Кто убил президента Кеннеди?

Выяснилось также, что отец Родригеса-и-Джонса, Антонио Родрегес-и-Эсхазабал, воевал на стороне Кастро в гражданской войне (а возможно — еще и в Испании, на стороне коммунистов), что после прихода Кастро к власти, служил кубинским послом в Пакистане, Гаити и Гватемале. И отец, и сын приехали в Америку летом 1962 года и объявили себя политическими беженцами от режима Кастро. Однако, в отличие от других кубинских эмигрантов, они не спешили предпринять шаги, необходимые для получения постоянного статуса в Америке и впоследствии — гражданства. Младший Родригес работал в гостинице уборщиком, и его начальник рассказал властям, что еще в октябре 1962 года этот молодой человек вел прокастровские разговоры и собирался переезжать в Нью-Йорк, чтобы организовать там «кубинскую армию». Он и уволился для того, чтобы посвятить себя целиком делу кубинской революции в Америке. Во время разгвора с чиновниками Иммиграционной службы он признал, что посещал много раз кубинскую миссию в Вашингтоне и что знает Квентина Пино Мачадо, который обсуждал с ним планы учебы в одной из стран за железным занавесом.

Имя Пино Мачадо всплывает в документах снова и снова. Еще в апреле 1961 года, когда президент Кеннеди должен был обратиться с речью к делегациям американских государств, Пино Мачадо и Моллеон Каррера были направлены на это собрание в качестве представителей Кубы. Оба были известны как опасные личности, носящие при себе огнестрельное оружие, поэтому охране были розданы их фотографии. В последний момент кубинская делегация предпочла продемонстрировать свой протест, не явившись на собрание. Зато на сессии Организации американских государств, состоявшейся в октябре 1961 года, никарагуанский посол обвинил Мачадо во вмешательстве во внутренние дела Никарагуа и в организации террористической деятельности. Назначенный кубинским послом в эту страну в январе 1960 года, Мачадо первым делом организовал Союз национальной патриотической молодежи. Молодые люди собирались ежедневно якобы для спортивных тренировок, а на самом деле их обучали технике изготовления и установки бомб, уничтожения телеграфных линий, разрушения железных дорог; вскоре они перешли к поджогам автомобилей правительственных чиновников и другим актам мелкого саботажа. Под прикрытием дипломатической неприкосновенности кубинское посольство превратилось в рассадник подрывной деятельности.

Имя главного кастровского террориста появится и в сообщении информатора Секретной службы от 27 ноября 1963 года, который писал, что, если Кастро замешан в убийстве президента Кеннеди, осуществление плана должно было быть поручено Пино Мачадо. По слухам, летом и осенью 1963 года Мачадо оперировал из Мехико-сити.

Еще одно письмо из Гаваны с распоряжениями привести в исполнение план убийства Кеннеди было перехвачено в Майами (Флорида) в декабре 1962 года. Сравнение обоих писем показало, что они были написаны одной рукой.

Адресат письма, Бернардо Моралес-Ривера, судя по показаниям свидетелей, был убежденным антикастровцем, хотя вообще-то политикой не занимался. И он никогда не пользовался ящиком № 1624. Но расследование показало, что почтовый ящик под этим номером в 1-ом почтовом отделении Майами используется тайной анти-кастровской радиостанцией Радио-Либертад, расположенной в Каракасе (Венесуэла). Руководительница радиостанции заявила, что недавно кто-то проник в их студию и похитил списки людей, сотрудничающих с ними.

Секретная служба не смогла придти ни к каким определенным выводам в отношении этой провокации. Действительно, трудно себе представить, чтобы заговорщики отдавали приказы об убийстве президента США, пользуясь открытой почтой. Наиболее правдоподобное объяснение: провокация была нацелена на то, чтобы дискредитировать антикастровских беглецов в глазах американских чиновников. Не исключено, что таких провокационных писем было послано гораздо больше, но лишь два из них попали в руки властей. Провокация могла иметь и побочную цель: изучить приемы и методы работы Секретной службы, спровоцировав ее на крупное расследование, которое могли наблюдать кубинские агенты. Наконец, правдоподобным представляется и замысел двойного обмана: представить эти письма впоследствии как провокацию антикастровцев, пытающихся таким образом свалить вину за убийство Кеннеди на правительство Кастро. Вспомним, что и Освальда кубинские агенты как минимум дважды пытались представить антикастровцем.

Так или иначе, несколько важных выводов можно сделать из этой истории:

а) Уже осенью 1962 года кто-то в Гаване тщательно обдумывал все «за» и «против» убийства американского президента.

б) Исходя из допущения, что вся почта, идущая в США из Кубы, перлюстрируется, заниматься этими планами могли только представители кубинских властей.

в) Секретная служба проводила разветвленное расследование заговора на жизнь президента Кеннеди, исходящего из Гаваны, за год до его убийства, но не сообщила об этом расследовании Комиссии Уоррена.

Не сообщила она и о другом эпизоде, имевшем место в Чикаго в октябре 1963 года. Была получена информация о том, что четыре вооруженных кубинца планируют напасть на президента 2 ноября, когда он должен был посетить футбольный матч между командами армии и военно-воздушных сил. Секретная служба в Чикаго была поставлена на ноги, но злоумышленников отыскать не удалось, и президента убедили отменить поездку. Агент Секретной службы, негр Абрахам Болден, пытавшийся сообщить об этом эпизоде Комиссии, был обвинен в намерении получить взятку и осужден на длительный срок на основании показаний двух профессиональных фальшивомонетчиков.

Десятки свидетелей, сталкивавшихся в жизни с Освальдом, отмечали его скрытность как главную черту. Но в автобусе, везшем его из Хьюстона в Мехико-сити в сентябре 1963 года, он словно преобразился: заговаривал с попутчиками и каждому рассказывал, что едет в Мехико-сити, чтобы получить визу для поездки на Кубу. Он, мол, хочет своими глазами увидеть достижения кубинской революции и взглянуть на Фиделя Кастро.

Примерно так же описали цель его визита и кубинский консул Эусебио Аскуэй и секретарша-мексиканка, Сильвия Дюран. В рассказах этих двоих многое совпадает (см. выше, стр. 150–151), но есть и существенные расхождения. Например, Сильвия Дюран говорит, что Освальд посетил консульство три раза, но все эти визиты имели место в один день: в пятницу 27 сентября. Она категорически настаивает на этом. Сначала она объяснила ему, что необходимо для заполнения заявления на визу. Он ушел, чтобы сделать фотографии, вернулся с ними, она заполнила заявление, приколола фотографии, и после этого Освальд отправился в советское посольство, чтобы получить советскую визу, ибо, как он объяснил, он хочет посетить Кубу по дороге в Советский Союз. Консул же заявляет, что третий и последний визит мог иметь место только в субботу, 28 сентября. Именно во время этого визита Освальду объяснили, что визу придется ждать долго, и он закатил страшный скандал.

Однако Си-Ай-Эй, прослушивавшее телефонную связь между советским и кубинским посольствами, имеет запись разговора между Освальдом и советским охранником Объедковым, состоявшегося во вторник, 1 октября. Именно во время этого разговора Освальд назвал себя и сказал, что в субботу его принимал товарищ Костиков. «Тогда вам лучше поговорить с ним самим». — «Хорошо, я сейчас приду», — ответил Освальд.