Вожди белых армий

Чтобы в окружающей сумятице разных войск выделяться, дроздовцы нашили себе на левый рукав национальный русский шеврон: трехцветный угол концами вниз. Впереди был Мелитополь, на который выступили через деревню Тогуи, а потом взяли курс на Акимовку. На всем пути приходилось уничтожать телеграфную линию, чтобы лишить красных связи.

Помимо большевиков, в этих краях царствовали анархисты. О том, чтобы избавиться и от них, били челом Дроздовскому местные жители. Поэтому в колонии Эйгенфельд пришлось разгромить анархистские силы, за что в здешней Сельскохозяйственной школе белых забрасывали цветами, и в их ряды вступило 50 добровольцев.

Захватив Акимовку, дроздовцы решили спровоцировать ничего не подозревающих о них красных в Мелитополе. Воззвали по телеграфу в Мелитополь от имени акимовских большевиков о помощи против гайдамаков, которые якобы не дают драть с крестьян контрибуцию. Им ответили, что красный эшелон с грозным названием «Технический поезд по борьбе с контрреволюцией» выходит на подмогу.

Поезд пропустили за переезд и взорвали сзади путь. Тут же ударили по нему дроздовские пулеметы. Поезд рванулся вперед, рассчитывая проскочить станцию, но там его встретили броневик и эскадрон капитана Нилова.

Все 118 большевистских бойцов эшелона были захвачены. Расстреляли только тех, кто дрался с оружием до конца. Тут же за попытку грабежа населения казнили и своего дроздовского офицера серба Зорича.

В отряде действовал военно-полевой суд, чтобы не было ни самосудов, ни грабежей. Населению платили и за продовольствие, и за фураж, и за подводы. В захваченном «Техническом поезде» оказалась масса награбленной провизии, сластей, мануфактурных товаров, дамской и детской обуви, которыми белые поделились с местными бедняками.

На следующем рассвете 16 апреля по «дроздам» ударил подлетевший к Акимовке на смену предыдущему «Техническому» бронепоезд. Ему дружно ответили белые батареи и красные умчались. Отряд двинулся двумя колоннами вдоль «железки» на Мелитополь, по пути дважды по нему обрушивался бронепоезд. Навязывал бой и выдвинувшийся красноармейский отряд. Он пытался цепями перейти в атаку. Но эту пехоту дроздовцы контратаками быстро разгоняли.

К вечеру дроздовцы вошли на окраину Мелитополя, остановились в слободке Кизиар. Здесь узнали, что красные оставили город, уйдя отсюда в панике на тринадцати эшелонах. Воевавшая за большевиков атаманша Маруська Никифорова даже бросила свой автомобиль.

Отряд расположился в Мелитополе, отдав власть городскому самоуправлению. Многие мелитопольцы встали в ряды добровольцев.

Вскоре к городу подошли немецкие части, попросившие пропустить их эшелоны в Крым. Дроздовский согласился, но с немцами хлынули сюда и отряды гайдамаков: украинцев наглых и отчаянных. Для острастки дроздовцы выпороли нескольких из них. «Гайдамаки стали шелковые», — как упомянул по этому поводу в своих воспоминаниях полковник Андреянов.

После этих событий Дроздовский, сам родом из Киева, выросший серди украинцев, так написал о них и немцах в своем дневнике:

«Странные отношения у нас с немцами: точно признанные союзники, содействие, строгая корректность, в столкновениях с украинцами — всегда на нашей стороне, безусловное уважение… Мы платим строгой корректностью…

С украинцами, напротив, отношения отвратительные: приставанье снять погоны, боятся только драться — разнузданная банда, старающаяся задеть. Не признают дележа, принципа военной добычи, признаваемого немцами. Начальство отдает строгие приказы не задевать — не слушают. Некоторые были побиты, тогда успокоились: хамы, рабы…

Немцы — враги, но мы их уважаем, хотя и ненавидим… Украинцы — к ним одно презрение, как к ренегатам и разнузданным бандам».

23 апреля 1918 года фронтовики Бердянска попросили по телеграфу уже широко известного в этих краях полковника Дроздовского придти к ним на помощь. Они дрались в неравном бою с местными красными. Михаил Гордеевич ответил, что выступает.

Это был марш, побивший все рекорды «дроздовской» скорости: за 20 часов отряд сделал 109 верст! На рассвете он подходил к Бердянску. Красные, лишь услыхав о приближении дроздовцев, стали спешно отходить. О беспощадном белом отряде сухорукого полковника в пенсне здесь в газетах писали, будто он сметает все на пути своей армадой в 40 тысяч человек…

В Бердянске захватили большевистскую головку города и окрестностей, попались комиссары Бердянска, Ногайска, Федоровки, Пологи… Всех, кроме одного, расстреляли. Из находившегося здесь крупного воинского арсенала пополнились снарядами всех калибров, а также взяли много автомобилей и авиационного имущества.

Дальше лежал Мариуполь, занятый австрийцами, который обошли, но заглянул туда полуэскадрон «дроздов», угнавший из-под носа у немчуры табун лошадей. На встретившемся Никополь-Мариупольском заводе сменили лафеты, угробив остающееся здесь артиллерийское имущество. Тут сформировали из накопившегося за рейд пополнения четвертую роту стрелков.

Шагали по казачьим палестинам. 30 апреля в станице Ново-Николаевке казаки встретили дроздовцев почетным караулом из конных и пеших сотен. Станичники выдали им три десятка арестованных комиссаров, которых отрядный военно-полевой суд приговорил к расстрелу.

Здесь узнали, что Добровольческая армия, вышедшая с Дона, не сумела взять Екатеринодар, при штурме которого убили генерала Корнилова, но ее вместе с генералом Алексеевым теперь возглавил не менее доблестный генерал Деникин. Все-таки к легендарному Корнилову вел своих бойцов Михаил Гордеевич… Чтобы не понижать духа «дроздов», эти новости сообщили только начальникам частей.

В окрестных хуторах свирепствовали красные. Дроздовцы рассыпались по ним, выкуривая и выбивая оттуда большевиков. В Федоровке обнаружили зарытое оружие, много захватили коммунистов, которые здесь уже приготовили виселицу для казни новониколаевских казаков. На ней повесили самих ленинцев.

Дроздовский писал в дневнике:

«А в общем, страшная вещь гражданская война; какое озверение вносит в нравы, какою смертельною злобой и местью пропитывает сердца; жутки наши расправы, жутка та радость, то упоение убийством, которое не чуждо многим из добровольцев. Сердце мое мучится, но разум требует жестокости. Надо понять этих людей, из них многие потеряли близких, родных, растерзанных чернью, семьи и жизнь которых разбиты, имущество уничтожено или разграблено и среди которых нет ни одного, не подвергавшегося издевательствам и оскорблению; надо всем царит теперь злоба и месть, и не пришло еще время мира и прощения… Что требовать от Туркула, потерявшего последовательно трех братьев, убитых и замученных матросами…»

26-летний Антон Туркул в это время шел в отряде фельдфебелем второй офицерской роты. Он станет одним из выдающихся героев Белой гвардии. В Первую мировую войну Туркул воевал вольноопределяющимся в 75-м пехотном Севастопольском полку, где заслужил два солдатских Георгиевских креста и был произведен в офицеры. В чине штабс-капитана он вступил в бригаду Дроздовского. В 1919 году Туркул будет командиром 1-го и 2-го Офицерского Дроздовского полка, в Русской Армии генерала Врангеля его произведут в генерал-майоры и назначат командиром Дроздовской дивизии.

В эмиграции в 1936 году А. В. Туркул станет основателем и главой Национального союза участников войны (РНСУВ), провозгласившего в отличие от расплывчатой платформы РОВСа в это время свою программу с упором: «Не только отрицать коммунизм, но и главное — утверждать свое; строить Новую Россию — святыню, Россию — справедливость». РНСУВ будет работать под девизом: «Бог — нация — социальная справедливость».

В годы Второй мировой войны генерал Туркул будет участвовать в формировании Российской Освободительной армии — РОА и командовать в ней казачьей бригадой. Там с ним будет и другой белый герой из «северо-западников» Юденича генерал Пермикин, успевший покомандовать и 3-й армией генерала Врангеля в Польше. Скончается генерал Туркул в Мюнхене в 1957 году и оставит замечательную книгу «Дроздовцы в огне», прекрасный язык которой обеспечит писательская обработка талантливого литератора И. С. Лукаша. В ней есть такие строки: