Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610

Герцогиня де Шольн (Chaulnes) заявила своему сыну герцогу Пикиньи, который женился на дочери разбогатевшего финансиста Боннье: «Хороший брак, сын мой… Очень хорошо, что вы приобретаете навоз, чтобы удобрить свои земли». Вот так: когда речь заходит о финансистах, общественное неуважение доходит до ссылок на фекальный характер их богатств, как у ловкачей, имеющих дело с королевскими налогами и кредитами. Экскрементные и оскорбительные эпитеты адресовались также незаконнорожденным. Не заходя столь далеко в презрении, согласимся, что классифицировать или выстраивать людей по ранжиру — значит устанавливать иерархию. Устанавливать различия среди слуг и прислужников монархии, между аристократической знатью, королевскими служилыми людьми и финансистами — значит располагать тех и других на лестнице ценностей, которые разделяются современниками. Иерархия может опираться на более или менее точные факты и тем не менее вписываться в глубинные основы образа мышления эпохи. С этой точки зрения Франция — не исключение: «антифинансистские» настроения в Англии, Испании или Австрии почти не отличались от наших.

Налоговые откупа существовали и за пределами королевства. Исторически их значение во Франции увеличивалось по мере укрепления государства: при Мазарини на косвенные налоги приходилось менее четверти или пятой части доходов государства. При Кольбере и позднее они достигали, а порой и превышали половину их суммы.

В некоторых отношениях король, распределяющий должности и откупа, напоминает, повторим это, крупного земельного собственника полусеньориального типа. Крупный участок земли такой дворянин отдает в аренду на короткий срок. Другую часть своих земель разбивает на мелкие участки и за определенную плату сдает в вечное пользование или на срок жизни нескольких поколений, рискуя даже тем, что его потомки сумеют лишь с большим трудом вернуть эти многочисленные и парцеллизированные участки через несколько поколений амфитеотов [10].

После королевских служилых людей, откупщиков, арендаторов и финансистов рассмотрим другой тип (которому предстоит большое будущее) слуг монархии. Эта новая категория, в свою очередь, подразделяется на комиссаров и служащих, которые, соответственно, являются предшественниками наших высших государственных чиновников и госслужащих (напоминая нашу метафору о доменах, отметим: крупные землевладельцысеньоры Старого порядка имели в своем распоряжении помимо ленников и фермеров оплачиваемых служащих).

Королевские комиссары, как указывает их название, получали от суверена обозначенные в письменных патентах властные полномочия для исполнения определенных обязанностей в соответствии с «поручением». Среди них — послы, государственные советники, губернаторы провинций, их заместители и интенданты финансовых округов в областях. Некоторые из них до получения патента занимали королевские должности. Так же обстояло дело с интендантами, многие из которых вышли из генеральных докладчиков. В зависимости от обстоятельств они могли (или нет) получать и доходы от королевской должности, и возможные вознаграждения, причитающиеся им по их новому статусу комиссара. Служащие по своему положению значительно ниже комиссаров. (Но были исключения: некий Пеке, чиновник по ведомству иностранных дел при Людовике XIV и во времена Регентства, был фактически среди принимающих решения, конечно, менее влиятельным, чем его патроны Торси и Дюбуа, но ни в коем случае не второстепенным.) Статус служащих монархии по сути не очень отличается от статуса госчиновников в XIX и XX веках, за тем исключением, что их должностные права и обязанности скорее складывались из практики, чем определялись юридически. «Они получали жалованье, различное по размеру в зависимости от стажа, годовые наградные, пособия в исключительных случаях: на обустройство в Версале, в связи со своими бракосочетаниями или замужеством своих дочерей, пожизненные доплаты (премии) за службу, не подлежащие налогообложению. Их пенсии после выхода в отставку зачастую были равны их окладам и назывались «сохраняемое жалованье», часть которого после смерти продолжали выплачивать вдове, а другую часть — детям». Система служащих уже отвечала до известной степени специфическим требованиям бюрократии. Действительно, чиновники по своему статусу располагались на разных иерархических уровнях: так, «первый клерк» в Версале четко выделялся среди своих сослуживцев. Обязанности, исполнявшиеся служащими, определялись их технической и юридической квалификацией. Их отбор и наем все больше подчинялись универсальным критериям и все меньше зависели от происхождения и даже фаворитизма. Доходы принимали характер платы за наемный труд. Это не прибыль, не доход, а жалованье: оно позволяет получателю «вести достойный и соответствующий его рангу образ жизни».

Представлялось закономерным на этапе формирования этой системы объединять служащих и комиссаров в рядах государственного чиновничества. Но при этом социальная дистанция между первыми и вторыми оставалась значительной. Интенданты смотрели свысока на скромных чиновников, бумагомарателей, работающих в поте лица на самом нижнем уровне пирамиды — в казенных кабинетах в Париже или в провинции. И тем не менее эти две группы были уже достаточно прогрессивными по сравнению со структурами королевских служителей и откупщиков, отмеченных печатью институционального архаизма. В Консульство Бонапарта задним числом была подтверждена общность судеб комиссаров и служащих, окончательно упразднен институт королевских служителей и откупщиков, что было декретировано еще Революцией и обеспечило торжество власти и иерархии наемных чиновников, вышедших из среды служащих старой системы. Был учрежден двухвековой институт префектов: эти высокопоставленные чиновники продлят и усилят роль комиссаров-интендантов, свирепствовавших уже во времена наивысшего подъема классической монархии.

Она, таким образом, представляется организмом неоднородным, в рамках которого бок о бок существовали и королевские служители, и откупщики, и чиновничество. Стиль работы органов королевской власти скорее связан с прошлым, но вместе с тем в нем появляется и нечто новое. Классическая монархия привержена принятию решений по итогам обсуждения на собраниях Высшего совета, других советов управления, на заседаниях судебных инстанций, выборных лиц и т.д. Общественные силы на местах — гражданские или религиозные — также не остаются в стороне. Вспомним многочисленные дебаты в советах городов, в капитулах каноников… Широко была распространена практика управления с использованием советов в Испании: в 1721 году были известны советы Кастилии, финансов, по владениям в Вест-Индии, по военно-морским делам: сословные советы, военный совет и др. Полисинодия [11]во Франции в 1715 году была не радикальным новшеством, а скорее попыткой экстраполяции: число советов, которых и так уже было немало, просто увеличилось; они стали открытыми для аристократии и обрели более широкие властные полномочия. Да, уже в 1718 году с практикой полисинодии было покончено. Но центральная власть (в принципе) осталась приверженной традиционному Королевскому совету с его каноническими подразделениями.

Вместе с тем в монархическую эпоху существует и другой, неколлективный способ принятия решений. Он господствует в армии, представляя собой цепочку индивидуальных и авторитарных решений; они нисходят, как бурный водопад, по вертикали званий и командных должностей. В крайнем случае крупные военачальники, а иногда и сам король накануне сражения собираются для коллективного обсуждения, сидя на лошадях, стоящих по кругу мордами внутрь, а крупами наружу. Пришлось дожидаться исчезновения монархии Старого порядка, чтобы принцип единоличного принятия решений вышел за армейские рамки и стал применяться гражданскими властями [12].

Линии властной подчиненности, которые Бонапарт «прочертит» через министров, префектов, супрефектов и их подчиненных, положат конец обычаю коллегиального управления. Сверху вниз по этим линиям будут передаваться авторитарные решения ответственных деятелей, в том числе и в невоенных областях.