Голубиная книга. Славянская космогония

Древнеиндоевропейские мудрецы — это шаманы и старейшины-жрецы. Воины — военные вожди и дружинники. Производители — остальные общинники. Были тогда, вероятно, и рабы, но они стояли вне трех сословий. Относились к рабам патриархально — как к детям, неполноправным членам семьи (у славян «отроками» называли и детей, и рабов). Так смотрели на них, в частности, гомеровские греки и ранние римляне. Это потом классическая античность «открыла», что рабы — не люди, а говорящие орудия. И только нищие мудрецы-киники смели утверждать обратное. Арийцы, покорив Индию, зачислили все коренное население в шудры и тщетно пытались воспрепятствовать смешению их с тремя высшими кастами и этих каст между собой. В Иране же выделили в четвертое сословие ремесленников. Примечательно, что в стихе от коленей первочеловека происходят не только крестьяне, но и «женский пол». Женщина здесь принижена в патриархальном духе, но по крайней мере приравнена к общинникам, а не к рабам.

Цари изначально принадлежали к первому сословию. Образец такого царя-жреца, законодателя, мудреца и шамана, общающегося с нимфой (чем не Садко?) — римский Нума Помпилий. Но дальнейшая история уже разделившихся индоевропейцев была наполнена борьбой жрецов и воинов за царскую власть. Эта борьба воспета в сказаниях о Геракле и Еврисфее, Рустаме и Кей-Каусе, Илье Муромце и Владимире. Кто был прав: расчетливый, но трусливый и неблагодарный царь-старейшина или храбрый, но буйный и непослушный воитель? Победа осталась за воинами. В частности, скифский Колаксай и славянский Зоревик — воины. Античная демократия превратила жрецов и даже самого царя (басилевса, рекса) в выборных чиновников. У германцев жреческое сословие вообще исчезло.

На Руси же борьба шла до самого ее крещения и даже после него. Волхвы старались подчинить себе князей. Князья же — присвоить функции жрецов и славу колдунов-волхвов. Ибн Русте, арабский историк X в., писал, что у русов «знахари» (волхвы) «господствуют над их царем, подобно хозяевам», и могут принести в жертву любое животное или человека. Этот араб, современник Олега, словно знал предание (явно волхвами и сложенное) об этом вещем князе, поплатившемся жизнью за недоверие к волхвам и их предсказаниям. Былинный Волх (Вольга) Всеславич, князь-чародей, вождь дружины оборотней, соединил в себе черты Вещего Олега и Всеслава Полоцкого, уже в XI в. имевшего прочную славу колдуна и оборотня. Черниговские князья X в. были погребены в Черной могиле с принадлежностями жрецов — священными рогами и жертвенными ножами. Чехи и поляки называют священника «князем» (knez, ksiqdz).

В том же X в. у восточных славян существовало своеобразное двоевластие (отчасти заимствованное у хазар): мирный «священный царь» и его заместитель-воевода. Первый правил номинально, второй — реально. За бездеятельного Игоря правил сначала Олег, затем Свенельд, отчасти сохранявший свое положение и при Ольге, Святославе, Ярополке. Ибн Фадлан, писавший в 922 г., будто царь русов (Игорь) никогда не сходит с престола и только предается пирам и удовольствиям, конечно, преувеличивал. Но вот былинный Владимир (в отличие от исторического — энергичного воина) занят только устройством пиров, а Русь защищают богатыри.

Не последней причиной крещения Руси и других славянских стран было стремление князей избавиться от опеки волхвов. Для северо-западных славян это обернулось насильственным онемечиванием. Недалеко от них ушли чехи и поляки. Болгары и сербы надолго попали под византийское иго. На Руси князья не без труда сумели подчинить себе епископов. Но еще Ивану Грозному пришлось выдержать тяжелую борьбу с митрополитом Филиппом Колычевым, «тишайшему» же Алексею Михайловичу — с патриархом Никоном. Завершил тысячелетний спор Петр I, показавший церковникам кортик со словами: «Вот вам булатный патриарх!» Опричный «монастырь» Грозного, «всешутейший и всепьянейший собор» Петра были не просто лихими забавами вольнодумцев, но своеобразно выраженной (не без расчета на популярность в народе, не любившем попов) претензией на сакральную власть. Тот же Грозный не чуждался и языческих аграрных обрядов: пахал, сеял и ходил по полю в саване на ходулях.

«Голубиную книгу», как уже сказано, слагали волхвы, а перерабатывал священник-двоеверец. В начале стиха к небесной книге сходятся все сословия: цари, князья, бояре, попы и крестьяне. Но в его древнейшей мифологической части место первого сословия, происходящего от головы первочеловека, занимают не попы и не волхвы, а цари с царицами. В былинах при дворе Владимира фигурируют князья, бояре, богатыри и волхвы:

Так что о волхвах как сословии на Руси не забывали. Тем временем у полабских славян, покоренных немцами, исчезли и жрецы, и князья. В договоре 1181 г. между маркграфами Оттоном Мейсенским и Дитрихом Лужицким славянское общество делится на жупанов, кметей (воинов, рыцарей) и смердов. Жупан — глава общины (жупы), старейшина, позднее — средний феодал (барон). То есть в сознании славян, как и других индоевропейцев, общество «достраивалось» до трехсословного, ибо считалось, что только такое устройство, соответствующее устройству мира-вселенной, гарантирует миру-обществу процветание.

Царем в Древней Руси называли либо могущественного иноземного государя (императора Рима или Византии, хана Золотой Орды), либо великого князя Киевского, (например, Ярослава Мудрого в надписи на стене Софийского собора). Стих, как и былина, вопреки феодальной реальности, где князь, в том числе и великий, был прежде всего воином, рисует идеальную картину: священный царь (великий князь) только правит, обороняют же державу знатные воины (князья, бояре, богатыри). Русские волхвы и их преемники-сказители сохранили идеал индоевропейских жрецов: править должны мудрые. А не сильные или богатые.

Трехсословная система, разумеется, освящала привилегии господствующих классов. Но она же заставляла их помнить о своих обязанностях перед обществом, не давала превратиться в законченных паразитов. В Афинах, на родине демократии, за праздность наказывали. До «свободы» не трудиться додумалось только Новое время (если не считать Спарту и поздний Рим, где свободные презирали труд). И когда Петр III вполне в духе этого времени даровал дворянству «вольность», т. е. право вовсе не служить, то тем самым превратил бар в глазах крестьян в тунеядцев, которых следует истребить или изгнать. По иронии судьбы, поднял народ против «освободившихся» дворян казак Пугачев под именем… Петра III. И даже отмена крепостного права не уменьшила ненависть простых людей к помещикам и заводчикам: ведь те были «свободны» даже не управлять своими поместьями и заводами, а прожигать жизнь в Петербурге и Париже. Так разрыв с тысячелетними традициями ударил по тем, кто мнил их «устаревшими» и «стеснительными» для себя.

От происхождения мира «Голубиная книга» переходит к его устройству. В каждом классе явлений природы (живой и неживой) и общества выделяется самый главный и священный предмет — «мать» (не обязательно женского рода), гораздо реже «отец». Только главный царь назван «над царями царь». При этом всякий раз поясняется, почему именно этот предмет — главный. Итак,