Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов

2-го ноября Их Величества посетили Двинск и осмотрели несколько госпиталей. В одном из них оказался пленный 74-х лет. Он был подводчиком. Государь приказал освободить его из плена немедленно. Старик, заливаясь слезами, упал перед Государем на колени.

Вечером того же дня вернулись в Царское Село.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

На другой день, после возвращения, я был в Петрограде и наслушался самых невероятных рассказов в связи с войной, которые, тем более, казались нелепыми, т. к. мы только что вернулись с фронта, где все горело порывом вперед.

В Охранном отделении я узнал о предстоящем аресте большевиков. Начальником О. О. был Попов. Это был честный и трудолюбивый офицер, но весьма ограниченный. Казак, с хитрецой, любимец генерала Джунковского. Времена Судейкиных и Герасимовых прошли. Такие офицеры, заставлявшие дрожать революционное подполье, были не под силу теперешним возглавителям министерства внутренних дел. Молодой, несерьезный, но шустрый, министр Маклаков, передал дело борьбы с революцией всецело в руки своего помощника Джунковского. Последний же, в угоду общественности. боролся больше с Корпусом жандармов, чем с надвигавшейся революцией. И не даром, добившись права докладов Государю, он не доложил, в свое время, только одного: не доложил о том заговоре, который замышлялся против Государя и Царицы еще в 1915 году.

Работа большевиков в России во время войны началась с совещаний, созванных по приказу Ленина, Розенфельдом, он же Каменев, в Финляндии в Мустомяках. Там, по соседству, жил и Горький. 30-го сентября, у Каменева, собрались 14 большевиков и в том числе члены Гос. Думы: Бадаев, Муранов, Петровский и Самойлов. Каменев делал доклад по текущему моменту.

Большевики должны были вести борьбу против войны. Решено было созвать конференцию вначале ноября. Она и собралась в Озерках 3 ноября. На нее съехалось 11 членов большевицких организаций и члены Г. Думы: Петровский, Бадаев, Самойлов, Муранов и Шагов. Главную роль играл Каменев. Обсуждались знаменитые тезисы Ленина с их главным положением: "Лозунгами социал-демократии в настоящее время должна быть всесторонняя, распространяющаяся на войска и на театр военных действий, пропаганда социалистической революции и необходимость направить оружие не против своих братьев - наемных рабов других стран, а против реакционных и буржуазных правительств и партий всех стран." Рекомендовалось организовать на местах и в войсках группы для пропаганды повсюду республик. Обсуждались и другие революционные вопросы.

По данным Московского О. О., 5-го ноября жандармерия арестовала конференцию, в том числе и пять членов Г. Думы.

Большевики были взяты с поличным, которого было вполне достаточно для осуждения арестованных по законам военного времени. Однако, к сожалению, этого сделано не было. Высшие военные власти, в угоду общественности, проявили необыкновенную мягкость к делу, высшие же представители Министерства внутренних дел, видимо, не понимали зловредности работы большевиков. О связи же их с немецким генеральным штабом не знали. Ведь главный осведомитель о большевиках (о чем рассказано во 2-м томе) был провален и разоблачен по профессиональному невежеству все того же генерала Джунковского. Судили большевиков лишь в начале 1915 года и присудили к весьма мягким наказаниям.

С фронта приходили то радостные, то нехорошие вести. Не знали, чему верить. 12-го распространился слух, что один немецкий корпус попал в мешок, а затем оказалось, что он прорвался и наши потеряли 80.000 пленными. Опять ругали Ренненкампфа.

18-го ноября Государь выехал в Ставку. Сопровождали все те же лица, только вместо Фредерикса ехал граф Бенкендорф и дежурным флигель-адъютантом взяли графа Д. С. Шереметьева. Граф был один из немногих друзей детства Государя. Он был пожалован во флигель-адъютанты еще в 1896 году. На следующий день приехали в Барановичи. Настроение было тревожное. Государь целый день занимался с Вел. Князем и его помощниками. Мы же, в нашем поезде, почерпнули тогда следующие сведения из непосредственных источников.

1-го ноября армии Сев.-Западного фронта должны были начать дружное наступление, о чем и был отдан приказ Рузского, но за неготовностью 4-ой армии наступление замедлилось. Немцы сами перешли в наступление, оттеснили три наших корпуса и сделали прорыв на Лович. У нас началась перегруппировка армий предполагалось общее наступление 5-го, но немцы заставили отступить 2-ю армию Шейдемана, а затем отступила 2-ая Ренненкампфа, (1?) образовался разрыв в несколько десятков верст.

Немцы устремились в прорыв, оттеснили 2-ую армию на юг, к Лодзи и стали ее окружать. 7-го связь 2-ой армии с 5-ой и со штабом фронта была прервана. Положение было критическое. В тылу начиналась паника. Положение могло быть поправлено ударом 1-ой армии Реннекампфа, но она шла на помощь очень медленно, несмотря на приказания генералу.

К счастью, 8-го ноября армия Плеве помешала немецкому обходу у Тушина Рогова, а 9-го, подоспевшие, наконец, части 1-ой армии взяли с боя Стрыко и Брезины и заставили немцев разорвать кольцо, окружавшее нашу 2-ую армию у Лодзи. Немцы сами попали в петлю, будучи обойдены. Своевременный подход армии Ренненкампфа мог принести полную им катастрофу, чего в Ставке и ждали. Немцы кидались во все стороны и, наконец, в ночь на 11-ое прорвались, отняв у 6 Сибирской дивизии Березин. Наши перешли в наступление, преследовали противника. Это был большой успех, но не тот, который мог бы быть, если бы Ренненкампф выполнил то, что от него требовали. Его обвиняли открыто и он был отчислен от командования армией. Государь подписал о том приказ в поезде 18-го ноября.

За два дня до этого, в Седлеце, состоялось совещание Вел. Князя с командующими фронтами, их начальниками штабов Янушкевичем и Даниловым. На совещании выяснилось: некомплект людей, офицеров, потеря большого числа винтовок, недостаток снарядов. Жестокая действительность разрушила все предположения и расчеты нашего генерального штаба. Совещание решило прекратить наступление и закрепляться на зимние позиции. Таковы были сведения из первых рук. Теперь стали понятны краткие сообщения Ставки, которые так интриговали своею туманностью публику и те противоречивые сведения о мешках, которые так волновали Петроград.

В тот же день, поздно вечером, императорские поезда отправились на Смоленск. Предполагалось посещение нескольких городов и поездка на Кавказ. Государь уезжал с фронта с большой неохотой. Положение казалось неустойчивым и Его Величеству хотелось быть ближе к фронту. Ставка же желала обратного.

При поездках Государя по разным городам мне часто приходилось спешить заранее в данный город с нарядом охраны. Или же приходилось высылать вперед одного из помощников. Приехав в город, мы являлись губернатору и работали как бы под его главным начальством, но по нашим инструкциям. Относительно того, какие места Государь посетит, эта программа утверждалась Государем в поезде, по представлению Дворцового коменданта, которому проект пожеланий присылали губернаторы. Выезжал обычно вперед и генерал Джунковский. Его присутствие устраняло много праздных вопросов на местах, но не нравилось лицам свиты. Он тоже был в свите. Частое его представление Государю не нравилось. Говорили, что его место в Петербурге. Ему тонко намекали об этом, но он слишком был самоуверен, В Смоленск мы приехали с ним вместе, где его присутствие, при молодом и неопытном губернаторе, было очень кстати.