Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов (Том 1)

Этот план должны были поддержать находившиеся в Петербурге Тобольский епископ Варнава и архимандрит Тобольский Августин, оба приятели Распутина, простые люди. Они жили в квартире Андроникова, из любезности князя. Их убедили в полезности проектируемой поездки, и они обещали уговорить Распутина. Приехавший Мартемиан остановился также у Андроникова. У нас в доме острили, что у Андроникова целый монастырь. Когда приехал Мартемиан стали проводить план. Хвостов лично занялся Мартемианом. Варнаву, Августина, Мартемиана хорошо одарили деньгами. Получил хорошую сумму и Андроников за издержки гостившего у него духовенства. Распутин поддавался туго. Его задобрили тем, что Хвостов провел назначение в Самару его недруга, Тобольского губернатора Станкевича, а в Тобольск был назначен из Перми Ордовский-Танаевский, которого любил почему-то Распутин и за которого неофициально хлопотала Вырубова.

Распутин как будто соглашался на отъезд. С ним толковали о святых местах. А. А. Вырубова ничего положительно не говорила. Тогда был сделан решительный шаг. Белецкий {270} свез на квартиру Вырубовой оба "дознания" про Распутина и, как доказательство расположения со стороны Хвостова и его, Белецкого, вручил дознания, подарил А. А. Вырубовой, прося доложить о том во дворце. Он подтвердил, что "дела" надо считать окончательно ликвидированными. Вырубова благодарила.

С этого момента вся обстановка изменилась. Распутин как бы вырос. Он заявил категорически, что никуда из Петербурга не поедет. А. А. Вырубова уклонилась от каких либо па этому вопросу объяснений. Хитрый мужик провел министра и его помощника. Андроников заливался мелким смехом, как опростоволосились министры. Духовенство уехало с его гостеприимной квартиры. А Хвостов, много позже, рассказывал мне, что та поездка была задумана им с целью сбросить Распутина с площадки поезда. Это должен был проделать игумен Мартемиан, которого даже сделали архимандритом. На что все испортил Белецкий, который выведал у пьяного Мартемиана весь этот замысел и расстроил всю поездку. "Конечно он, Белецкий, перехитрил меня. Я оказался младенцем", прибавлял Хвостов.

Я лично в этот замысел Хвостова не верю. Тогда он эксплуатировал во всю Распутина в своих личных интересах.

Вырвав оба "дознания" из рук властей, Распутин стал смелее. Ведь его силу признал воочию сам министр. Он стал наглее. Он уже не желал ни руководства, ни контроля со стороны Андроникова. Он даже повздорил с князем из-за денег. Не удовлетворял его князь и относительно кутежей, ресторанов и женщин. В этом отношении он был человек скромной жизни и к тому же антифеминист.

Эту сторону жизни Распутина он порицал и открыто говорил о его безобразиях А. А. Вырубовой. Распутина это злило. Кроме того, он не встречал со стороны князя того раболепства, которым его дарили Хвостов, Белецкий и многие другие. Князь все-таки держался с ним настоящим, хотя может быть и скверным, но барином. Князь тяготил мужика, и Распутин хотел от него отделаться. Лишним сделался Андроников и для Хвостова. Он успешно сыграл свою роль в его сближении со "Старцем" и Вырубовой и более не был нужен. К тому же он, князь, {271} компрометировал сваею близостью министра в Петербурге. Шокировал министра в политических кругах. Надо было заменить князя кем-то другим. Выход нашел все тот же "Степан", как называли обычно Белецкого.

По предложению Белецкого в Петербург был вызван из провинции легендарный жандармский полковник Комиссаров, гремевший в столице еще во время первой революции, как офицер Петербургского Охранного отделения. Он был назначен охранять Распутина от всяких на него покушений, быть его постоянным компаньоном и собутыльником. Комиссаров был дружен с Белецким, предан ему и обязан ему многим по службе в прошлом.

На него Белецкий мог вполне положиться. Пить же, дебоширить с женщинами он мог как никто и в этом отношении являлся лучшим компаньоном для Распутина. А. А. Вырубовой было рассказано обо всех замечательных качествах Комиссарова, она осведомила о новом плане Императрицу, Хвостов же сделал доклад Государю, изобразив дело так, что при новой комбинации "Старец" будет и охранен, и огражден от всех дурных извне на него влияний. Хвостов и Белецкий только поднялись в глазах Их Величеств от такой заботы об их друге и молитвеннике.

Началось последнее действие пьесы. Комиссаров - высокий, здоровый мужчина, с красным лицом и рыжей бородой - настоящий Стенька Разин, начал с того, что подстерег на павильоне, приехавшую в Петербург, Вырубову и, разодетый в парадную форму, представился ей, отрапортовав, кто он и для чего, и к кому назначен. Эффект и смущение Вырубовой были безграничны. Остроумия Комиссарову занимать не приходилось. Распутин разъезжал в казенном автомобиле в сопровождении Комиссарова, который был произведен в генералы, но переоделся в статский костюм. Комиссарова, по прежней службе в Петербурге хорошо знали все рестораны и ночные увеселительные заведения. Теперь он являлся туда с Распутиным, как лицо официальное. Он командовал. Им отводились укромные кабинеты. Там и проводили время. Для ужинов же и деловых разговоров с Хвостовым и Белецким {272} была нанята конспиративная квартира. Там сговаривались, как действовать.

Хвостов и Белецкий, пользуясь Вырубовой, доводили до сведения дворца все, что им было нужно и в каком им было угодно свете. В то время как Хвостов действовал путем официальных докладов Государю, Белецкий делал доклады Вырубовой для передачи сведений Императрице, дабы склонить ее, предварительно, на сторону Хвостова. Белецкий приносил все те сведения, которые могли опорочить неугодных, вредных для компании лиц. Приносились сведения, касающиеся и Великих Князей. Читались перлюстрированные письма. Вырубовой вручались заметки, конспекты, о чем надо доложить Императрице. У Анны Александровны образовалась своеобразная кухня сыска по интригам против разных лиц, кого новый министр считал нужным валить, устранить от центра. Все это Вырубова докладывала Царице. Более сильных интриг, чем развели тогда около дворца Хвостов, Белецкий и Вырубова, никто не разводил ни до, ни после. В глазах Вырубовой Белецкий, с его вкрадчивым, бархатным голосом, вырос, как лицо все и вся знающее. Казалось, что при нем и безопасность Распутина, и безопасность Царской семьи, а стало быть и России, обеспечены лучше, чем когда либо.