Рыцари Христа. Военно-монашеские ордены в средние века, XI-XVI вв.

Сеньоры средней руки довольствовались учреждением «девиза» (devise). Номпар де Комон, мелкий гасконский дворянин, совершивший в 1419 г. паломничество в Иерусалим, установил религиозную и материальную связь между собой и спутниками в путешествии, создав «девиз» с лазоревым шарфом (верность), с алым крестом (Страстей, или святого Георгия) на белом гербовом щите; девизом как таковым был девиз Номпара — «Ferm Caumont» [955].

Ближе к традиционному военно-монашескому ордену были три порождения XV в. и нового времени. Орден Вифлеемской Богоматери возник в результате инициативы папы, который летом 1457 г. распорядился снарядить против турок флот из шестнадцати галер. Были завоеваны острова Самофракия, Фасос, Лемнос, и для их защиты папа Пий II 18 января 1459 г. учредил военный орден с штаб-квартирой на Лемносе. По сути, орден Вифлеемской Богоматери должен был объединить уже существовавшие мелкие организации, такие как орден святой Марии Замка Бретонцев (Santa Maria del Castello dei Bretoni) в Болонье или орден Святого Духа в Саксонии, а также орден святого Лазаря или орден Гроба Господня (фактически один только госпиталь Гроба Господня в Перудже), и некоторые другие. Это осталось на уровне планов. Опять-таки крестоносный дух не очень хорошо маскировал постоянно выражавшееся с 1215 г. желание пап, чтобы не плодились мелкие ордены, не имеющие будущего. Эта красивая постройка просуществовала столько времени, сколько Лемнос был оккупирован христианами. В 1477 г. турки вернули себе остров, орден более не имел смысла существования и исчез! [956]

Орден святого Георгия Каринтийского был создан по инициативе императора Фридриха III, стремившегося реформировать существующие ордены и принять более действенное участие в защите балканских земель от турок. 1 января 1469 г. с согласия папы Павла II он учредил этот орден по образцу Тевтонского и с его статутами и сделал его резиденцией монастырь Милльштатт в Каринтии. Это был вполне военный и странноприимный орден, с братьями-рыцарями и с клириками, дававшими три классических обета. Рыцари избирали великого магистра, клирики — приора. Но результат был неудовлетворительным, и орден прозябал вплоть до своего роспуска в 1598 г. Монастырь-крепость Милльштатт никогда не мог играть решающую роль в борьбе с турками [957].

В XVI в. больше успеха имело другое начинание — создание тосканского ордена Санто Стефано по воле Козимо Медичи, с 1537 г. властителя Флоренции, в 1569 г. провозглашенного великим герцогом Тосканским. Новый орден в 1561 г. был утвержден папой. Это был орден светского рыцарства, облаченный в одеяния военно-монашеского ордена: устав был составлен по образцу бенедиктинского, существовало три категории — рыцарей, сержантов, священников, в орден принимали женатых братьев. Его великим магистром был великий герцог.

Его миссия состояла в борьбе с турецким и «варварским» пиратством в Тирренском море, но его галеры в XVII в. часто приближались к берегам Венеции и владений Мальтийского ордена в Восточном Средиземноморье. Его резиденция находилась в Пизе, в очень красивом Дворце рыцарей [958].

Один грандиозный проект: орден Страстей Филиппа де Мезьера

Филипп де Мезьер, бывший канцлер королевства Кипр при короле Петре I, около 1384 г. выдвинул проект, который хоть и не был реализован, но представляет собой настоящий образец того, чем по представлениям человека конца средневековья должен быть военно-монашеский орден [959]. Миссия «рыцарства Страстей Христовых» состояла в осуществлении частной переправы, предшествующей общей переправе королей Франции и Англии, Карла VI и Ричарда II. Далее на него возлагалась защита Святой земли и Иерусалима. Мезьер многое взял у святого Бернарда, а также из истории крестовых походов и военных орденов: его орден — объединенный орден, какой тщетно пытались создать к 1300 г.; он должен будет составлять авангард и арьергард армий; Мезьер хвалит опыт франков Востока и военных орденов во время крестового похода Людовика Святого, критикуя дурные советы, дававшиеся тогда западноевропейцами [960]. Орден Страстей будет состоять из бойцов и клириков, причем бойцы должны делиться на три категории: рыцари, братья и сержанты. Будет даваться три обета — послушания, бедности и супружеской верности (потому что будут принимать женатых братьев). «Весьма особым адвокатом сего святого рыцарства» будет Святая Дева, а увлекать бойцов в сражение станет пример «князя Иуды Маккавея» [961].

Может быть, этот Филипп де Мезьер был тоскующим и кротким мечтателем? Он уединенно жил в монастыре Целестинцев в Париже, но всегда внимательно прислушивался к мирской молве. Однако этот мечтатель порыскал по миру — он лично повидал Восток крестоносцев. Во всяком случае, его пример показывает, что в среде западной знати идея или дух крестового похода были еще живы, а военно-монашеский орден воспринимался как одно из самых подходящих средств для осуществления такового. Следует отметить: все эти попытки направлены на борьбу с неверным — мусульманином, в данном случае турком, который все еще удерживает Иерусалим, — как утверждает Филипп де Мезьер, к величайшему стыду христиан. Для борьбы с еретиками-гуситами военного ордена не создали, хоть и призывали к крестовым походам против них!

Заключение

Военно-монашеские ордены отражали в западном христианстве новый духовный опыт. Они воплощали духовные требования, подходящие для светской аристократии, которой до того предлагали лишь безмолвие монастыря; они примиряли созерцание и действие. Они стали порождением крестовых походов и помощи — во всех формах — тем крестоносцам, кого тексты того времени упорно называли «паломниками», тем самым показывая, что крестоносцы никогда не теряли из виду Иерусалим. Военные ордены действовали на Святой земле, в Испании, Пруссии и Ливонии — на трех фронтах, где христианство завоевывало земли ислама и язычников. В виде исключения — и в других местах.

Поэтому не следует удивляться, что их возникновение поставило проблемы. Цистерцианец Исаак де Стелла, даром что почитатель святого Бернарда, почти тридцать лет спустя после признания ордена Храма собором в Труа еще клеймил появление этого «нового чудовища, нового воинства, устав которого, как кто-то остроумно сказал, вытекает из пятого Евангелия» [962]; возможно, Исаак метил в орден Калатравы, совсем недавно созданный в то время, когда он писал, а не в орден Храма, но это ничего не меняет. Действительно, военно-монашеский орден, объединявший людей монастыря и людей поля сражения, освящал насилие и войну, а ведь последняя, даже во имя христианской веры и церкви, в глазах некоторых оставалась злом. И как раз в связи с этой проблемой мне следует вернуться к вопросу, который я до сих пор намеренно оставлял в стороне, хоть и затрагивал в главах 2 и 3,- вопросу о возможном влиянии мусульманского рибата на христианский военно-монашеский орден. Теперь этот вопрос надо рассмотреть в полном объеме.

Мусульманский рибат и христианские военные ордены

Идею, что концепция военного ордена происходит от рибата, еще в 1820 г. высказал X. А. Конде [963]. По его мнению, это касалось не только испанских орденов, но и ордена Храма. Эту теорию подхватили Мигель Асин Паласиос, Хайме Оливер Асин, а позже Америко Кастро, причем последние авторы поставили проблему в более общие рамки идеи священной войны: последняя, на их взгляд, от природы чужда христианству, воспринимаемому как религия пацифистская, и, значит, могла быть только позаимствована у ислама — это было подражание идее джихада, приспособление к ней [964].