Мост в белое безмолвие

Это в общих чертах о предыстории Северо-Восточного прохода и о северо-западных воротах Биармии. А что происходило в ее северо-восточных воротах и где их вообще искать?

Но сначала несколько слов о "конце света".

Если рассматривать старые карты, арабские или русские, с первого взгляда в них ничего нельзя понять. Причина этого так проста, что останавливаться на ней не считали нужным. На древних картах юг помещался наверху, а север внизу, запад справа, а восток слева. Меняет ли это что-нибудь? Ни в коей мере. Возьмите такую карту в руки, определите части света, повернитесь спиной к северу - и вот карта уже сориентирована. Но солнце встает справа и садится слева, и поначалу это кажется нам нестерпимым - так укрепилось в нашем сознаний представление о севере, который находится прямо перед нами, где-то наверху. Во времена, о которых мы сейчас ведем речь, все было по-иному. Исследованный, описанный и частью нанесенный на карту мир оставался далеко на юге, в районе Средиземного моря и Ближнего Востока. Торговый человек, направлявшийся из тех краев на Север, в первобытные леса на берегах Волги и Камы или еще дальше, в тундру, открывал неведомый мир. Сама природа убеждала его в том, что он приближается к концу света, опасному и леденящему кровь. Конечно, он не хотел ошибиться. И могло ли быть в этой ситуации что-нибудь естественнее: чтобы сориентироваться, он поворачивался лицом к уже пройденному отрезку пути, к знакомой части света, двигался на север спиной, в то время как его испуганный взгляд был прикован к югу. Я говорю сейчас не о картографии, а о двух выводах картологии. Первый вывод - психологического характера: на север двигались, обратившись к нему спиной. Нам стоит ощутить страх этих далеких путешественников и восхититься их мужеством, ибо, как мы увидим, они сумели преодолеть свой страх, а ведь преодоление его и есть не что иное, как мужество. Второй вытекает из всего {31} уже сказанного: история гремела далеко на юге, до Севера доходили лишь ее далекие отблески. Тем поразительнее, что один из отблесков пересекся здесь, на берегу Ледовитого океана, с другим и из этого короткого замыкания на какую-то долю секунды родилась ослепительная вспышка, в свете которой Северный полюс был описан почти слово в слово, как у Пири, но почти на тысячу лет раньше его. Сейчас мы убедимся, что это не очередная выдумка.

Задолго до начала нашего летосчисления греческие города-колонии на берегу Черного моря состояли в тесных торговых отношениях с охотниками, населявшими богатые янтарем и лесами районы Балтийского моря и говорившими на родственных нам языках. В результате длительных торговых связей река Днепр стала одним из важнейших торговых путей античного мира, о чем знал Геродот (пятый век до н. э.) и о чем пятнадцать веков спустя вспоминала древнейшая русская хроника. Старейший дошедший до нас сборник русских летописных сводов, Лаврентьевский список, был составлен в 1377 году. Отдельные его части включают более ранние, не дошедшие до нас источники. Один из них, составленный, по-видимому, монахом Нестором не позднее 1113 года, носит название "Повесть временных лет". Автор описывает в своей "Повести", в частности, одно из важнейших событий в истории Восточной Европы - разъединение славянских племен и переселение будущих восточных славян с Карпат на берега Днепра. Но прежде, чем перейти к рассказу об их дальнейшей судьбе, летописец спешит познакомить читателей с древнейшим водным путем, на берега которого эти племена решили переселиться. Благодаря школьным учебникам этот отрывок из "Повести" стал классическим, и, как это обычно бывает, знают из него только первые слова. Приведем же его полностью:

"...Был путь из Варяг в Греки и из Грек по Днепру, и верх Днепра волок до Ловоти, и по Ловоти внити в Илмер (т. е. Ильмень. - Л. М.) озеро великое, из него же озера потечеть Волхов и втечеть в озеро великое Нево (Невское. - Л. М.), и того озера внидеть устье в море Варяжкое (Балтийское. - Л. М.). И по тому морю ити до Рима, а от Рима прити по тому же морю ко Царю-городу, а от Царягорода прити в Понт море (Черное море. - Л. М.), в не же втечеть Днепр река".

Я написал вразрядку слова ити и прити: это же {32} окружной путь вокруг Европы! И мы не были бы детьми века информации, если бы не заметили в этой образцово наезженной окружной дороге объяснения поразительно быстрым темпам развития раннеславянского общества, - во всяком случае, до тех пор, пока функционировал этот окружной путь. Осмелюсь ли я сделать еще один вывод? До Рима - идут, от Рима - приходят. Из этих слов можно заключить, что по отношению к рассказчику Рим находился на полпути, в противоположной точке великого окружного пути, не правда ли? Так первоисточники открывают и те тайны, о существовании которых они сами не подозревают. "Дьявол зловреден, но не хитер", - перефразировал бы я одно известное высказывание, которое в своем первоначальном виде относилось не к истории, а к природе.

Нас эти далекие времена и пространства интересуют лишь постольку, поскольку они связаны с Севером и Северным морским путем. На своей новой родине восточные славяне попали на несколько веков в зависимость от Хазарского каганата, северо-западные границы которого временами простирались до финноязычных муромцев и до племени меря на реке Оке. Это было странное государство в нижнем течении Волги, в формирование которого внесли свою лепту, наряду с другими кочевыми народами, движущиеся на запад угры, будущие венгры. Их вожди единственные в Европе приняли иудейскую веру (в 740 году н. э.) и носили имена Аарон или Вениамин, такие неожиданные в степных районах. По утверждению В. Ключевского, виднейшего русского дореволюционного историка, научная проза которого относится к превосходным образцам русской стилистики, "хазары вместе с волжскими болгарами стали посредниками живого торгового обмена, завязавшегося между балтийским Севером и арабским Востоком приблизительно с половины VIII века", то есть, иными словами, по крайней мере за сто лет до морского путешествия Отера. А еще раньше и, несомненно, более важную роль в посредничестве между странами Севера и Востока играло государство Болгария, расположенное в среднем течении Волги. Арабские путешественники на протяжении более четырехсот лет подробно описывали торговый обмен болгар с финно-угорскими племенами. Ибн Фадлану, посетившему болгарское государство, принадлежит относящееся к 921-922 годам описание торговли пушниной на Дальнем Севере: {33}

"В 20 днях пути от их страны (Волжской Болгарии) находится местность под названием Ису, а далее за Ису живет народ, именуемый юра. Это дикое племя. Они не общаются с людьми, боятся их злобы. Жители Болгарии совершают поездки в ту страну и привозят туда одежду, соль и другие товары, которыми они торгуют. Для доставки этих товаров они изготовляют повозки, похожие на маленькие тележки, в которые запрягают собак, ибо там много снега и никакое другое животное не может передвигаться по этой стране. Люди привязывают к подошвам кости скота, каждый берет в руки две заостренные палки, втыкает их позади себя в снег и скользит по поверхности, отталкиваясь этими палками, словно веслами, и так достигает цели своего путешествия... Они ведут куплю и продажу, изъясняясь с туземцами языком жестов, и привозят из этой страны прекрасные крупные шкурки соболя..."

Всего несколько слов для уточнений, потому что самая интересная часть описания Ибн Фадлана впереди. У него нет поэтических метафор, столь свойственных географам античной Греции. Раньше я полагал, что описание лыжной палки, которой отталкиваются, "словно веслом", является в устах араба 1 очень понятной и извинительной неточностью. Ведь не станем же мы требовать от наших географов точного описания упряжки верблюда, нас вполне удовлетворяет поэтичное сравнение "корабль пустыни"... Но Ибн Фадлан достоверен и в этой детали - на сей раз как этнограф. Чтобы понять это, мне надо было провести зиму с охотником коми-зырянином в непроходимом первобытном лесу: сани и кожаные лыжи (отсюда - кости животного!), которыми он пользовался, почти не изменились за последние две тысячи лет, потому что уже тогда они были близки к совершенству. Лыжную палку я с первой же минуты окрестил снежным веслом. Почти двухметровый койбед - единственная палка, которой охотник пользуется, стоя на лыжах, - с одного конца снабжен металлическим наконечником, другой же, расширяющийся, конец и величиной, и выпуклой формой напоминает лопасть байдарочного весла... Описание Ибн Фадлана настолько точно, что невольно напрашивается вывод: он сам встречался с коми-{34}зырянами. Возможно, что так оно и было, - зыряне селились в те времена ближе к югу. Языковед Б. Коллиндер выводит название реки Камы из Ком-му, что на языке зырян означает "страна Коми". Другие сведения также указывают на то, что страна болгар была сложным этническим коктейлем, окраины которой простирались далеко на север. Юры Ибн Фадлана это угры, по-видимому, манси, которых зыряне в своих преданиях еще и сейчас называют еграми и которых Геродот за четырнадцать веков до этого знал под именем иирки*. И, наконец, как Биармия у скандинавов, так Вису у арабов стало общим названием для северных народностей, точнее - для всего Севера, хотя некоторые исследователи пытались отнести его только к поселениям вепсов в окрестностях Белого озера, исходя из того, что "вису" по-арабски означает "белый*.