Король Георг V

Даже королева Мария не избежала его язвительных выпадов. Королю и королеве он придумал прозвища — Бесполезный и Плодовитая. Что говорить, Фишера нельзя было назвать человеком приятным во всех отношениях.

Черчилль пережил Фишера в Адмиралтействе всего на неделю: его уходом король был доволен не меньше. «Я рад, что премьер-министр решил создать национальное правительство, — говорил он королеве во время поездки на север Англии. — Только так мы сможем убрать Черчилля из Адмиралтейства… Он действительно опасен». Через три дня монарх записал в дневнике: «Надеюсь, Бальфур станет 1-м лордом Адмиралтейства вместо Черчилля, который стал просто невозможен». Желание короля оказалось исполненным. Если бы консерваторам дали волю, то Черчилль, как и Холден, мог быть исключен из коалиционного правительства, так что в данном случае ему оставалось лишь радоваться, что вообще удалось сохранить за собой пост в кабинете, хотя и весьма незначительный — Черчилль стал канцлером герцогства Ланкастерского.

Неприязнь короля к Черчиллю в основном носила личный характер. Он просто не мог выносить эту яркую личность, столь настойчивую в спорах, столь беспокойную даже на отдыхе и так любящую вмешиваться в чужие проблемы. Но и с профессиональной точки зрения он также не доверял 1-му лорду Адмиралтейства. Как и большинство морских офицеров его поколения, король считал, что в военное время британская морская мощь должна быть сосредоточена в прилегающих водах, а не растрачиваться на весьма сомнительные авантюры, связанные, например, с Дарданеллами; в этом отношении он придерживался того же мнения, что и Фишер. Теперь, когда во главе Адмиралтейства встал Бальфур, король с возросшей надеждой ждал решающего сражения с германским флотом — Королевский военно-морской флот занял надлежащие позиции для прикрытия важнейших морских путей, от функционирования которых зависели как судьба страны, так и конечная победа над врагом.

Если даже Черчиллю и было известно о том, как король воспринял весть о его удалении из Адмиралтейства, то он в отличие от Фишера не оказался злопамятным. Через пятнадцать лет после окончания войны он написал на дарственном экземпляре опубликованной им биографии великого герцога Мальборо: «Это история о том, как мудрая принцесса и королева одарила своим доверием и дружбой непобедимого командующего, тем самым подняв мощь и славу Англии на доселе невиданную и с тех пор так и неутраченную высоту; с верноподданной почтительностью она преподносится монарху, во главе с которым наша страна с не меньшей честью прошла через еще более суровые испытания».

Фишер после войны тоже взялся за перо, произведя на свет два тома воспоминаний, в основном содержащих самовосхваления. Хотя он много писал о своем патроне Эдуарде VII, имя короля Георга V не упоминается там ни разу.

В области стратегии (и на суше, и на море) взгляды короля не отличались оригинальностью. В декабре 1915 г. Он писал:

Эту точку зрения почти поголовно разделяли все офицеры британского и французского генеральных штабов. После отражения немецкого наступления на Париж осенью 1914 г. война на Западном фронте словно замерла. Две окопавшиеся армии наблюдали друг за другом через линию фронта, протянувшуюся от Ла-Манша до Альп. Каждая из сторон пыталась выбраться из тупика, организовав серию массированных атак на позиции противника, но все эти наступления оставляли за победителем лишь тонкую полоску опустошенной земли, за которую приходилось платить немыслимую цену. Время от времени баланс сил нарушался применением нового тактического оружия — вроде отравляющего газа или танков, однако все четыре года войны на истощение ни Германия, ни союзники не верили в то, что победа может к ним прийти где-то в другом месте.

Король не доверял тем изобретательным людям, которые, подобно Черчиллю, искали альтернативную стратегию. Еще в декабре 1914 г. он сожалел, что приходится направлять войска против германских колоний, на не имеющий большого значения театр военных действий в Восточной Африке. Последовавший за этим провал прочих «отвлекающих ударов» только укрепил короля в его мнении. После унизительных отступлений из Галлиполи и Месопотамии он умолял своих министров не начинать Салоникскую кампанию, «которая вряд ли увенчается большим успехом, нежели эти злосчастные предприятия».

Не сомневаясь в стратегическом значении Западного фронта, король, однако, иногда высказывал сомнения в способностях генералов, руководивших там боевыми действиями. Прежде всего это относилось к фельдмаршалу сэру Джону Френчу, командующему британскими силами во Франции, занимавшему этот пост с августа 1914 г. до последовавшей через шестнадцать месяцев его вынужденной отставки. Как и многие высшие офицеры того времени, Френч был кавалеристом. Само по себе это не являлось большим недостатком, хотя ему и приходилось руководить кампанией, в которой главную роль играли пехота и артиллерия. Однако ему не хватало той гибкости ума и той выдержки, которые во время битвы проявляют великие полководцы. В свои шестьдесят три года он был по-детски упрям, нетерпим к чужому мнению и отличался холерическим темпераментом. Его отношение к Китченеру было весьма недоброжелательным, к союзникам — откровенно подозрительным, а к своим подчиненным — чрезвычайно ревностным. Во время первых боевых операций его упрямая одержимость действовать совершенно самостоятельно от французских армий поставила под угрозу весь фронт союзников; когда же наступление немцев на Париж захлебнулось, излишняя нерешительность с его стороны лишила Британский экспедиционный корпус возможности нанести серьезный ущерб отступающему врагу. В сентябре 1915 г. его действия во время неудачной битвы при Лоо убедили и короля, и премьер-министра, что Френча нужно заменить. Как выяснилось, он не только не послал необходимого подкрепления одному из старших офицеров, Дугласу Хейгу, но и подделал донесение о битве, дабы представить события так, чтобы казалось, будто вина за случившееся лежит на ком-то другом.

В своем недоверии к Френчу король, разумеется, не мог руководствоваться профессиональными знаниями и опытом, которыми обладал в военно-морском деле. Но у него был советчик и друг, один из способнейших генералов того времени, с которым он постоянно переписывался, — Дуглас Хейг. К нему король относился с полным доверием. Близостью к королю Хейг был обязан своими семейными узами. Его сестра, вышедшая замуж за одного из производителей виски, являлась подругой короля Эдуарда VII, который и назначил Хейга своим адъютантом. К 1904 г., завоевав во время Англо-бурской войны репутацию исключительно способного штабного офицера, 43-летний генерал-майор Хейг стал генеральным инспектором кавалерии в Индии.

Приехав на следующий год в отпуск, Хейг получил приглашение в Виндзор на неделю скачек в Аскоте. Именно тогда принц Уэльский, будущий король Георг V, невольно стал инициатором еще большего сближения его с королевской семьей. Принц пригласил Хейга сыграть в замке в гольф, но сам по каким-то причинам не смог принять в этом участия. Таким образом, составилась следующая четверка игроков: Хейг и мисс Дороти Вивиан, фрейлина королевы Александры, против герцога Девонширского с какой-то придворной дамой. Поскольку во время игры герцог постоянно оказывался в сложном положении, у Хейга и его партнерши было немало времени для беседы. Через два дня робкий военный с репутацией женоненавистника сделал мисс Вивиан предложение, которое было принято. Коронованных особ обычно весьма раздражает, когда девушки из их окружения выходят замуж, однако королева Александра к сердечным делам всегда относилась с пониманием и только поощряла этот союз. Более того, зная, что, по эдвардианским меркам, Хейг человек небогатый — он не имел доли в семейном бизнесе, а отец оставил ему всего 500 фунтов, — настояла, чтобы свадебная церемония и прием гостей состоялись в Букингемском дворце.