Крупнейшее поражение Жукова Катастрофа Красной Армии в Операции Марс 1942 г.

В конце июля казалось маловероятным, что история повторится. Исходя из ошибочного предположения, что летнее наступление немецких войск произойдет на севере, против советских частей, стоящих на защите Москвы, русские, по мнению Гальдера, своими руками вымостили противнику путь к успеху и потеряли в середине мая свыше 250 тысяч человек и бесчисленное количество единиц техники в ходе бессмысленного наступления к югу от Харькова (2). Это внезапное советское наступление, отвлекающее по своей сути и предназначенное для того, чтобы прощупать слабые места в обороне противника на юге, застигло немецкое командование врасплох. Тем не менее сообразительные и расторопные немецкие командиры отреагировали на него со свойственной им эффективностью. Отразив неуклюжий советский удар, они уничтожили основную массу сил Красной армии, участвовавших в наступлении. В сущности, нацелившись в самый центр несметных полчищ, которые немцы втайне стягивали для нового весенне-летнего наступления на южном направлении, советские войска сразу обрекли себя на поражение и обусловили успех последующих немецких операций на юге России.

После эффектной победы под Харьковом 28 июня 1942 года немецкие войска, действующие в рамках только что разработанной операции «Блау», перешли в столь же эффектное наступление на восток (3). Повторяя свою беспрецедентную наступательную операцию «Барбаросса» лета 1941 года, передовые части немецких бронетанковых и моторизованных войск неутомимо продвигались по южнорусским степям от Курска к северному Донбассу, а за ними следовали бесконечные колонны немецких, венгерских и итальянских пехотинцев. Это неудержимое наступление рассекало советский фронт надвое; отмахиваясь от докучливых, но по-прежнему неуклюжих советских контратак, уже через несколько дней немецкие соединения вышли к широкому Дону близ Воронежа. Устремляясь на юго-восток между реками Дон и Северный Донец, колонны 4-й и 1-й немецких танковых армий беспрепятственно достигли излучины Дона, в то время как другие войска оттесняли советские соединения назад к Ростову (см. карту 1).

Несмотря на явный успех наступательной операции, Гальдера не покидала тревога, и не только из-за ожидаемого приезда Гитлера на фронт. В отличие от 1941 года, теперь советские войска буквально исчезали при приближении противника, и потому намеченное окружение десятков тысяч русских пехотинцев так и не состоялось. Даже в «котлах» возле Миллерово и к северу от Ростова добыча оказалась скудной. Еще сильнее тревожило Гальдера и вредило тщательно разработанному плану то, что удачное наступление могло воодушевить Гитлера, который, как всегда, стремился к максимальному захвату территории и живых сил противника, связывая это с разгромом вражеских армий. Гальдер, с самого начала недовольный необходимостью посылать немецкие армии на бескрайние просторы юга России, мог только гадать о том, куда еще отправятся войска по приказу алчного фюрера. И действительно, уже в день прибытия в новый штаб Гитлер издал директиву № 43 по операции «Блюхер», предписывающую 11-й армии генерала Эриха фон Манштейна на Крымском полуострове пересечь Керченский пролив и достичь Таманского полуострова прежде, чем падет осажденный русский город Севастополь (4). Стало ясно, что Гитлера уже манит Кавказ и его несметные природные богатства.

Гальдеру были понятны стратегические и оперативные замыслы операции «Блау». Поначалу план предусматривал операцию, состоящую из трех этапов. На первом этапе немецким войскам предстояло уничтожить советские армии, обороняющие Воронеж на реке Дон. На втором этапе — продвинуться на юго-восток вдоль южного берега Дона до Миллерово и приступить к окружению советских войск на востоке Донецкого бассейна, или Донбасса. И наконец, на третьем этапе намечался захват Ростова, излучины Дона и самое главное — Сталинграда на Волге. После падения Сталинграда директива предписывала немецким войскам двинуться в сторону Кавказа, но не указывала характер этого продвижения. Операция «Блау» была построена на предположении, что части Красной армии будут неоднократно окружены и уничтожены. К 25 июля стало ясно, что этого не произошло и не произойдет.

В Винницком штабе поняли и то, что успехи немецких армий взбудоражили и воодушевили Гитлера. Последствием горячих споров в штабе ОКХ и новом штабе фюрера стало изменение прежних и издание новых приказов. По мнению Гитлера, эти приказы учитывали новые возможности, но Гальдер и многие другие немецкие военачальники считали, что таким образом искажался первоначальный замысел, перспективы и, вероятно, исход операции «Блау» в целом. Наиболее значительной стала директива № 45, просто озаглавленная «О продолжении операции „Брауншвейг“ <„Блау“>» (5). Полагая, что основная цель операции «Блау» — «окончательное уничтожение советских оборонительных сил» — уже достигнута, директива требовала, чтобы четвертый этап «Блау» — наступательная операция на Кавказ под кодовым названием «Эдельвейс» — проводилась одновременно со штурмом Сталинграда.

События, которые Гитлеру казались счастливым стечением обстоятельств и неслыханной удачей, Гальдер и Генштаб воспринимали как плохое предзнаменование. Вместо того чтобы сосредоточить крупные наступательные силы недавно созданных групп армий «А» и «Б» на подступах к Сталинграду, согласно первоначальному плану, Гитлер приказал обеим группам армий одновременно выступить на штурм Сталинграда и двинуться на Кавказ по двум расходящимся направлениям. Когда 6-я армия столкнулась с проблемами снабжения тыла, авангард группы армий «Б» двинулся на Сталинград, а Гитлер досадовал на медлительность войск, Гальдер «в своем дневнике признал, что ошибки, по поводу которых брюзжал и ворчал фюрер, вызваны приказами самого фюрера» (6).

Однако события, разворачивавшиеся в конце июля, и решения, принятые немецкой ставкой в Виннице и штабами действующих армий, вызывали лишь легкое беспокойство, поскольку наблюдались в контексте оправданных надежд и эффектных военных побед. А на расстоянии тысячи миль, в Москве, противник Гитлера, Сталин, гораздо более здраво оценивал перспективы.

Остановить немецкий натиск: ни шагу назад!

Верховный был разгневан. Целое десятилетие интриг и безжалостного уничтожения внутренних политических противников, столь же долгий период переговоров с коварными лидерами зарубежных стран и даже год унизительных военных поражений в войне с самым, казалось бы, понятным и предсказуемым из глав европейских государств не подготовили Иосифа Виссарионовича Сталина к позору, которым покрыла себя его армия минувшей весной и летом. Гитлер предал его в июне 1941 года, приведя в исполнение план «Барбаросса», и даже сознание того, что в 1942 году Сталин сам мог бы развязать войну против Гитлера, не смягчало стойкой ненависти к порывистому немцу, который, как нехотя признавал Сталин, удивительно похож на него самого. После этого вероломного нападения Советская армия понесла огромные потери, лишилась обширных территорий и возможности выиграть время, подтянуть силы, остановить наступление немецких войск и переманить удачу на свою сторону. В конце концов, думал Сталин, импульсивность доведет Гитлера и его армию до поражения.

К концу 1941 года обессилевшая немецкая армия, подгоняемая нетерпением фюрера, очутилась на подступах к Ленинграду, Москве и Ростову. Но многочисленные советские резервные войска под командованием несгибаемых и безжалостных военачальников остановили немецкое наступление и чуть было не превратили тактические и оперативные победы в стратегический разгром немцев. Вспоминая, какой близкой казалась окончательная победа, Сталин едва заметно пожимал плечами. «Как могло случиться, — думал он, — что за зимними победами весной и летом последовали наши новые, катастрофические поражения? Что было упущено? Кого винить? Может, следовало прислушаться к тем, кто советовал мне выждать время, укрепить оборону, дождаться немецкого наступления, а потом отразить его и нанести свой удар? Неужели надо было внимательнее слушать Жукова, Шапошникова, Василевского и остальных?»