Ленин и его семья (Ульяновы)

— Ха-ха-ха! — злобно рассмеялся Ленин, заранее торжествуя легкую победу. — Слыхали мы все это, гос­подин мой хороший в сапогах, слыхали, и не раз… Все это праздные измышления «скорбных разумом невтонов», или, вернее, социалистическая маниловщина с ее моста­ми, лавками и прочими побрякушками… голая и вред­ная утопия… Чистейшей воды фурьеризм или «Нью-Гармони» папаши Оуэна… Неужели вы не понимаете, что ставка на немедленный социализм не выдерживает даже самой поверхностной критики?! Неужели вы не понима­ете, что при современном соотношении общественных сил, при слабом развитии во всем мире, а не то что в нашей заскорузлой Расее-матушке, господин мой хоро­ший, а именно и точно при слабом развитии во всем мире капитализма нас отделяют от момента обобществ­ления сотни, если не тысячи лет, но сотни-то во всяком случае… Надо обладать поистине гениальным узколобием, чтобы верить в немедленный социализм… Ха-ха-ха! Где там! Нам вынь да положи вот сию же минуту «Красную звезду» моего друга Александра Александрови­ча (Речь идет о нашумевшем в свое время романе А. А. Малинов­ского (Богданова) «Красная звезда», в котором автор талантливо вос­производил социалистическую утопию. Роман очень захватил молодежь того времени. — Авт. )… на меньшее мы не согласны! Никак нет, ни Боже мой, — на меньшее мы не согласны! И зря он написал этот роман, ибо он только окончательно совращает с пути истины всех скорбных главой, имя же им легион, и заставляет их лелеять, по выражению моего друга «его величества Божьею милостью Николая II», несбы­точные мечтания…

Он остановился на минуту, подошел к столу, отпил чаю и снова заходил по комнате.

— Да, я говорю, несбыточные мечтания, — продол­жал он. — И горе нам было бы, нам и всему миру, если бы каким-нибудь хоботом, какой-нибудь нелепой авантюрой Россия или какой угодно, даже самый циви­лизованный по нынешним временам народ был бы ввер­гнут в социалистический строй в современную нам эпо­ху! Это явилось бы бедствием, мировым бедствием, от которого человечество не оправилось бы в течение сто­летий!.. Да, прав Иисус Христос, — что ни говорите, а он -был не дурак, — и вам, милейший, следовало бы помнить, что он говорил: «Блюдите, да не соблазните единого от малых сил…» А что такое народ, толпа?! Это именно те «малые», о которых он говорил!.. Это со­блазн — преступление перед всем миром, перед всем человечеством!! Да, именно. И сколько все мы, пишу­щие, и говорили, и писали, предостерегая от увлечения социалистическими утопиями, сколько мы доказываем, что всякого рода фурьеризмы (от Фурье. — Ред.), прудонизмы (от П. Ж. Прудона. — Ред.) и оуэнизмы (от Р. Оуэна. — Ред.) ведут только в конечном счете к ре­акции, глубокой, душной, безысходной реакции, чрева­той знаете чем?! — и он вплотную остановился перед несчастным Саней, как бы ожидая от него ответа…

Но тот, точно ошпаренный, упорно молчал. Ленин ждал. Саня, как школьник, не приготовивший урока, не зная, что сказать, стал откашливаться — было жалко на него смотреть.

— Хе, — злорадно снова заговорил Ленив, — зк-хе… Так вот я вам скажу, мой мудрый и почтенней­ший Сократ, чем это чревато. Неизбежная в таком случае реакция привела бы к тому, что здоровая сама по себе идея социализма погибла бы, если не совсем, то ее движение было бы застопорено на много десяти­летий! Человечество надолго бы было иммунитировано (от иммунитета. — Ред.) этой предохранительной вак­циной социализма и получило бы полнейший отврат к нему… Конечно, в конце концов социализм восторжест­вует, но эта реакция, повторяю, задержала бы посту­пательное движение его и столь любезную вашему сер­дцу, не говорю, уму — об уме не приходится гово­рить — экспроприацию и обобществление капитала… И мы, убежденные социалисты-диалектики, не можем иначе как с глубокой враждой относиться к максима­лизму, под каким бы соусом он ни подавался, как к самому реакционному течению…

— А сколько, кстати, вам лет?! — вдруг оборвав сам себя, резко спросил он Саню, и его маленькие глазки засветились хитрым и злым огоньком.

Весь красный и обливаясь потом, несчастный, затю­канный Саня, прокашлявшись, каким-то замогильным густым басом ответил:

— Почти девятнадцать…

— Ха-ха-ха! Только-то? А не шестнадцать?!.. Ну да все равно… Пушкина помните? Помните: «Так розгами его!» — сказал Зевс в известном стихотворении… ха-ха-ха (Я нарочно так подробно привел эту декларацию Ленина. Она любопытна как антитеза всему современному ленинизму, сталинизму и пр. Она интересна и для сопоставления ее с ответом Ленина мне, ког­да вскоре после большевистского переворота я, приехав в Петербург, беседовал на эту тему с Лениным. Позволю себе сослаться на это мес­то из моих воспоминаний («Среди красных вождей») и привести наш разговор:

«Скажите мне, Владимир Ильич, как старому товарищу, — сказал я, — что тут делается? Неужели это ставка на социализм, на остров «Утопия», только в колоссальном размере, — я ничего не понимаю…

— Никакого острова «Утопии» здесь нет, — резко ответил он то­ном очень властным. — Дело идет о создании социалистического госу­дарства. Отныне Россия будет первым государством с осуществленным в ней социалистическим строем… А, вы пожимаете плечами! Ну, так вот, удивляйтесь еще больше! Дело не в России, на нее, господа хоро­шие, мне наплевать, — это только этап, через который мы проходим к мировой революции…

Я невольно улыбнулся. Он скосил свои узенькие маленькие глаза монгольского типа с горевшим в них злым ироническим огоньком и сказал:

— Вы улыбаетесь! Дескать, все это бесплодные фантазии. Я знаю все, что вы можете сказать, знаю весь арсенал тех трафаретных, изби­тых, якобы марксистских, а в сущности буржуазно-меньшевистских ненужностей, от которых вы не в силах отойти даже на расстояние ку­риного носа… Мы забираем и заберем как можно левее!..

Улучив минуту, когда он на миг смолк, точно захлебнувшись сво­ими собственными словами, я поспешил ему возразить:

— Все это очень хорошо. Допустим, что вы дойдете до самого что ни есть левейшего угла… Но вы забываете закон реакции, этот чисто механический закон отдачи. Ведь вы откатитесь по этому закону черт знает куда!..

— И прекрасно! — воскликнул он. — Прекрасно, пусть так, но в таком случае это говорит лишь за то, что надо еще более забирать влево!.. Это вода на мою мельницу…» — Авт. ).

Не помню уж точно как, далее Ленин завел с тем же Саней разговор о парламентаризме. Дело в том, что в своем докладе Ленин говорил по поводу значения со­циал-демократической думской фракции. И вот, хотя и робко и запинаясь, Саня, при моем содействии (я знал его взгляды и чисто детские рассуждения и обоснова­ния), высказал свой отрицательный взгляд на парламен­таризм. Он повторял, как хорошо натасканный попугай, что парламент отжил свое, что он всюду падает как пе­режиток и является учреждением чисто буржуазным…

— Вот как! — снова сцепился Ленин с ним. — Так что вы считаете, товарищ Саня, что для России парла­ментский режим тоже пережиток, который можно спо­койно выбросить, как яичную скорлупу! Великолепно, я принимаю ваше глубокомысленное решение и всеми ме­рами приветствую его. Итак, долой парламенты всего мира, вплоть до старейшего из них английского! До­лой!.. Ну, а что же вы предлагаете взамен этих отжив­ших учреждений? Ведь вы, конечно, как ортодоксальный максималист, считаете, что и мировая — о российской мы, конечно, и говорить не желаем — буржуазия вы­полнила свою историческую миссию, а потому долой и ее?.. Так ведь?

— Да, так, — робко проскрипел Саня.

— Правильно, — ехидным тоном сказал Ленин, — принимаю и даже ставлю вопрос шире. Принимаю, что вообще и демократия, и ее режим тоже отжили свое. Принимаю и приветствую глубокие заключения товари­ща Сани… Да здравствует максимализм, а следователь­но, по-максималистски же и немедленная диктатура пролетариата! Так, верно я говорю? Черт с ними и с кре­стьянами — ведь и они тоже мелкие буржуа, а значит, говорю о России, пусть и они исчезнут также с лица земли, как рудимент… Хорош. Ну а предлагаемый образ правления, раз вы изволите уничтожить парламент? Ну, мудрый Эдип, разреши!!..