Частная жизнь адмирала Нельсона

Считая Эмму обеспеченной явно недостаточно, Нельсон писал Александру Дэвисону вскоре после смерти сэра Уильяма: «Осмеливаюсь просить Вас выплачивать от моего имени Эмме леди Гамильтон по сто фунтов первого числа каждого месяца вплоть до получения дальнейших распоряжений».

Вскоре после смерти сэра Уильяма мадемуазель Виже-Лебрён зашла к леди Гамильтон и, не застав хозяйку лома, оставила визитную карточку… «Через некоторое время, — пишет мадемуазель Лебрён в своих мемуарах, — она появилась у меня, одетая в траурное платье и густую черную вуаль. Волосы острижены коротко, по новой моде. Полнотой эта Андромаха отличалась необыкновенной (мемуаристка отмечает — леди Гамильтон поглощала в огромных количествах портер). Она сказала, что заслуживает сострадания, ибо в лице мужа потеряла друга и отца и навсегда останется безутешной. Признаться, ее слова не произвели на меня сколько-нибудь значительного впечатления: мне все время казалось, будто она играет роль. Очевидно, я не ошиблась, так как буквально несколько минут спустя она заметила на пианино ноты и, заиграв бравурную мелодию, принялась подпевать себе».

Мадемуазель Лебрён не единственная, кто находил в трауре леди Гамильтон больше игры, чем истинного переживания. «Некий господин, проходя по Пиккадилли, увидел у дверей дома сэра Гамильтона толпу народа, — вспоминает путешественник и археолог, большой любитель посплетничать, сэр Уильям Гилл. — Заметив, что все смотрят наверх, он тоже поднял голову, и пред ним предстала леди Гамильтон во всей неизмеримости своего горя. Одни говорили, она держит себя с большим достоинством, другие находили ее поведение демонстративным; третьи — естественным. В конце концов, отходя от разношерстной компании, где кто-то плакал, кто-то смеялся, господин услышал, как ребенок говорит матери: «Мама, мамочка, не плачь, ну не плачь, пожалуйста, все говорят, она притворяется».

Капитан Харди откликнулся на смерть сэра Уильяма с характерной для него деловитостью: «Гамильтон умер в воскресенье, в полдень. Не представляю себе, как теперь ее светлость будет жить с героем Нила, по крайней мере жить достойно».

С лордом Минто, по свидетельству последнего, леди Гамильтон говорила о своих отношениях с Нельсоном и о том, как смотрит на них свет, вполне непринужденно. А отношения их, продолжает Минто, «она отказывалась признать сугубо дружескими».

ГЛАВА 29

«Виктория»

Через месяц после смерти сэра Уильяма Англия объявила Франции войну. Такого развития событий уже ожидали некоторое время, в течение которого Нельсон делился с правительством своими соображениями, не опасаясь даже возможной раздраженной реакции на них. Во-первых, вопреки собственным высказываниям в палате лордов, когда он всячески преуменьшал значение базы на Мальте, теперь Нельсон утверждал — ее нужно укреплять. Во-вторых, рассматривая вопрос о призовых, он настаивал: моряк будет чувствовать себя увереннее, если открыть на его имя персональный счет и, по прошествии определенного срока службы, постоянно его пополнять, независимо от того, продолжает ли он служить в данный момент. Конкретные предложения таковы: две гинеи в год после пяти лет службы, четыре — после восьми. На первый взгляд «огромная сумма», признает Нельсон, но если принять во внимание, что в среднем матрос уходит в отставку в сорок пять лет, ничего особенного нет, ведь сколько он сможет пользоваться данной привилегией?

Той весной и летом 1803 года Нельсон все чаще наведывался в адмиралтейство. Дом на Пиккадилли, 23. он, полагая верным именно так и поступить в сложившейся ситуации, оставил сразу после смерти друга, хотя тогда же из Норфолка к Эмме приехала Сара Нельсон. Свой нехитрый багаж он перевез в квартиру тут же на Пиккадилли, в дом 19, где поселился над шорной лавкой. Его часто можно было увидеть идущим по Моллу в сторону Уайтхолла.

Нельсону намекнули об ожидающем его назначении на командный пост в Средиземноморском флоте, и до принятия официального решения еще предстояло многое сделать: переговорить со снабженцами насчет благоустройства нового флагманского корабля; уладить дела в Мертоне; отдать необходимые распоряжения новому секретарю Джону Скотту, бывшему казначею на «Ройал Соверен»; найти и договориться обо всем с человеком, который будет представлять его на церемонии посвящения в рыцари ордена Бани в Вестминстерском аббатстве. Его эсквайрами будут Джон Тайсон с племянниками Томасом и Горацио. Представителем — капитан Уильям Болтон, сын священника и деверь сестры Нельсона Сюзанны. Поскольку данную роль должен был обязательно исполнять тоже рыцарь, капитана Болтона срочно посвятили в это звание, и его кузина Китти, на которой ему предстояло жениться непосредственно накануне церемонии, стала в день своей свадьбы леди Болтон [51].

Наконец, перед отбытием к новому месту службы Нельсону требовалось организовать крестины своей дочери Горации, уже достигшей двух с половиной лет.

Церемония состоялась 13 мая 1803 года в приходе Девы Марии, где прихожанкой была миссис Гибсон. Церковь, ставшую впоследствии приходской часовней, выбрали совсем небольшую, хотя сам приход являлся одним из крупнейших в Лондоне, настолько крупным, что, случалось, писала одна из газет того времени, на «церковных скамьях, самым непристойным образом» громоздились в ожидании похорон разом восемь гробов. Купели не было, и младенцев опрыскивали водой из чаши, установленной на престоле. Вместе с Горацией крестили еще семерых детей. Леди Гамильтон велела миссис Гибсон заплатить и священнику, и приходскому служке, а также сделать копию записи в церковной книге, где, без упоминания имен родителей просто указывалось: Горация Нельсон Томпсон.

«Увидишь мою eleve [52], — пишет Нельсон Эмме вскоре по прибытии в Портсмут, — поцелуй ее от меня и скажи — никогда я ее не забуду, ни ее, ни ее дорогую добрую мамочку, и поверь, так оно и есть».

В другом письме, написанном там же, в номере гостиницы «Джордж инн», Нельсон сообщает Эмме, что вскоре сядет на лодку, которая доставит его на флагманский корабль. «Мне остается лишь молить Всевышнего благословить и беречь тебя и позволить нам встретиться снова в мире и счастии. Верю, так оно и будет».

На улицах города стоял шум. Стучали колеса повозок и экипажей, везущих на набережную моряков и всяческую провизию; раздавались крики носильщиков с тяжелой поклажей на плечах; дребезжали тачки, набитые ящиками и морскими сундуками. Гуртовщики, орудуя длинными палками, гнали скот через весь город. Моряки накануне погрузки сидели в барах, пили эль и покуривали трубки.

Флагман Нельсона, «Виктория», стоял на рейде дальше других. Он представлял собой первоклассный линейный корабль первого ранга, вооруженный 104 пушками, включая тридцать тридцатидвухфунтовых, способных поражать цель на расстоянии в милю, пробивая при этом дубовую обшивку на два фута вглубь. Заказ на строительство судна поступил на Королевские верфи Чэтэма в 1758-м — год рождения Нельсона, а спуск на воду полностью готового к походу корабля состоялся восемь лет спустя. Стоимость его составила 63 176 фунтов. Общая протяженность бегучего и стоячего такелажа этого самого крупного на флоте судна — 27 миль, а площадь распущенных парусов — 4 акра. Полностью укомплектованный экипаж состоял из восьмисот пятидесяти матросов, размещавшихся по преимуществу в тесных кубриках на нижней орудийной палубе. Чаще всего в походе, когда орудийные порты закрыты, здесь царил полумрак. Вообще на корабле находилось всего много больше того, чем обычно необходимо в мирном плавании, но в бою работы хватало всем, и матросам, и артиллеристам. Средний возраст экипажа составлял двадцать два года. Примерно сто не достигли и двадцати лет, самому молодому исполнилось десять, четверым — двенадцать, шестерым — тринадцать. За сорок лет перевалило менее пятидесяти членов экипажа. Говорят, на корабле находилась даже женщина, переодевшаяся мужчиной [53].