От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада

Тем временем после ранения генерала Ватутина маршал Г. К. Жуков взял на себя оперативное руководство 1-м Украинским фронтом ввиду предстоявших на этом фронте крупных наступательных операций.

Советское наступление на Правобережной Украине возобновилось 4–6 марта 1944 года. 10 марта танковые армии Конева овладели Уманью и затем через неделю вышли к реке Южный Буг. Моральное состояние пленных немецких солдат было необычно низким — прямой результат, как отмечали обозреватели, победоносной Корсунь-Шевченковской операции.

26 марта наступил кульминационный момент русского наступления. Армии Конева, успешно форсировав Днестр и Прут, вышли на государственную границу СССР и вступили на территорию Румынии. Позади них лежала почти полностью освобожденная Украина. В Германии 31 марта два видных немецких командующих — Манштейн и Клейст предстали перед Гитлером. Фюрер лично вручил им очередные высшие награды. Затем оба генерал-фельдмаршала были смещены со своих командных постов (командующим группой армий «Юг» был временно назначен генерал-фельдмаршал Модель). [188] Учитывая, что незадолго до этого был уволен в отставку командующий 4-й танковой армией генерал-полковник Гот, Жуков и Конев добились внушительной психологической победы, устранив сразу трех наиболее опытных и умелых танковых командиров вермахта.

Очистив от захватчиков Украину, советские армии начали перегруппировку и подготовку к своей самой крупной наступательной операции 1944 года, которая должна была привести к уничтожению группы армий «Центр». На этой стадии уместно бросить взгляд назад и подвести итоги тому, что советские бронетанковые войска сумели достичь со времени драматических событий лета 1941 года. В глазах противника эти достижения были поразительными.

Наибольшее впечатление на немцев производило массированное применение русскими бронетанковых соединений, их численность и тщательное, детальное планирование каждой последующей операции. К 1944 году времена недостаточно продуманных и плохо организованных наступлений, вроде наступления армий маршала Тимошенко под Харьковом весной 1942 года, миновали навсегда. Каждый советский командующий — и это особенно относилось к танкистам, — следуя примеру Жукова, планировал боевую операцию вплоть до действий каждого взвода и танка и не начинал ее, не будучи уверенным в победе.

Это влекло за собой скрупулезную предварительную проработку каждой наступательной операции, строгую регламентацию количества выделенных солдат, танков и орудий. Манштейн, давая оценку тактическим приемам и оперативным методам русских, мрачно заметил, что наступление могло вначале развиваться медленно, «но если оно начиналось, то следовало ожидать, что оно будет проводиться непрерывно и с широким размахом. Ни необходимость закрепления захваченной местности, ни приход ночи не были способны приостановить его. Наступление не прекращалось, пока не иссякали силы наступающих, их боеприпасы и снабжение…».

Когда 23 июня 1944 года — ровно три года спустя с начала операции «Барбаросса» — четыре советских фронта перешли в наступление в Белоруссии советские войска, в авангарде которых наступали танковые армии и корпуса, нанесли один из самых сокрушительных ударов за всю историю войн: за пять недель они продвинулись на запад до 550–600 километров уничтожили 25 дивизий и полностью разгромили группу армий «Центр». Подобный удар и подобные темпы наступления были по плечу только танковым войскам постигшим науку современной войны, и генералам, полностью овладевшим мастерством вождения этих войск.

К середине июля армии генерала И. Д. Черняховского освободили Минск и Вильнюс, а к 17 августа подошли к границам Восточной Пруссии. Войска маршала К. К. Рокоссовского освободили Брест, вступили на территорию Польши и в начале августа форсировали Вислу.

По другую сторону линии фронта для еще недавно блиставших немецких танковых генералов во главе с Гудерианом это были горькие дни и недели. Танковые дивизии вермахта по-прежнему сражались упорно и храбро, но их потери продолжали возрастать, а у русских, казалось, имелись неистощимые резервы боевых машин и экипажей. [189] Гудериан с тяжелым сердцем и профессиональным восхищением следил за стремительным продвижением на запад армий Рокоссовского и Черняховского. «Потрясающие события… — писал он, — казалось, что ничто и никогда не сможет остановить их». На южном фланге советско-германского фронта Румыния уже выбыла из войны, и войска 2-го Украинского фронта, которыми теперь командовал генерал Р. Я. Малиновский, [190] приближались к Бухаресту. «Тридцатьчетверки» еще раз наглядно продемонстрировали свою высокую маневренность и способность к глубоким крейсерским рейдам.

Взломав в первый день наступления, 20 августа, оборону противника в районе города Яссы, [191] Малиновский ввел в прорыв 6-ю танковую армию генерала А. Г. Кравченко. Через 12 дней, пройдя с боями около 400 километров, танки Кравченко очистили от немецких частей нефтяной район Плоешти и вступили в Бухарест. Это был один из наиболее блестящих танковых бросков второй мировой войны.

16 апреля 1945 года началась завершающая наступательная операция советских войск — штурм Берлина. После упорных боев 25 апреля передовые части 4-й гвардейской танковой армии генерала Лелюшенко и 2-й гвардейской танковой армии генерала Рыбалко замкнули стальное кольцо вокруг немецкой столицы. К 27 апреля русские танки пробились к Потсдамерплац, в нескольких сотнях метров от имперской канцелярии, во дворе которой находился бункер — ставка обреченного фюрера, — стены которого теперь вздрагивали в такт разрывам снарядов танковых пушек. В часы, предшествовавшие самоубийству Гитлера, те немцы, которые отважились выйти из бункера в пустынный двор канцелярии, могли услышать лишь грохот артиллерийской канонады да равномерный скрежет гусениц «тридцатьчетверок».

Символ

Во многих отношениях танк Т-34 символизирует сам дух и характер войны, которую вели русские с 1941 по 1945 год. Возможно, в глазах западных специалистов он выглядел недостаточно усовершенствованным — в нем отсутствовали удобства и технические приспособления, которые считались желательными и даже обязательными в боевых машинах Англии, Германии и Соединенных Штатов. Но, как ни парадоксально, этот танк пользовался большей любовью и доверием танкистов, чем любой другой танк в армиях всех воюющих государств: «Шерман» был хорошей боевой машиной, но, когда он появился на свет, его уже существенно обогнали немецкие танки последней конструкции. «Пантеру» некоторые считают одним из лучших танков последнего этапа войны, но она оказалась в руках экипажей, которые к этому времени вели уже проигранную войну.

Могучая сила Т-34 заключалась в том, что его творцы сосредоточили свое внимание на основных боевых качествах — пушке, броне и маневренности. Ни в одном танке мира в 1940 году эти качества не были воплощены столь удачно и столь идеально сбалансированы. Отсутствие комфорта и несовершенство некоторого вспомогательного оборудования для русских не имело существенного значения. Русские танкисты, которые сидели в первых Т-34 и Т-34-85, не были, да и не могли быть, точной копией молодых людей, которые входили в составы экипажей танков Т-III, «Шерман» или «Матильда». Перед войной в Советском Союзе у большинства юношей почти не было возможностей водить автомашину, тем более иметь свою собственную. Автомашины и двигатели внутреннего сгорания не были для них предметами досуга, как для многих юношей в США, Германии и Англии.

Техническое обучение призванных в армию молодых деревенских парней начиналось с азов, когда их учили, как водить машину, стрелять и командовать Т-34 в бою. В подобных обстоятельствах люди пользуются той техникой, какую им дают, и не ощущают отсутствие того, чего они никогда не имели.