Год службы социалистов капиталистам

____________________ 1) Показания на процессе эсеров. ____________________

А между тем средства на издание эсеровских газет Центральный комитет заимствовал из 2-миллионного фонда, полученного Брешко-Брешковской от американской буржуазии" (см. часть II, гл. "Печать"). Мы видели, что Илья Минор по поручению Донского ходил в миссию и получал от союзников деньги "на работу" военной организации эсеров в Москве (см. часть III, гл. "Работа военных организаций "Союза возрождения" и эсеров в Ленинграде и Москве"). В своих показаниях о работе военной комиссии в Ленинграде ее руководитель Семенов говорить, что когда Гоц предложил военной комиссии войти в контакт с военной комиссией "Союза возрождения", то одновременно он предложил выработать смету, "так как "Союз возрождения" будет финансировать военную комиссию с.-р.". Игнатьев, получая деньги от "Союза возрождения", делил их поровну с эсеровской военной комиссией (см. там же). А в происхождении денег "Союза возрождения" разногласий нет: все единогласно показывают, что он существовал на деньги союзников. Непосредственно на деньги союзников существовала фракция эсеров Учредительного собрания, и члены ее получали от них солидное содержание, по 500 рублей в месяц, пока не перекочевали в Самару, и т. д. и т. п. Чтобы замаскировать свое существование на деньги международного империализма, Центральный комитет партии эсеров принял соответственную "гибкую" мотивировку. Игнатьев о ней рассказывает1): Вопрос о возможности пользоваться иностранными деньгами и вообще помощью союзников обсуждался с принципиальной стороны в ответственных политических кругах и в центральных партийных комитетах, и было признано допустимым для членов партии2) принимать участие в пользовании иностранными силами и деньгами в процессе борьбы с советской властью". Так же "гибко" разрешил Центральный комитет партии эсеров вопрос о совместной работе с партией к.-д. в "Союзе возрождения". Даже ряд членов эсеровского Центрального комитета участвовал в этом центре контр-революции, поднявшем совместно с союзниками чешское восстание, а Центральный комитет как будто ничего не знал. Он разрешил "персонально" вступать в эту организацию членам своей партии, а сам оставался с незапятнанными ризами. И когда летом 1918 года "Союз возрождения" объединился с монархическим "Национальным центром", Центральный комитет партии эсеров опять был как будто "ни при чем".

____________________ 1) См. его предварительные показания на следствии, т. I, л. д. 171. 2) Курсив мой. ____________________

Таким образом, если принято считать, что "лицемерие есть первая дань добродетели", то здесь оно было лишь необходимым прикрытием предательства. Особенно ярко выявились это лицемерие, лживость и трусость вождей в вопросе о терроре. Несмотря на то, что Центральный комитет создал при себе боевую группу специально для убийства вождей пролетарской революции, и несмотря на то, что по указаниям и под непосредственным руководством Центрального комитета группа делала целый ряд покушений и в том числе убила тов. Володарского и тяжело ранила тов. Ленина, - каждый раз на следующий день после события в печати появлялось торжественное заверение Центрального комитета эсеров о полной непричастности партии к покушению и убийству. Работая ряд лет как грязная фашистская шайка, которая по приказу и на деньги союзного капитала стремилась обезглавить русский пролетариат, убивая его вождей, партия эсеров еще раз имела сомнительную смелость заявить 5 декабря 1920 года1), что "партия с.-р. в своей борьбе с диктатурой коммунистической партии никогда не прибегала к террору". Вопрос о терроре был поднят Гоцем и Черновым еще на IV съезде партии эсеров. Выступление двух виднейших вождей, членов Центрального комитета партии эсеров, было равнозначаще официальному заявлению партии о необходимости террористической борьбы против советской власти. Естественно, что это вызвало стремление среди известных кругов эсеров претворить директиву в дело. К таковой попытке надо отнести первое покушение на тов. Ленина, которое, видимо, организовал эсер Онипко (см. часть III, главу "Первое покушение на В. И. Ленина и на тов. Урицкого"). Затем сам Центральный комитет начал подумывать о создании боевой группы для террора. Выделить ее предполагали из рабочих боевых дружин, созданных в декабре и имевших во всем Ленинграде 50- 60 человек. Организатор дружин Кононов, стоявший во главе этого дела с февраля 1918 года до начала апреля, говорит2), что "от членов военной комиссии и от членов Центрального комитета я знал, что боевая дружина будет заниматься таким же делом, которым она занималась во время царизма, а именно: террористическими актами". Однако прежде чем была создана центральная боевая группа. Ленинградский губернский комитет по личной инициативе решил организовать взрыв поезда, в котором переезжал из Ленинграда в Москву Совнарком 3).

____________________ 1) См. прокламацию-протест, обращенный от имени Центрального комитета партии эсеров к Совету народных комиссаров. 2) См. его показания по процессу эсеров, т. I, л. 124. 3) Эвакуация Ленинграда была решена 22 февраля. ____________________

Коноплева, тогда член Ленинградского губернского комитета, говорит1), что на одном из его заседаний в ее присутствии был поднят вопрос об организации террористических актов против Совета народных комиссаров. На заседании присутствовали при обсуждении вопроса: Брюлов, Шаскольский, Эстрин, Коноплева и 2 представителя от уездов. План состоял в том, чтобы устроить крушение поезда Совнаркома. Он был принят всеми против Коноплевой. Свое голосование против последняя объясняла неконспиративным характером постановки вопроса. Проведение предприятия в жизнь было поручено члену Ленинградского губкома партии эсеров Эстрину. О его хлопотах Семенов рассказывает2): "Перед отъездом Совета народных комиссаров в Москву ко мне пришел Эстрин и просил 2 пуда пироксилина для какого-то важного боевого предприятия, которое делается с ведома Центрального комитета партии социалистов-революционеров, в частности-Донского и Гоца. Я ему отказал". Предполагаемый план взрыва поезда Совнаркома был тотчас же доложен Центральному комитету партии социалистов-революционеров, и члены его, Гоц и Рабинович, познакомились с организатором взрыва Эстриным. Центральный комитет медлил дать свое разрешение на это дело. О причинах заминки Коноплева рассказывает3), что в одной из бесед своих с Рабиновичем, с которым она познакомила Эстрина, Рабинович сообщил ей, что Эстрину не было дано окончательного ответа на вопрос о попытке взрыва поезда Совнаркома, ибо на Эстрина не надеялись как на боевика. Рабинович рассказывал Коноплевой, что они с Гоцем решили испытать Эстрина и однажды предложили ему отправиться на митинг и стрелять в Троцкого, который должен был там выступать. Эстрин отказался, что заставило Гоца и Рабиновича прекратить с ним вообще переговоры на эту тему. Об этом же покушении мы имеем и ряд других показаний, которые его подтверждают: таковы показания Н. Иванова, члена Центрального комитета партии социалистов-революционеров, и воспоминания боевика Тесленко, опубликованные в заграничной прессе. Н. Иванов, рассказывая об этом покушении, добавляет, что "эта попытка не получила осуществления ввиду недостаточной подготовленности дела и преждевременного отъезда Совнаркома". А Тесленко хвастался, что именно для этого дела он достал и привез 6 пудов динамита.

____________________ 1) См. ее показания на процессе эсеров. Стенограммы суда от 14 июля 1922 г., т. IX. 2) См. его показания там же. 3) См. ее дополнительные показания. ____________________

Почти одновременно с этим покушением была начата подготовка второго покушения на В. И. Ленина, которое велось уже не только с ведома, но и под руководством эсеровского Центрального комитета. Главная роль в этом покушении должна была принадлежать члену военной комиссии эсерке Коноплевой. Она сама рассказывает о нем следующее: "В половине февраля по старому стилю я обратилась к представителю Центрального комитета в военной комиссии Б. Н. Рабиновичу с предложением организовать дело покушения на Ленина, беря на себя роль исполнительницы... В то время в Ленинграде было несколько членов Центрального комитета, остальные члены Центрального комитета и бюро Центрального комитета находились в Москве1). Рабинович говорил с видными членами партии и ответил мне, что к этому отношение положительное и Гоц хочет со мной поговорить. И я и Гоц сходились на том, что акт должен носить индивидуальный характер, так как в противном случае партии пришлось бы перейти на нелегальное положение. Все это было до отъезда Совнаркома в Москву. Решено было для этой работы привлечь еще кого-нибудь. Рабиновичем были приглашены Ефимов и Елена Иванова. Вскоре Иванова отошла от боевой организации: остались я, Ефимов и Рабинович, как руководитель2). Мы начали слежку за Лениным, а я проходила практический курс стрельбы из револьвера. "В это время Совнарком переехал в Москву, туда же поехал Рабинович, чтоб получить разрешение на террор в Московском бюро Центрального комитета. Последнее согласилось и для руководства этой работой выдвинуло члена Центрального комитета В. Н. Рихтера. Он должен был собрать нужные сведения, наладить слежку, чтобы к нашему приезду все было готово. На дорогу я получила от Рабиновича деньги в размере 1 000 рублей, а Ефимов - личный адрес Рихтера. Рабинович отдал для террористического акта свой собственный браунинг и предложил мне отравить пули, говоря, что яд я могу получить для этого у Рихтера. "Мы приехали в Москву в 20-х числах марта. Рихтер отправил нас на найденные квартиры. В смысле слежки он ничего не сделал, а дал для этого в помощь какого-то своего знакомого, офицерского типа, который по разговорам произвел на меня впечатление белогвардейца, и я от него отказалась. Рихтер достал яд кураре.