Москва акунинская

«— …Вы ведь понимаете, что если мы отдадим б-бриллиант властям, то больше его не увидим. Тогда мальчик и Эмилия обречены.

Только теперь до меня дошло, что он вовсе не шутит.

— Вы и вправду намерены вступить с доктором Линдом в самочинный торг? — на всякий случай все же уточнил я.

— Да, а как же иначе?

Мы оба замолчали, уставившись друг на друга с равным недоумением. От моего душевного подъема не осталось и следа. Во рту пересохло от скверного предчувствия.

Фандорин окинул меня взглядом с головы до ног, будто видел впервые, и спросил — как мне показалось, с любопытством:

— П-постойте, Зюкин, разве вы не любите маленького Мику?»

Гувернантка успешно морочила голову самому Фандорину, делая вид, что может описать маршрут, по которому ее возили преступники, лишь опираясь на подсчет поворотов. Фрагмент текста, в котором рассказывается об этом, интересен для нас с вами обилием топонимов:

«— Оба раза карета, поплутав по п-переулкам, выехала на Зубовскую площадь — это подтверждают и наблюдения Эмилии, которые слышала в этом месте маршрута шум множества экипажей и гул голосов.

— А дальше?

Мадемуазель сконфуженно оглянулась на Фандорина (этот короткий, доверительный взгляд снова царапнул меня по самому сердцу) и, словно оправдываясь, сказала:

— Мсье Зюкин, вчера я смогла запомнить одиннадцать поворотов, сегодня тринадцать. — Она прищурилась и с запинкой произнесла: — Двадцать два, влево; сорок один, вправо… Я очень старалась, но все равно сбилась…»

Фандорин уточняет:

«— Эмилии не придется все запоминать с самого начала п-пути. После Зубовской площади карета оба раза двигалась одним и тем же маршрутом, и последний п-поворот, твердо запомнившийся нашей разведчице, — стык Оболенского и Олсуфьевского переулков. Куда экипаж отправился далее, мы не знаем, но эта точка определена совершенно точно. Оттуда до конечного пункта уже недалеко — каких-нибудь десять — пятнадцать минут».

И мадемуазель Деклик подытоживает:

«— Ну, мсье Зюкин, вы отдыхайте, а мы с Эрастом совершим небольшую прогулку: побродим вокруг Девичье Поле, Цахицынская, Погодинская, Плюсчиха, — старательно выговорила она названия московских улиц…»

Под «Девичьим полем», скорее всего, следует понимать конкретную улицу — в наши дни она разжалована в проезд. Проезд Девичьего поля отходит от Зубовской улицы, продолжающей Пречистенку. На проезде расположена Военная академия им. В. М. Фрунзе (№ 4; здание построено в 1937 г.), а рядом — тот самый сквер Девичьего поля, который вместе с академией возникает в «Шпионском романе» — там, на детской площадке, прячется Селенцов.

Царицынская улица — очевидно, Большая или Малая Царицынские улицы, которые в 1924 г. были переименованы в Пироговские в честь великого хирурга. Погодинская улица, на которой стоит уже упоминавшаяся «изба», расположена по другую сторону от Большой Пироговской — в нее переходит Зубовская. А в сторону Комсомольского проспекта от почти параллельной Зубовской коротенькой улицы Россолимо отходит Олсуфьевский переулок, смыкающийся с Оболенским почти под прямым углом. Кстати, Оболенский переулок — «герой» герой романа Акунина. «Шпионского романа». Это там жила Ираида Петракова — «дура-девка, немецкая подстилка». Тут она пыталась ценой собственной жизни спасти от ареста обожаемого хозяина — «Вассера» — фон Теофельса.

Улица Россолимо наводит на мысль о еще одном аспекте, связанном с Девичьим полем, — медицинском. «Если я, Лавр Жемайло, скажу вам, что нечистая сила действительно существует, вы решите, что ваш покорный слуга, идущий по следу одного из самых опасных тайных обществ столетия, поддался мистическим чарам, сошел с ума и не сегодня-завтра окажется пациентом Боженинской психолечебницы или, того пуще, намылит веревку вслед за персонажами своих мрачных очерков», — нагнетает атмосферу журналист в «Любовнице смерти». Имя невропатолога Г. И. Россолимо было присвоено Большому Божениновскому переулку в 1961 г. С 1890 г. Россолимо заведовал стоявшей в этом переулке лечебницей. Только она была вовсе не психиатрической — на улице Россолимо и сегодня расположена клиника нервных болезней 1-го Медицинского института. Лечили и лечат там не сумасшедших или психопатов, а людей, страдающих тиками, невралгиями и другими соматическими заболеваниями. Так что здесь у Акунина, к сожалению, очередная «замена», вроде с той, с которой мы с вами уже сталкивались в Лефортове.

Расположенный по соседству Несвижский переулок, как можно предположить, подсказал писателю фамилию «львицы» Несвицкой, занимавшейся медицинской практикой «на Девичьем Поле, где совсем недавно на средства мануфактур-советника Тимофея Саввича Морозова открылась его же имени Гинекологическая клиника при Московском императорском университете». Так ли это было на самом деле? Действие «Декоратора» развивается в 1889 г., а знаменитая на всю Москву и сегодня Морозовская больница, названная так по имени своего основателя, открылась только в 1903 г. Причем открылась она не на Девичьем поле, а на другом берегу Москвы-реки (ее теперешние название и адрес — 4-й Добрынинский переулок, Городская детская клиническая больница № 1). Да, открытая на деньги фабриканта-благотворителя больница — детская. Я уже говорила о том, что специализация медицинских учреждений никогда не меняется. В качестве детской больницы Морозовская существует сейчас, таковой она и была изначально.

Тем читателям, которых очаровал образ суровой нигилистки, реальность предоставляет единственную возможность дойти до расположенной в районе бывшего Девичьего поля улицы Еланского и постоять там перед клиникой акушерства и гинекологии им. В. Ф. Снегирева — известного русского врача-акушера, который основал эту больницу как раз в 1889 г. (дом № 2). Там и должна была бы работать «повивальная бабка Несвицкая Елизавета Андреевна, 28 лет, девица, прибыла из Англии через Санкт-Петербург».

В романе «Коронация» Фандорин тщательно готовится к встрече с Линдом у стен Новодевичьего монастыря: «На широком столе была разложена схема местности меж Новодевичьим монастырем и Новодевичьей набережной, причем исполненная честь по чести, не так, как давеча, на клеенке. Заштрихованными кружками были отмечены тайные пикеты, окружавшие пустырь со всех сторон: старший агент… в дупле старого дуба на углу Вселенского сквера; шестеро «служителей» в бараке Детской клиники, что выходила окнами на пруд; одиннадцать «монахов» на стене монастыря; семеро «лодочников» и «бакенщиков» на реке; один под видом торговки на выезде с Погодинской улицы; трое «нищих» у ворот монастыря; двое «рыбаков» на пруду — эти ближе всего, итого в первом кольце оцепления расположился тридцать один агент». Что следует понимать под «Вселенским сквером»? Вселенским проездом до 1926 г. называлась улица 10-го Октября. Когда по обе ее стороны выстроили новые каменные корпуса, окруженные сквериками, было принято решение ознаменовать обновление присвоением нового же, пролетарского названия. До 1926 г. Вселенский проезд окружали частные деревянные домики. Эта застройка была неплотной, и среди строений имелось несколько рощиц. Трудно сказать, росли ли в них дуплистые дубы, но, скорее всего, имеется в виду тот из этих зеленых островков, который располагался ближе всех к монастырской стене. «Детская клиника» — один из четырех бараков инфекционного отделения клиники детских болезней, выстроенных в 1890 г. в проезде Девичьего поля.

А ближе к реке — те самые места, где в «Любовнике Смерти» происходил бандитский «стык», на котором так хорошо зарекомендовал себя Сенька Скориков. «Назвали место для стыка — Коровий луг в Лужниках — и время: ровно в семь». Сюда же выбираются из подземелья усыпальницы поставившие себя вне закона Фандорин и Зюкин: «Нора вывела к подмытому водой берегу реки. Я увидел окутанную утренним туманом темную баржу, крыши складов на той стороне и в некотором отдалении — полукруглые арки железнодорожного моста. — Недалеко же мы с вами п-продвинулись, — сказал Фандорин, распрямляясь и отряхивая перепачканный кучерский кафтан. От длинной черной бороды он успел избавиться, широкополую шляпу потерял, кажется, еще в склепе.