Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков

И когда эн Раймон де Кастель Руссильон услыхал кансону, которую сложил Гильем для жены его, он призвал Гильема явиться к нему как бы для беседы довольно далеко от замка, и отрубил ему голову, и положил ее в охотничью сумку, а сердце вырезал из тела и положил вместе с головой. Вернувшись же в замок, он приказал изжарить сердце и подать его на стол жене, и заставил ее съесть его; а она не знала, что она ест. Когда же кончила она есть, встал эн Раймон и сказал жене, что съела она сердце эн Гильема де Кабестаня, и показал голову, и спросил ее, пришлось ли сердце Гильема ей по вкусу. И она как услышала, что он ей сказал, и увидела голову эн Гильема, и узнала ее, то, отвечая ему, сказала, что сердце было такое хорошее и вкусное, что никогда никакая пища и никакое питье не заглушат у нее во рту вкуса, который оставило сердце сеньора Гильема. И тогда кинулся на нее эн Раймон с мечом, она же побежала от него, бросилась с балкона и разбила себе голову.

Стало это известно по всей Каталонии и во всех землях короля Арагонского, и король Альфонс и все сеньоры тех мест погрузились в великую скорбь и великую печаль по поводу смерти эн Гильема и дамы его, которую эн Раймон столь гнусно умертвил. И собрались сородичи Гильема и дамы, и все куртуазные рыцари той округи, и все влюбленные, и объявили ему войну не на жизнь, а на смерть. И король Арагонский, узнав о смерти дамы и рыцаря, схватил Раймона, опустошив замок его и владение, а тела Гильема и дамы его положить повелел в гробницу, воздвигнутую перед входом в церковь города Перпиньяна, богатого града на равнине Руссильонской, что во владении короля Арагонского. И долгое время все куртуазные рыцари и дамы Руссильона и Серданьи, Колофена и Риполя, Пейралады и Нарбонны ежегодно устраивали им поминки, и все истинные влюбленные молили Бога о спасении их душ. А эн Раймона де Кастель Руссильона король взял в плен и лишил всего, чем он владел, замок его опустошил, а самого его держал в тюрьме, пока тот не умер, а все его имение отдал сородичам Гильема и дамы, которая из-за него умерла.

Жизнеописания, с. 240–246

Вы уже слыхали о мадонне Марии Вентадорнской, как о наиславнейшей из дам, когда-либо живших в Лимузене, много творившей добра и бежавшей всякого зла. Во всех деяниях своих она руководствовалась законами вежества, и никакое бездумие не подбивало ее на необдуманные поступки. Одарил ее Господь прелестью лица и изяществом, коим не требовалось никаких прикрас.

Между тем Ги д’Юссель, как уже слыхали вы в песне «Я, злая Дама, прогнан Вами с глаз…», лишился своей дамы и пребывал в великой тоске и кручине. Долгое время не пел и не слагал он песен, отчего все достойные дамы округи той скучали, а больше всех мадонна Мария, ибо ее-то Ги д’Юссель и славил во всех своих кансонах. Графу же Марки по имени эн Уго ло Брюн, бывшему ее рыцарем, оказывала она всю любовную честь, какую может дама оказать рыцарю своему.

И вот однажды, когда граф Марки проводил с нею время в куртуазном ухаживании, вышел и у них спор. Граф утверждал, что всякий истинно влюбленный, доколе он даме своей верен, и ежели дама любовь свою ему отдала, рыцарем его избрав или другом, столько же власти имеет над дамой своей, сколько и та над ним. Мадонна же Мария отрицала, что друг может иметь над нею власть. Случилось тогда же быть при дворе мадонны Марии эн Ги д’Юсселю, и та, желая вернуть его к песням и усладам, сложила строфу, в которой вопрошала его, может ли друг дамы иметь над нею столько же власти, сколько она над ним. Так вызвала его мадонна Мария на куртуазное прение, и сложили они такую тенсону: