Русская Атлантида. Невымышленная история Руси

Поляки, которые умирают на полях сражений в 1795 и 1831 годах, чью землю делят Пруссия и Российская империя; Польша, вынужденная судорожно отбиваться от большевистской Советской России в 1920 году, истекающая кровью в 1939-м, — это прекрасный пример того, как потомки расплачиваются за дурь предков.

Наверное, я бы даже позлорадствовал, произнес бы что-то в духе «так им и надо!» — да только очень уж много течет в русинах польской крови, а в поляках — русинской. Слишком уж тесно повязала нас всех история, и ничего тут не поделаешь. Мы — братья и по королевским дворцам, и по свальным братским могилам. За шизофренический гонор надутого спесью дурака-шляхтича расплачивался и расплачивается до сих пор и польский, и русский, и украинский народ — одинаково.

Так же точно все мы равно расплачиваемся за параноидальные идеи Третьего Рима, за бредни такого же надутого спесью, но несравненно более злобного и невероятно невежественного москаля, «несущего свет» истинной веры или истинной идеологии (и не очень понимающего, что есть вера и что есть идеология).

И точно такой же счет следует предъявить дикому казаку… но о нем просто не хочется и говорить.

Нередко я слышу, и не от самых глупых людей, что, мол, никакого выхода в те времена все равно не было. Поскольку в XVI–XVII веках не было равнодушных к вероисповеданию — говоря попросту, не было атеистов, то и не было никакого выхода из клубка вероисповедных разногласий и распрей. Мол, не могли католики не требовать Унии любой ценой — даже ценой распада собственного государства; даже ценой гражданской войны, ценой потери Волыни, Киевщины и Подолии.

Не могли православные пойти на Унию, не могли проявить большей терпимости к идефикс католиков — подчинению папе римскому.

Осмелюсь утверждать: выход был. Даже два выхода, на выбор.

Способ первый: объявить религию частным делом граждан, не имеющим никакого отношения к делам государства. Даже не надо расставаться с католицизмом как с государственной конфессией. Достаточно определить и четко оговорить в законах, что следовать любой из версий христианства — частное дело каждого и не влечет за собой никаких последствий и никаких ограничений.

Допустим, до этого в XV–XVI веках общество еще не доросло… Хотя почему бы и нет? Вспомним широчайшую веротерпимость польского католицизма в XVI веке… Но есть и еще один способ.

Способ второй: объединение церквей. В конце концов, католическая (кафолическая на Востоке) церковь и православная — лишь две ветви единой Апостольской церкви, лишь исторически сложившиеся реалии. При минимальной терпимости друг к другу — тем более при понимании последствий разделения, при понимании, как это опасно для всех, — объединение вполне могло бы состояться.

Разумеется, состояться такое объединение могло никак не на уровне Речи Посполитой, тут дело высших церковных иерархов. И решительно никакое православие моих предков, никакая личная вера в Бога не помешают мне назвать политику этих самых высших иерархов несусветной дуростью, идиотской блажью, глупейшей игрой в «кто главный». Игрой, совершенно недостойной людей взрослых и к тому же облеченных огромной ответственностью.

А по отношению ко множеству рядовых людей в Польше, Великом княжестве Литовском, княжествах Южной Руси эта идиотская политика обернулась прямым предательством. Потому что пока папа римский, Патриархи Константинопольский и Московский науськивали друг на друга православных и католиков, самым преступным образом провоцировали междоусобные войны, мусульмане продолжали набегать на все славянские земли, грабить их и уводить рабов.

Сколько именно людей прошло с арканом на шее по Перекопскому перешейку, уже никто точно не скажет. Называют разные цифры: от 100 тысяч до миллиона человек. Именно в эти времена, в XV–XVI веках, складывается поговорка, что турок только с отцом и начальником говорит по-турецки. С муллой он говорит по-арабски, с матерью — по-польски, а с бабушкой — по-украински.

К этому стоит добавить, что людокрады не брали взрослых мужчин, особенно обученных войне. Не брали стариков и маленьких детей, которые наверняка не выдержали бы пути. И что из детей 10–12 лет, которых все же брали с собой, до невольничьих рынков добиралась хорошо если половина. От 300 тысяч человек до трех миллионов — вот цифра человеческих потерь Польши и Южной Руси от мусульманской работорговли.

А были еще непосредственные потери в междоусобных войнах. Были океаны человеческого горя, принесенного в мир Запорожской Сечью — этой жуткой сухопутной Тортугой, Двором чудес и Двором отбросов православного мира. Пока существовало противостояние католического и православного миров, пока силы христиан тратились на идиотские разборки друг с другом, а не на борьбу с действительным врагом тех и других; пока кандальников на турецких галерах, продаваемых с аукциона украинских и польских девушек освободить могли только казаки, а не регулярная армия Польско-Литовско-Московской унии, действия запорожцев сохраняли хотя бы видимость смысла.

И потому я, положа руку на сердце, не очень верю, что хотя бы один папа, хотя бы один патриарх того времени сейчас находится в раю. Потому что эти люди не сделали того, что должны были сделать, и на них на всех кровь. Кровь и слезы людей, убитых при защите своих семей и имущества; девушек, изнасилованных чужими и нелюбимыми; детишек, зарубленных, чтобы не тащить их на невольничьи рынки. Если кому-то покажется чрезмерным мой «приговор», вот вам два простеньких упражнения из числа «не для слабонервных». Представьте себе, что это ваш ребенок брошен умирать в голой безводной степи. Малыш уже не может идти, воды мало, от солнца пузыри везде, где тельце не закрывает ткань. А караван уходит, людокрады отворачивают лица: будь у них совесть, они подобрали бы иное дело! Ребенок обречен на мучительную смерть, один-одинешенек в свой смертный час. Представили? Валидолу предложить?

Тогда еще один небольшой тест: это ваша дочь, лет пятнадцати, стоит голая под выцветшим ситцевым навесом, и одышливый персидский купец с толстым пузом и глазами навыкате щупает ее бицепсы, щиплет за попку, лезет в промежность — проверяет, девственная ли. Десятки тысяч славянских девочек, стоявших на таких помостах, решительно ничем не хуже вашей дочери, дорогой читатель, им просто меньше повезло.

Так вот: все страдания этих людей, их раны, муки, гибель — на совести высших церковных иерархов — и православия, и католицизма в равной мере. Эти люди не сделали того, что должны были сделать по своему рангу, месту в жизни, доверию людей, занимаемому положению. И на них — кровь доверившихся им людей. Много крови.

А ведь могло быть и совсем не так. Сбылся, стал реальностью один из многих вариантов истории. Мы живем в одном из вариантов мира, который в той же степени вероятен, что и все другие варианты. При других поступках людей, при другом повороте даже одного события могли сложиться совсем другие государства, другие правительства, общественные и государственные системы.

Я не уверен, что Свидригайло был обречен проиграть войну за престол. Что было бы, не ввяжись он в войну с Польшей в 1430 году? А особенно — приди он к власти в 1437 году, уже как Великий князь Русский?

Здесь два варианта: провозглашения равенства православных и католических феодалов, распространение на православных действия всех «привилеев». В современной Белоруссии указ 1563 года, давший равные права православным, считают как раз временем, когда Белоруссия ассимилировала Литву. В 1563 году было поздно, потому что многие земли ушли в Московию, восточный монстр уже разросся, окреп — ив огромной степени руками и мозгами выходцев из Литвы. Отход двух третей Великого княжества под Польшу говорит о об огромном недоверии русинов к собственному правительству. Полякам, получается, верили больше.

А в 1430–1440 годах вовсе не было поздно: «отъезды» в Москву тогда еще только намечались.

Другой вариант: возникновение Великого княжества Русского со столицей в Слуцке или в Пинске. Фактически сложение Западной Руси как национального государства, уже без псевдонима «Литва». У Литвы остаются только земли Аукшайтии и Черной Руси, и они очень быстро входят в состав Польши.