ДНЕВНИКИ 1973-1983

Завтра отъезд в Cleveland на Собор. Пугающая перспектива четырех дней напряжения, растворенности в этом огромном, бесформенном теле и ответственности за "форму", за то, чтобы еще раз "удалось".

Набираться глубины, вот этой самой отрешенности, отнесенности, молитвы не словами и поклонами, а вниманием всего существа: зрением, слухом, подспудным знанием присутствия.

Cleveland. Понедельник, 10 ноября 1975

В отеле Sheraton в 7.30 утра, перед открытием Собора. Приехал вчера днем и сразу же попал в привычную атмосферу, которую и определить-то по-настоящему трудно, но которая, в той или иной степени, всегда налицо. Атмосфера, составляющая гегельянский "тезис" моего отношения к Церкви – то есть некое отчаяние . Бездарный, трусливый епископат, чувствующий себя, в сущности, чужим на соборе своей собственной Церкви. Столь же [растерянный] митрополичий совет: уже вчера же вечером я сцепился с его членами, которые дальше "обсуждения финансов" ничего не видят. Я знаю, что это "тезис", что будет "антитезис" и "синтез", но сейчас – за час до открытия Собора – со всей силой ощущаю "тезис".

Вторник, 11 ноября 1975

Второй день чудовищного "соборного" напряжения. Но сегодняшняя Литургия (которую я служил с 6священниками) была одной сплошной радостью и светом, подлинным "Господи, хорошо нам здесь быти…"3 . Буквально сотни причастников, весь Собор… Боже мой, как далеки мы от моего первого Собора в 1975г.: на Литургии присутствовало пять-шестьчеловек, остальные двести сплетничали в подвале собора на 2-й улице. Какая изумительная перемена!

1 "Правда только в качании черных веток на фоне зимнего неба" (Жюльен Грин) (фр.).

2 Все внешнее влияет на внутреннее (фр.).

3 Мф.17:4.

Только что завтракал с проф. Т. из Сеаттла, нашим guest speaker'ом1 сегодня вечером. Милый, умный и тонкий человек.

Все же твердо решил не баллотироваться в митрополичий совет и сделать un bain d'opposition2 . Владыки слишком привыкли к тому, что я своего рода rubber stamp3 на их решениях…

Среда, 12 ноября 1975

Весь день вчера в заседаниях, разговорах, встречах. Вечером бесконечный банкет с речью в конце (около 11.30!) бедного Т. – очень глубокой и удачной: о призвании Православия в post-Christian America4.

Очень уютно живем с Сережей, вполне вошедшим в атмосферу Собора.

Наверное, постарел и помудрел: внутри – невозмутимое спокойствие, тишина и отрешенность. Даже когда "ору".

Прошелся опять по городу: утренняя будничная городская суета. Огромное озеро. Осеннее небо.

Четверг, 13 ноября 1975

Перед "началом конца", то есть последнего заседания Собора. После этих четырех дней непрерывной суматохи – все же радостное чувство жизни и жизненности Церкви и, главное, способности ее от рассуждений почти исключительно о форме (администрация, устав, деньги) перейти – что она и сделала на этом Соборе – к содержанию . Удивительна серьезность, с которой эти люди говорили о "моральных проблемах". Три "мира" внутри Собора – безнадежно отчужденный епископат, безнадежно устаревшая группа "крикунов", разыгрывающая из себя "оппозицию", и творческое и церковное большинство, выражающее – плохо ли, хорошо ли – именно саму Церковь. Никогда не оставляющее меня удивление перед Америкой: вчера в десять минут ex promptu5 собрали шестнадцать тысяч долларов! И с каким энтузиазмом!

И все же твердо решил сам переходить в некую оппозицию, то есть уйти и из митрополичьего совета, и из администрации, ибо убежден в спешной необходимости прояснения тупика, в который зашел и все больше заходит наш епископат – в своем недоверии к Церкви. А быть вечной "заплатой" на этой подспудной трагедии я считаю не только ненужным, но и вредным.

Crestwood. Пятница, 14 ноября 1975

Уф! Самому еще не верится – но, действительно, отказался от номинации и – в принципе – свободен ! Сначала была даже какая-то грусть от освобождения, о котором я так мечтал, особенно пока вокруг была еще атмосфера

1 приглашенным докладчиком (англ.).

2 уход в оппозицию (фр.).

3 печать (англ.).

4 Америке после христианства (англ.).

5 экспромтом (фр.).

Собора, – так я привык быть "в сферах", "у власти", "в центре". Все это проклинал, а вот вдруг оказаться вне всего этого и ехать домой "рядовым" показалось даже трудным. Но эта грусть (может быть, укол самолюбия – что не удерживали, не просили…) была все же мимолетной. Уже в аэроплане, во время полета в Нью-Йорк, с Давидом Д.[риллоком] и Эриксоном, пришла радость от этого нового, именно "рядового" положения… Вечером звонок от Губяка: на митрополичьем совете забаллотировали в качестве второго представителя в церковной администрации о.И. Сквира… Иными словами – начало того, чего я хотел… Увидим, как все это повернется.

Приехал домой вчера страшно усталым. Рассказы мамы о посещении ею Шишковых. Рассказ Л. о событиях в ее школе: поразителен ее такт, благородство, "правда" того, как она поступает. Вечером в десять часов – из последних сил: общая исповедь…

Сегодня (св. Филиппа, преддверие Рождественского поста) – ранняя Литургия. Мама приобщалась. Служа, урывками думал: в церкви мама, то есть все мое детство, и все заключено в некий круг…

Случайно нашел сегодня в парижском "Круге" (III) стихи Ставрова, которые почему-то так часто "сверлят" мое сознание:

Нет, не о том… стучали поезда,

В дрожащей синеве коростели свистели,

Высоким полднем плавились года

И месяцы скользили, как недели…

Думаю, что вот этот "высокий полдень" и живет в моей памяти, ибо соответствует самому глубокому и невыразимому в моем ощущении жизни, времени, мира.

Там же, в "Круге", цитата из св. Терезы: "…et pourtant l'ame semble reellement dans un etat ou elle ne recoit aucune consolation, ni du ciel qu'elle n'habite pas encore, ni de la terre qu'elle n'habite plus et d'ou elle ne veut pas en recevoir…"1.

Понедельник, 17 ноября 1975

Вчера и в субботу в Монреале: панихида по патр. Тихону и лекция о нем в субботу после всенощной. Две проповеди вчера – на ранней, английской Литургии и на поздней, архиерейской. В Монреале уже снег и мороз. Вернулся домой в 4.30 и весь вечер стучал письмо архиереям, объясняющее мою отставку. Поздно вечером звонок из Виннипега от несчастного митрополита Владимира. Вот и попробуй уйди от всей этой "эмпирии" церковной жизни.

Как всегда, отдохновительные и радостные "пробелы" одиночества – на аэродромах, в аэроплане.

В пятницу днем, сидя с мамой вдвоем дома, ставил ей пластинку Christmas carols: "Joy to the World", "O Little Town of Bethlehem"2 и др. Почему всякий раз,

1 "…и все же душа, кажется, действительно пребывает в том состоянии, когда она не получает никакого утешения – ни от неба, где она еще не живет, ни от земли, где она уже не живет и от которой не хочет получить утешение" (фр.).

2 рождественских колядок: "Радость миру", "О маленький город Вифлеем" (англ.).

что слушаю это, – почти слезы? Сентиментальность, эмоции или же один из тех push buttons1 , через которые совершаются "прикосновения мирам иным"2?

Читаю Malraux, "Hotes de Passage"3 . И сколь ни чужд мне этот ключ "героизма", этот культ Истории в истории, эта непрерывно нажатая педаль, читая – как бы очищаюсь от суеты и мелочности "церковных интриг", в которых приходится жить и которым и вольно, и невольно все время уступаешь душу.

Пишу все это в семинарии, в мой обычный "тихий час" – от восьми до девяти утра. И физически ощущаю, как наваливается тяжесть длинной, суетной и мутной недели. Мутной потому, что все дела, которыми придется заниматься, – не совсем ясные, двусмысленные, почти безнадежно неразрешимые…

Вторник, 18 ноября 1975

Как я и предполагал, вышел сумбурный и беспорядочный день, сотрясаемый и разрушаемый телефонами (из Сан-Франциско, из Виннипега, из Монреаля и сколько еще!), встречами, разговорами… Вечером лекция о "Письме" Чехова ("наказующие найдутся, ты бы милующих поискал…") – как маленькая отдушина. Страшная от всего этого душевная усталость и "разоренность".