством, чем государственную идеологию.