Китай. Большой исторический путеводитель

Главную опору императорской власти Чжу Юаньчжан видел в сильной сельской общине, состоящей из тружеников-землевладельцев, имущество которых защищено от всякого рода поползновений «частного интереса». Деятельность императорского правительства по отношению к деревне привела к тому, что на Севере и в бассейне Янцзы почти не осталось бесправных арендаторов. Для того, чтобы наделить желающих землей, возможностей было достаточно: государство располагало для этого землями, числящимися при монголах как казенные, теми, что были конфискованы сначала у юаньских вельмож и их сторонников, а потом у жертв репрессий (о которых, увы, речь впереди).

Уже в 1370 г. была проведена перепись населения (участие в ней было обязательным), при которой учитывались как все души, так и находящееся в распоряжении каждого двора имущество. Круговая порука в отношении выплаты налогов и отработки повинностей была сохранена и усилена — 10 дворов составляли цзя, 10 цзя — ли, почему система и получила название лицзя. Но в ней не было бы ничего нового, если бы император не сделал ее орудием проведения принципа социальной гармонии от самого верха до самой основы — проливающего пот на матушку-землю крестьянина.

Большое значение придавалось местному самоуправлению и включению его в государственную систему власти. Ключевыми фигурами становились деревенские старейшины, избираемые из заслуживающих уважения крестьян не моложе пятидесяти лет. Они работали в тесном контакте с главами десятидворок (цзя) и сотен (ли).

В обязанности старейшин, наряду с прочими, входило осведомление высших властей о недостойном поведении местных чиновников и составление детальной отчетности о состоянии земель и дворов. Представленные ими сведения на волостном уровне (в городах — на уровне кварталов) объединялись в «желтый реестр» — названный так по цвету бумаги, в которую он оборачивался. Свод, произведенный на провинциальном уровне, по тому же признаку назывался «рыбье-чешуйчатым» (иногда переводят как «голубой»). Реестры периодически уточнялись, что позволяло верховной власти иметь детальную и достоверную информацию как о численности и благосостоянии своих подданных, так и о направлении протекающих в их среде имущественных процессов.

Каждый глава семьи раз в десять лет должен был исполнять обязанности старосты десятидворки. Все мужчины, кроме него, должны были нести трудовую повинность. Впрочем, считалось, что он тоже отбывает ее — только на своем высоком посту. На крестьянскую долю обычно выпадали отработки, относящиеся к разряду смешанных: это могли быть как, например, работы по поддержанию и развитию ирригации и дорог, так и исполнение разных обязанностей в присутственных местах, доставка властям топлива, взвешивание зерна, поступающего в качестве налогов, охрана общественного порядка.

Ирригации, запущенной в монгольские времена, уделялось очень большое внимание, реализованные проекты исчислялись тысячами — это было одной из основных причин довольно благополучного состояния земледелия в эпоху Мин.

На долю горожан выпадали преимущественно специализированные повинности, соответственно их занятию тем или иным родом деятельности. В сельской местности по этому же разряду могла проходить, например, добыча соли.

Отбывание повинностей было лишено прежнего элемента формализма: люди привлекались к работам только тогда, когда в этом возникала необходимость — а не слонялись без дела для «галочки», в то время когда дома могло быть по горло работы.

Свои мысли о том, как он видит проявления мировой гармонии в социальных отношениях, во взаимодействии подданных и верховной власти, Чжу Юаньчжан изложил в общедоступной форме в своем трактате, названном им «Великое предостережение». В нем же были описаны типичные случаи злоупотреблений чиновников и выражалось отношение самого императора к ним. Сын Неба протягивал руку своему народу и обозначал свое присутствие в каждом доме, даже в самом бедном жилище: экземпляр «Великого предостережения» должен был храниться у каждого на самом видном месте, а отсутствие такового влекло наказание по закону. И не просто храниться — необходимо было досконально изучить это замечательное произведение. Отговорки, ссылки на неграмотность и бестолковость не принимались: трактат действительно написан очень ясным, всем доступным языком, и старосты при каждом удобном случае зачитывали отрывки из него своим односельчанам. Причем подходили к делу творчески, с душой: присовокупляли свое собственное уразумение и приводили дополнительные примеры.

Опора императора на деревенские общины подтолкнула разрастание и усложнение организации сельских клановых структур, особенно на Юге. Кланы зачастую включали теперь в себя не только родственников, находящихся в пусть и не самой ближней, но все же «обозримой» степени родства. Начиная с эпохи Мин, членами одного клана могли быть, например, все жители волости, — а то и уезда, носящие одну фамилию: предполагалось, что все они происходят от общего предка.

Чтобы возглавить такие усложнившиеся структуры, наготове были «сильные дома» — но могли выдвинуться и новые «крестные отцы» (кавычки — исключительно для красного словца. В те времена до появления мафиозных кланов было еще довольно далеко).

Духовным центром организации становился культ общих предков, в честь которых строился храм, совершались жертвоприношения, справлялись праздники. В храме хранились генеалогические книги, в которых порою сложно было разобраться: в кланах постоянно возникали новые ветви. Между ветвями не все и не всегда было гладко, иногда происходили расколы — образовывались новые кланы. Но в целом структуры эти были устойчивы, их члены руководствовались в своей жизни уставами, которые тоже хранились в храме. Нормы этих основополагающих документов зиждились на принципах конфуцианской морали, исходили из необходимости повиновения властям и уважения прав собственности. Могли присутствовать такие пункты, как запрещение сожительства с проститутками (именно сожительства, а не пользования услугами), советы «не есть лучшую пищу и не носить лучшую одежду», «не позволять женам и дочерям возжигать всуе благовония в храмах», «не брать много служанок и наложниц, имея взрослых сыновей».

Во многих деревнях все жители принадлежали к одному клану. На межклановом же уровне часто возникали серьезные столкновения интересов — например, из-за воды и каких-либо угодий, или по поводу влияния на местную администрацию и занятия определенного положения в ней. Проблемы не всегда удавалось решить миром, и тогда дело могло дойти даже до кровавых столкновений.

Чиновникам император откровенно не доверял — хотя именно он учредил такую стройную трехступенчатую систему экзаменов, что она просуществовала с небольшими изменениями почти до самых последних лет Китайской империи. На его взгляд, настоящие последователи Учителя, чистые сердцем конфуцианцы были достоянием прежних эпох. А теперь… Впрочем, процитируем самого Чжу Юаньчжана: «В прежние времена сановники были в состоянии идти общим путем с государем. Нынешние же не таковы. Они затуманивают государев разум, вызывают гнев государя. Группировки с коварными замыслами возникают беспрестанно, действуют одна за другой». Это что касается обладателей высших рангов, а для тех, кто пониже, у государя нашлись такие слова: «Коварные мелкие чиновники нарушают законы с помощью крючкотворства». Этим нижним чинам под страхом смерти запрещено было появляться в деревнях во время сбора налогов.