Ленин в 1917 году<br />(На грани возможного)

Судя по всему, «фигура умолчания» относительно ленинских тезисов не была случайной. На прошедших до середины июля большевистских конференциях Юго-Западного края, Урала, Донбасса, на V съезде Социал-демократии Латышского края отмечали и переход контрреволюции в наступление, и предательство меньшевиков и эсеров. Но о коренном переломе в развитии революции не говорилось ни слова. Разосланные на места резолюции совещания ЦК 14 июля и Второй петроградской конференции — с теми или иными поправками — были приняты Калужской губернской, Владимиро-Гусевской районной, Средне-Сибирской районной, Бакинской конференциями. Но урок голосования на питерской конференции даром не прошел. Тезисы Ленина — в отредактированном Сталиным варианте, решили опубликовать как сугубо авторскую статью. 19 июля в кронштадтской газете «Пролетарское дело» печатается статья Сталина «Торжество контрреволюции». А на следующий день, 20 июля, за никому не известной подписью «W», под названием «Политическое настроение» — тезисы Владимира Ильича.

По существу в партии вновь началась дискуссия. Но если в апреле тезисы Ленина получали все большую поддержку по мере приближения к партийным «низам», то теперь именно с «низов» шли резолюции рабочих и солдатских собраний, поддерживающих большевиков, осуждавших соглашателей, но по-прежнему требовавших передачи всей власти Советам [711]. Вопрос о форме будущей власти заслонил главное — оценку перелома, произошедшего в развитии революции. Итог этой «странной» дискуссии — странной потому, что в отличие от апрельской, суть ее всячески затушевывалась, — должен был подвести VI съезд РСДРП.

В «Биографической хронике» Ленина указывается, что накануне съезда Сталин встретился с Лениным. Ссылка на архив — ЦПА НМЛ, ф. 4, оп. 3, д. 813. И Роберт Слассер с грустью заметил, что «пока не будут полностью открыты архивные материалы, мы можем лишь догадываться о содержании их беседы». Увы, о содержании их беседы мы не догадаемся никогда. Ибо есть основания полагать, что такой встречи не было вообще [712].

Документ, который имели в виду составители биохроники, есть не что иное, как поздний вариант воспоминаний Н.А. Емельянова, который — со всеми сопутствующими материалами — хранится в бывшем ЦПА, а ныне РГАСПИ, ф. 4, оп. 2, ед. хр. 599, 601. Этот пакет документов рассказывает достаточно характерную для 30—50-х годов прошлого века историю…

Во всех первых вариантах воспоминаний, написанных в 20-х и начале 30-х годов, Николай Александрович ни разу не упомянул о посещении шалаша Сталиным, Свердловым, Дзержинским — тех, кого с 30-х годов стали именовать «ленинским ядром ЦК». И в вышедшем в 1935 году первом томе «Истории гражданской войны в СССР», в главе о VI съезде, авторы были вынуждены ограничиться замечанием: «Ленин был связан с руководителями съезда и давал им необходимые советы» [713].

Но по мере того, как все более усиливался «культ личности», такое положение становилось нетерпимым. И в том же 1935 году Емельянов, его жена, а потом и сын Николай — неизменный спутник Владимира Ильича в Разливе — были арестованы. После допросов 64-летний Николай Александрович заболел, оглох и «вспомнил», что Сталин приезжал в шалаш «раза два». Его и Надежду Кондратьевну выпустили, а Николай погиб. С тех пор — даже после смерти Емельянова в 1958 году — во всех интервью и «литературных записях» его воспоминаний всегда содержалось упоминание о приезде Сталина, Дзержинского, Свердлова и т. д.

В 1946 году, когда издавались сочинения Сталина, директор ИМЭЛ В. Кружков написал помощнику Сталина Поскребышеву о том, что Емельянов вспомнил о двух приездах Иосифа Виссарионовича в Разлив. Поскребышев ответил: «Тов. Сталин подтверждает приезд к Ленину в Разлив дважды». В 3-й том сочинений Сталина этот факт не включили. А вот в исторической литературе он стал фигурировать. Лишь в 1982 году сын Емельянова Александр Николаевич официально заявил «со всей партийной ответственностью, что И.В. Сталин (Джугашвили) к В.И. Ленину не приезжал» [714].

Достоверным источником об этих днях являются воспоминания рабочего Александра Шотмана, знакомого Владимиру Ильичу еще по питерскому «Союзу борьбы» и II съезду РСДРП. В 1921 году, когда все участники событий были живы, он опубликовал в «Правде» статью «Тов. Ленин в подполье (июль-октябрь 1917 г.)» [715]. Шотман пишет, что он «получил приказ ЦК переправить тов. Ленина» в Финляндию. Решение это, судя по всему, последовало после публикации 22 июля уже упоминавшегося сообщения прокурора Петроградской судебной палаты. Связи с финнами у Александра Васильевича были обширными. Существовали и другие причины, объясняющие — почему выбор пал на него. За членами ЦК и ПК, которые «оставались в Питере на свободе, — отмечает Шотман, — была установлена тщательная слежка… Малейшая неосмотрительность могла привести к аресту, а в то время арест для Ленина был равносилен убийству».

Далее Шотман описывает, как он приехал в Разлив и как сынишка Емельянова повез его на лодке. «После путешествия около получаса по заливу и десятиминутной ходьбы среди болотистого кустарника мы подошли к огромному стогу сена… После данного мальчиком сигнала к нам вышли два человека… О том, что т. Зиновьев находится вместе с Лениным, я знал раньше, поэтому не удивился, увидев их вместе».

В 1924 году, когда после смерти Ленина вокруг истории Октября разгорелась острейшая дискуссия, «Правда» опубликовала цитировавшиеся выше воспоминания Орджоникидзе. В них он упоминает, что после первого визита в ночь на 16 июля, «мне еще раз пришлось съездить к Ильичу: возил к нему тов. Шотмана, который устроил переезд Владимира Ильича в Финляндию, и больше Владимира Ильича я не видел до 24 октября…» [716]

Тогда же Шотман вновь публикует свои воспоминания. Он подтверждает, что постановление ЦК о переезде Ленина получил от Орджоникидзе. Но в Разлив ездил один. «После этого, — пишет Александр Васильевич, — я в продолжение двух с лишним недель, через день — два приезжал к ним из Питера, носил провизию, газеты и пр.». Ленин уехал из Разлива не позднее 6 августа. Значит, первый визит Шотмана состоялся примерно 23–25 июля.

И все-таки отрицать возможность второго приезда Серго в Разлив — если и не в первый визит туда Шотмана — не стоит. Но состоялся он в другой связи и немного позже — во время VI съезда партии. Любопытно, что и Орджоникидзе, и Шотман буквально дословно излагают один и тот же эпизод. Накануне поездки к Ленину Шотман, якобы, услышал в ПК фразу Михаила Лашевича: «Вот посмотрите, Ленин в сентябре (у Серго: „в августе-сентябре“. — В.Л.) будет премьер-министром!» И когда Александр Васильевич рассказал об этом, «Ленин очень спокойно ответил: „В этом нет ничего удивительного…“ Я, признаться, немного опешил… Заметив мое удивление, Владимир Ильич стал обстоятельно мне объяснять, как будет развиваться русская революция» [717]. Достоверность фразы Лашевича в пересказе Орджоникидзе и Шотмана вызывает определенные сомнения. Есть третий свидетель — Маргарита Фофанова. Она рассказывает, как после июльских событий они собрались как-то в ПК и стали корить Лашевича, как одного из руководителей «военки», за поражения. И отвечая на нападки секретаря Выборгского райкома Жени Егоровой, сидя на подоконнике и болтая ногами, Михаил сказал: «А все-таки скоро власть будет в наших руках» [718].

Как видим, ни упоминания о «премьерстве» Ленина, ни каких- либо сроков эта фраза не содержала. Но всем хотелось в этот момент «чего-то оптимистичного». И слова Лашевича, переходя «из уст в уста», определенным образом трансформировались. В таком виде они и дошли до Орджоникидзе и Шотмана, которых в тот момент в ПК не было. Тем более что во второй половине июля для оптимизма действительно появились некоторые основания.