Русский Париж

Новшества в заветном уголке богемы заключались и в организации художественных выставок в большинстве монпарнасских кафе.

Кроме многочисленных увеселительных заведений в 1918–1920 годах на Монпарнасе появлялись все новые и новые художественные мастерские, салоны, ателье, дома с недорогими квартирами.

Завсегдатаями популярных монпарнасских кафе «Дом», «Жокей», «Ротонда» стали русские эмигранты.

Сколько их осело в те годы в Париже, точно подсчитать невозможно.

Так, например, находившийся во Франции Русский военный экспедиционный корпус, вместе с медперсоналом, насчитывал более 43 тысяч человек. После Октябрьской революции 1917 года все они оказались отрезанными от родины. Некоторые из них, из-за невыносимых условий пребывания в концентрационном лагере, участвовали в бунте и были приговорены к каторжным работам в Северной Африке. Но большинство служащих военно-экспедиционного корпуса осели во Франции и занялись мирной работой.

2 февраля 1921 года в Париже состоялось совещание русских дипломатов, представлявших свергнутые царское и Временное правительства.

Некоторые участники этого совещания попытались выяснить, сколько подданных бывшей Российской империи оказалось во Франции. Однако получить достоверные данные не смогли.

В постановлении Парижского совещания русских дипломатов говорилось:

Под «казенными средствами» подразумевались незначительные суммы денег, сохраненные русскими посольствами.

С признанием в 1924 году Советского Союза Англией, Францией, а затем и другими странами, общественное и политическое значение «бывших русских дипломатов» практически сошло на нет. Попытка сплотить эмиграцию и оказывать серьезную экономическую помощь не удалась. Советское правительство было категорически против любой деятельности «бывших царских и временного правительства дипломатов».

«После долгих голодных лет, полных опасности и тревог, войн и революций, мы попали в иной мир: яркий, богатый, соблазняющий… Вот только не понятно: этот прекрасный мир — преддверие рая или ада», — так писал из Парижа в Варшаву неизвестный русский эмигрант.

Столица Франции двадцатых годов прошлого века не могла не ошеломить беженцев и изгнанников из голодной, истерзанной революцией и войной страны.

С 1920 по 1939 год в Париже и его пригородах осело более 45 тысяч эмигрантов из России. В это число входили и покинувшие родину сразу после Октябрьской революции, и — по окончании Гражданской войны, и те, кто сумел воспользоваться некоторыми правовыми послаблениями во время новой экономической политики в России.

В 20-х годах стали наведываться в Париж граждане Страны Советов — по служебным делам. Они старались не общаться с соотечественниками-эмигрантами. Осевшие во Франции и «командировочные» русские смотрели друг на друга с подозрением.

«Язык один — взгляды разные» — отозвался об этой ситуации Георгий Иванов.

Были годы тяжелых бедствий

1922 год.

«В субботу, 15 июля, мы летим в Париж», — сообщал в письме Сергей Есенин.

Советское правительство разрешило поэту отправиться в заграничную поездку. Вместе со своей женой, знаменитой танцовщицей Айседорой Дункан, он побывал в Германии, Голландии, Бельгии, Италии, Франции. Затем — поездка по Соединенным Штатам Америки.

В мае 1922 года открылась первая международная линия Аэрофлота: Москва — Кенигсберг. Среди шести пассажиров этого исторического полета оказались Есенин и Дункан. Вначале у них были трудности с разрешением посетить Париж. Помогло содействие подруги Айседоры, известной французской актрисы Сесиль Сорель.

Власти Франции дали добро, но предупредили Дункан и Есенина: «У нас в стране — никаких политических заявлений и выступлений, никакой советской агитации…».

Пребывание в Париже поэта и актрисы было недолгим. Они отправились за океан. Снова попасть на берега Сены им удалось в феврале 1923 года.

Одна из парижских газет поместила 13 февраля заметку: «Сегодня «Марди-Гра» (жирный вторник — Масленица) была расстроена по двум причинам: первая — шел дождь, а вторая — исчезновение Айседоры Дункан. Ее поклонники надеялись, что ее приезд окажется светлым серебряным лучом в этом проклятии дождя, который на два дня окутал столицу Франции. Однако после своей высадки с «Джорджа Вашингтона» в Шербурге она укрылась где-то отшельником во Франции».

О Сергее Есенине — ни слова.

Зато в белоэмигрантских кругах Парижа началось недовольство его приездом. Поэта обвиняли в пособничестве советской власти и конечно же упоминали его разгульную жизнь. Борис Зайцев, вспоминая литературные московские кафе, писал: «Такие кафе были очень в моде. Там торговали тайно кокаином и в сообществе низов литературных и чекистов устраивались темные дела, затевались грязные оргии. Это было время Есенина и Айседоры Дункан, безобразного пьянства и полного оголтения…

…Пильняк звал меня на вечер в загородном доме известного в Москве скульптора, где должны были быть Есенин, Дункан и выпивка. Я позже узнал, что там кончилось безобразным скандалом — о нем и написать невозможно».

Подобных нелицеприятных отзывов и воспоминаний о Есенине во время его пребывания в Париже было не мало. В этом усердствовали и молодые, и маститые писатели из русской эмиграции.

Дмитрий Мережковский разразился гневной статьей в парижской газете «Эклер». Сергея он называл «пьяным мужиком», а Дункан обвинял в продажности большевистскому режиму.

Есенин рвался разобраться с клеветниками и «брюзжащими» эмигрантами. Но его остановили.