Русский Египет

Вряд ли англичане действительно плохо обращались с бывшими русскими военнопленными. Скорее всего, те роптали из-за изнуряющей жары в стоявших на краю пустыни палаточных лагерях. Но, по-видимому, демарш Советского правительства подействовал. Уже 30 октября народный комиссар иностранных дел Г. В. Чичерин направил в Лондон, председателю советской торговой делегации Л. Б. Красину (дипломатические отношения между двумя государствами были все еще разорваны), следующую телеграмму: «Приняты меры к встрече транспорта, на котором, по Вашему сообщению, русские пленные возвращаются из Египта и Константинополя в Одессу». Вероятно, тем самым репатриация полностью завершилась. По крайней мере после этой даты мне ни разу не встречались в документах упоминания о бывших русских военнопленных в Египте.

Что же касается русских беженцев, заселивших весной 1920 года опустевший лагерь в Телль аль-Кебире, то для них англичане устроили собственное кладбище. Наверно, потому, что далеко не все беженцы были военнослужащими, а старое английское кладбище — исключительно военное. «Наших покойников хоронят здесь без гробов и почему-то не на общем кладбище, где цветут олеандры и посажены пальмы, а отдельно, — писал один из обитателей Телль аль-Кебира, известный журналист Александр Яблоновский. — В желтой пустыне, в стороне от наших палаток, огорожен колючей проволокой песчаный квадрат. Это наше кладбище. Сюда на больничных носилках приносят русских покойников, заворачивают в старенькое госпитальное одеяло и зарывают в песке.

Родные складывают из белых морских камешков крестики на могилках или пишут имена умерших на жестянках из-под консервов и прибивают эти жестянки к деревянному кресту…

Это, без сомнения, самое грустное и самое бедное кладбище из всех, какие я видел на своем веку. Ни мавзолеев, ни венков, ни надгробных плит, а только безграничное море песка, и над ним, в вышине, плывут облака. Вечный покой и вечное молчание пустыни».

Увы, от этого кладбища, как и от самого лагеря, не осталось и следа…

На польской части английского военного кладбища в Восточной Кантаре тоже похоронены наши бывшие военнопленные. Это я выяснил уже в другом архиве, внешней политики Российской Федерации, ознакомившись с дипломатической перепиской того времени.

13 мая 1943 года военные действия в Северной Африке прекратились. Итало-германские войска были разгромлены, их остатки сдались в плен в Тунисе. Вскоре после этого союзники высадили десант на Сицилии, а затем и на юге континентальной Италии. По мере продвижения на север союзные войска освобождали военнопленных различных национальностей. В январе 1944 года среди них оказалась первая группа советских граждан — всего девять человек. Поскольку отправить этих людей на родину кратчайшим путем не представлялось возможным, британские власти решили доставить их сначала из Италии в Египет, а затем уже репатриировать оттуда через страны Ближнего Востока и Иран.

В Москве понимали, что эта девятка — лишь первая ласточка, что чем дальше будут продвигаться союзники, тем больше они будут освобождать из плена советских людей. Поэтому было принято решение отправить в Каир, в Главный штаб союзников на Ближнем Востоке, офицера связи по репатриации военнопленных. Им стал майор Анисим Васильевич Карасов.

Азербайджанский писатель Сулейман Велиев, репатриированный из Италии через Египет, в своих воспоминаниях так характеризовал Карасова: «Он принадлежал к числу тех людей, которые сразу располагали к себе. В выражении лица, глаз удивительно сочетались сосредоточенность, строгость с приветливостью. С первого же знакомства Анисим Васильевич завоевал наши симпатии». Когда репатрианты покидали Египет, Карасов дал некоторым из них свой московский адрес. В 1955 году Велиев во время поездки в Москву встречался с Карасовым, между ними завязалась переписка.

Вскоре после прорыва союзниками обороны противника на линии Кассино — Ортона, в котором участвовал и П. Н. Решетицкий, они 4 июня 1944 года освободили Рим. К Новому году практически весь итальянский «сапог» был очищен от фашистов, они контролировали лишь северную часть страны.

С конца 1944 года бывшие советские военнопленные стали прибывать из Италии в Египет в массовом порядке. К концу года их число составило 5700 человек.

Бывших советских военнопленных размещали в транзитных лагерях. Один из них, № 190, находился в тех самых старых казармах в Сиди Бишр, возле Александрии, где в 1920–1922 годах обитали русские беженцы. Транзитный лагерь № 307, в который попал Сулейман Велиев, располагался в местечке Гинейфа, на берегу Малого горького озера, через которое проходит южная часть Суэцкого канала. Севернее, на берегу Большого горького озера, был разбит лагерь № 380, а в Телль аль-Кебире существовали даже два лагеря, № 305 и № 379. Конечно, там стояли уже не те палатки, в которых за четверть века до этого жили русские беженцы, но место, скорее всего, было то же самое.

Вероятно, именно из Телль аль-Кебира попали в польский госпиталь в Кантаре скончавшиеся там два советских военнослужащих. Причем, разбирая архивные документы, я обнаружил, что фамилия одного из них — вовсе не Кракси, как значится на надгробной плите, а Красин. В дипломатической переписке сработал «испорченный телефон». В первом сообщении британских властей, о его болезни, написано «Kracin».

В следующем сообщении, о смерти, потерялась последняя буква, «n». Ну, а в последнем сообщении, о причине смерти, кто-то добавил второе «с», и получилось «Kracci» — Кракси. О своей находке я тут же сообщил в Комиссию по военным захоронениям Британского содружества в английском городе Мейденхед. Там обещали исправить ошибку.

Ну а теперь обратимся к воспоминаниям Сулеймана Велиева о пребывании в транзитном лагере. Но сначала о том, как мне удалось их найти.

Весной 1990 года, находясь в Каире, я получил письмо от своего бывшего начальника по редакции «Правды» и предшественника на посту ее корреспондента в Египте Павла Епифановича Демченко. За три года до этого, во время краткой командировки в Каир, Демченко рассказал мне интересную историю.

— В 1944 году я служил в Иране, — вспоминал Павел Епифанович. — Однажды на станции остановился английский воинский эшелон. Солдаты были одеты в британскую военную форму, но без знаков различия. На англичан они не были похожи. Прислушался: говорят по-русски! Один из них спросил меня, где взять кипятку. Пока бегали вместе набирать чайник, он рассказал, что в эшелоне следует из Северной Африки домой батальон, сформированный из бывших советских военнопленных.

В письме Демченко продолжил ту же тему. «Недавно по радио передавали отрывки из автобиографического романа писателя с мусульманской фамилией, — сообщал он. — Так вот, этот писатель после освобождения из плена был репатриирован через Египет и Иран. Можно было бы попробовать его найти».

Можно, конечно, если знать его имя. Но есть и другой путь. До «Правды» я много лет работал на Московском радио. Написал бывшим коллегам, попросил поискать эту передачу. Но куда там! Вроде как искать иголку в стоге сена. Ведь я даже примерно не знал время выхода передачи в эфир, а передач — тысячи.

Но, может, Демченко вспомнит фамилию? Позвонил ему в Москву. «Кажется, фамилия того писателя — Валиев или Велиев, — сказал Павел Епифанович. — Я слушал передачу в машине и фамилию его записать не мог».

Это уже что-то! Летом, во время отпуска, я отправился в Ленинскую библиотеку. Задача оказалась не из простых. Авторов и с той, и с другой фамилией было немало, и каждый из них опубликовал несколько книг. Я просматривал том за томом. И в конце концов нашел то, что искал. В сборнике азербайджанского писателя Сулеймана Велиева «Жемчужный дождь», изданном в 1963 году, я обнаружил его воспоминания «Путь на родину».

В день прибытия репатриантов в лагерь в Гинейфе из них при участии майора Карасова был сформирован полк. 7 ноября личный состав полка устроил военный парад на плацу перед штабом по случаю очередной годовщины Октябрьской революции. Немцы из находившегося по соседству лагеря военнопленных кричали и бросали в участников парада камни. Карасов отправился к коменданту немецкого лагеря, американскому офицеру, и через несколько минут пленные успокоились. После парада состоялся концерт художественной самодеятельности. Такие концерты, как и литературные вечера, устраивались потом каждое воскресенье.