Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным

Партизанские операции, насколько бы эффективными они иногда ни оказывались, принесли неизбежную деструкцию беларусскому гражданскому населению – как еврейскому, так и нееврейскому. Когда советские партизаны не позволяли крестьянам давать продовольствие немцам, они гарантировали этим, что немцы убьют крестьян. Крестьянину сначала угрожали советским оружием, а затем убивали из оружия немецкого. Когда немцы считали, что потеряли контроль над какой-то деревней, они попросту сжигали дома и поля. Если они не могли гарантированно забрать зерно, то делали так, чтобы урожай не достался и советским властям. Когда советские партизаны подрывали поезда, они фактически гарантированно обеспечивали смерть населения, живущего возле пункта диверсии. Когда советские партизаны закладывали мины, они знали, что на некоторых из них подорвутся советские граждане. Немцы разминировали поля, заставляя местное население, беларусов и евреев, идти по ним, взявшись за руки. В целом, такие потери человеческих жизней мало заботили советское руководство. Люди, которые гибли, находились под немецкой оккупацией, а значит, были под подозрением и представляли даже меньшую ценность, чем среднестатистические советские граждане. Немецкие карательные действия также обеспечивали пополнение партизанских рядов, так как у выживших часто не было крыши над головой, средств к существованию и не оставалось никого из родных [488].

Советское руководство не особенно волновала судьба евреев. После ноября 1941 года Сталин больше никогда не говорил о евреях как о жертвах Гитлера. Некоторые партизанские командиры пытались защищать евреев, но СССР (как, впрочем, и США, и Британия), кажется, не планировали всерьез прямой военной операции по спасению евреев. Логика советской системы всегда состояла в том, чтобы противиться независимым инициативам и очень дешево ценить человеческую жизнь. В качестве подневольной рабочей силы евреи из гетто пособничали немецким военным действиям, поэтому их смерть в расстрельных ямах мало кого заботила в Москве. Евреи, которые не пособничали, а мешали немцам, демонстрировали признаки опасной способности к инициативе и позже могли сопротивляться возвращению советской власти. Согласно сталинской логике, евреи были неблагонадежными в любом случае – оставались ли они в гетто и работали на немцев либо же бежали из гетто и демонстрировали способность к самостоятельности. Предыдущие колебания минских коммунистов оказались оправданными: Центральный штаб партизанского движения в Москве рассматривал их организацию сопротивления как фронт Гестапо. Люди, спасавшие минских евреев и помогавшие советским партизанам, получили ярлык пособников Гитлера [489].

Евреи-мужчины, которые ушли в партизаны, «уже чувствовали себя освобожденными», как вспоминал Лев Кравец. Еврейским женщинам обычно было труднее. В партизанских отрядах женщин и девушек называли «шлюхами», и женщинам обычно не оставалось ничего другого, как искать себе покровителя. Видимо, именно это имела в виду Роза Герасимова, которая выжила в партизанском отряде, вспоминая, что «жизнь вообще-то была невыносимой, но партизаны спасли меня». Некоторые партизанские командиры (как евреи, так и неевреи) старались защитить «семейный лагерь», состоявший из женщин, детей и стариков. Дети, которым повезло быть в семейном лагере, играли в своеобразные прятки: в этой игре немцы охотились за евреями, которых охраняли партизаны. Так оно и было, однако, хотя партизаны и спасли около тридцати тысяч евреев, сложно судить, провоцировали ли их действия уничтожение евреев либо же предотвращали его. Партизанская война во вражеском тылу отвлекала силы немецкой полиции и войск от фронта вглубь территории, где полицейским и солдатам почти всегда было легче убивать евреев, чем охотиться на партизан и сражаться с ними [490].

Во второй половине 1942 года немецкие антипартизанские операции нельзя было отличить от массового уничтожения евреев. Гитлер приказал 18 августа 1942 года, чтобы партизан в Беларуси «уничтожили» до конца года. Было понятно, что евреев надо убить к этой же дате. Эвфемизм «особое обращение», означавшее «расстрел», появляется в рапортах, касающихся как евреев, так и беларусских гражданских лиц. Логика обоих предприятий была круговой, но тем не менее убедительной: евреев сначала надо было убивать «как партизан» в 1941 году, когда еще не было по-настоящему грозных партизанских формирований; затем, в 1942 году, когда такие формирования уже существовали, крестьян, которые были с ними связаны, нужно было убивать, «как и евреев». Знак равенства между евреями и партизанами подчеркивался снова и снова, в направленном сверху вниз цикле риторики, которая могла завершиться только тогда, когда исчезли бы обе эти группы людей [491].

К середине 1942 года число евреев быстро уменьшалось, а число партизан – быстро увеличивалось. Это не изменило нацистский способ мышления, разве что методы обращения с беларусским гражданским населением стали еще более похожи на методы обращения с евреями. Раз с партизанами стало труднее справляться, поскольку они стали слишком сильны, а с евреями – поскольку их стало слишком мало, немцы подвергали нееврейское население Беларуси все более чрезвычайным волнам убийств. С точки зрения немецкой полиции, «окончательное решение» и антипартизанские кампании слились воедино.

Взять хотя бы такой пример: 22 и 23 сентября 1942 года батальон-310 Полиции порядка был отправлен уничтожить три деревни якобы за связь с партизанами. В первой деревне, Борки, полиция схватила все население, вывела мужчин, женщин и детей за село на семьсот метров, а затем раздала лопаты, чтобы люди копали собственные могилы. Полицейские расстреливали беларусских крестьян без перерыва с 9 утра до 6 вечера, убив двести трех мужчин, триста семьдесят две женщины и сто тридцать детей. Полиция порядка оставила в живых сто четыре человека, которых посчитала «надежными», хотя тяжело представить, как они могли оставаться таковыми после увиденного. Батальон дошел до следующей деревни, Заблойце, в 2 часа ночи и окружил ее в 5:30 утра. Полицейские согнали всех жителей в здание школы, а затем расстреляли двести восемьдесят четыре человека – мужчин, женщин и детей. В третьей деревне, Борисовке, батальон рапортовал о расстреле ста шестидесяти девяти мужчин, женщин и детей. Через четыре недели батальону было приказано ликвидировать евреев в рабочем лагере. Когда 21 октября они убили четыреста шестьдесят одного еврея, они использовали очень похожие методы, с одной только разницей – не было необходимости застать жертв врасплох, поскольку те уже находились в лагере под охраной [492].

Несмотря на новые наступления, «война» против евреев была единственной, которую немцы выиграли в 1942 году. Группа армий «Север» продолжала осаду Ленинграда. Группа армий «Центр» не продвинулась к Москве. Группа армий «Юг» должна была занять реку Волгу и захватить нефтяные запасы Кавказа; некоторые ее части дошли до Волги в августе 1942 года, но не смогли взять Сталинград. Немецкие войска прошлись по югу России на Кавказ, но не смогли к зиме взять контроль над этой стратегической местностью. Это было последнее крупномасштабное наступление немцев на Восточном фронте. К концу 1942 года немцы уничтожили по крайней мере 208 089 евреев Беларуси. Уничтожение еврейского населения, однако, не остановило Красную армию и даже не замедлило действия партизан [493].

Испытывая нехватку персонала в тылу и необходимость держать войска на фронте, немцы попытались осенью 1942 года сделать антипартизанскую войну более эффективной. Гиммлер назвал Баха, местного высшего руководителя СС и полиции, начальником антипартизанской войны на территориях под гражданскими властями. На практике же ответственность пала на его заместителя, Курта фон Готтберга, пьяницу, чью карьеру в СС спас Гиммлер. Готтберг не получил никаких боевых ранений, но потерял часть ноги (а также должность в СС), врезавшись на автомобиле в дерево. Гиммлер заплатил за протез ноги и восстановил Готтберга в его прежней должности. Назначение в Беларусь было шансом доказать свое мужество, и он за него ухватился. После всего одного месяца полицейской подготовки он сформировал собственную Боевую группу, которая активно действовала с ноября 1942-го по ноябрь 1943 года. За первые пять месяцев кампании люди из Боевой группы рапортовали об уничтожении 9432 «партизан», 12 946 «подозреваемых партизан» и около 11 000 евреев. Иными словами, Боевая группа в среднем расстреливала в день по двести человек, почти все из которых были гражданскими [494].