Сочинения в двенадцати томах. Том 3

В сентябре 1810 г. до сведения Наполеона был доведен и тот факт, что французские купцы также тайком покупают на острове Гельголанде и в других местах Германии нужное сырье для мануфактур, нужные колониальные продукты для потребления [117].

Со второй половины 1810 г. в направлениях и путях английской контрабанды замечается поворот от Северного (Немецкого) моря к Балтийскому, от запада к востоку, от ганзейских портов к Мекленбургу, Померании, Восточной Пруссии и России. И так как Франция не могла обойтись без колониальных продуктов, то они проникали в нее из Германии; происходил процесс, прямо обратный тому, который наблюдался в XVIII в.: не Франция снабжала с выгодой для себя Германию колониальными товарами, а Германия — Францию, и выгода оставалась в руках немецких торговых фирм [118].

Широко шла английская контрабанда и через неаполитанские границы. Таможенные чины здесь отличались подкупностью, наконец, там царило воззрение, что «контрабанда препятствует разорению государства», и, может быть, по предположению новейшего историка Неаполя в эту эпоху, даже военный флот королевства помогал контрабандистам. Английские товары привозились греками на остров Корфу, а оттуда — в Неаполитанское королевство, уже как из французского владения [119].

Декретом от 18 октября 1810 г. приказано было сжигать конфискованные фабрикаты. Даже совету мануфактур это показалось слишком сильным, и он (в конце 1812 г.) ходатайствовал о том, чтобы конфискованные товары не сжигались, а продавались в пользу казны [120]. В обществе эта мера вызвала подавленное настроение; эти аутодафе приветствовались только промышленниками. Купцы и потребители не смели протестовать, но настроение их не осталось тайной для императора, и он, по-видимому, желал сразить критику примером, взятым из английской же практики. В ноябре 1810 г. Наполеон приказал, чтобы были наведены справки, говорится ли где-нибудь в английском таможенном законодательстве о сожжении конфискованных контрабандных товаров. Оказалось, что в некоторых случаях (при конфискации шелковых лент и кружев, а также при конфискации галунов, златотканных и сребротканных материй) английское законодательство предписывало сожжение [121]. Эта справка могла пригодиться императору ввиду тех многочисленных жалоб и нареканий на «варварство» сожжения товаров, которые все же доходили до его слуха.

Промышленники, как сказано, горячо благодарили Наполеона за декрет от 19 октября 1810 г., по которому конфискованные английские фабрикаты сжигались; они склонны были от всякого обострения таможенных строгостей (но только касавшихся, конечно, не сырья, а фабрикатов) ждать процветания французской индустрии [122].

Наполеона, впрочем, в этом деле беспокоили не столько жалобы публики, сколько другое обстоятельство: таможенные чины не так усердствовали теперь, как раньше, потому что тогда при продаже конфискованных товаров им выдавались из вырученной суммы наградные, а теперь, при сожжении, они ничего не получали. Императора обеспокоило именно это последствие сожжения контрабанды, и он указал, что возможно наградные выдавать из штрафных сумм, которые будут взыскиваться с попавшихся в контрабанде [123].

Но сжигались только фабрикаты; сырье, особенно колониальное, было слишком необходимым и дорогим товаром, чтобы подвергнуться той же участи. Контрабандные колониальные товары, секвестрованные в Швейцарии или Франкфурте, или других зависимых от Наполеона землях, отправлялись затем во Францию и Италию (и распродавались администрацией) [124].

Иногда императору осмеливались почтительнейше доложить о том, что контрабанда сильнее таможен, что с ней в союзе вся Европа и вся Франция, кроме промышленников, да и тем выгодно лишь воспрещение английских фабрикатов и невыгодно запрещение сырья.

Буррьен осмелился прямо доложить императору, что товары, ввозимые контрабандным путем в Германию, в Польшу, в Италию и даже Францию, дают при продаже такую огромную прибыль, которая покрывает и оправдывает всякий риск (при контрабандной перевозке). Он упоминает о весьма любопытном разговоре, который был у него с Бернадоттом в октябре 1810 г., когда Бернадотт, только что избранный шведским наследным принцем, проезжал через Гамбург. Бернадотт спросил его, как быть с континентальной блокадой в Швеции. Буррьен, «не колеблясь», ответил ему «не как французский министр, а как человек и друг», что, управляя бедной нацией, которая может жить, только сбывая свои земледельческие продукты Англии, нужно открыть порты англичанам [125]. Буррьен полагает, что континентальная блокада была прежде всего невозможна; нужно было, чтобы все державы континента фактически строго ее соблюдали. «Один открытый порт ее уничтожал. Только силой меча можно было заставить Европу вести самоубийственную политику соблюдения континентальной блокады» [126].

Но не только со всех сторон колониальные товары приходят на континент, но среди самой напряженной и беспощадной борьбы против их проникновения император узнает, что они в громадном количестве появляются во Франции [127]. Что делать? Усиливать дальше и дальше строгость таможенных мер, удвоить, утроить, если понадобится и где понадобится, таможенную линию, следить и следить, «писать и писать» [128] государям, генералам, министрам, грозить им и исполнять угрозы.

Ничего не помогало. Через северное побережье Германии, особенно через Ольденбург, невзирая ни на какие строгости, английские колониальные товары проходили так свободно, «как бы среди глубокого мира» и «наилучших отношений» между Францией и Англией. В Гамбург проникнуть было труднее, но контрабанда и на это пускалась при помощи разнообразнейших уловок [129].

Несмотря ни на что, контрабанда деятельно велась в течение всего наполеоновского царствования; подкупы были поставлены англичанами на широкую ногу. От неслыханных суровостей таможен страдали, конечно, не контрабандисты, а обыкновенные торговцы. Герцог Ровиго в 1811 г. рекомендовал вниманию Наполеона докладную записку управляющего французским банком, Виталя Ру, где указывалось на тяжелые последствия этих таможенных строгостей для честных торговцев и бесполезность их для борьбы против контрабандистов [130]. Конфискации, необузданный произвол на таможнях, сжигание «подозрительных» товаров — все это вконец расстраивало торговый кредит, или, как политично доказывалось Наполеону, контрабанда, заставляя действовать со строгостью, расстраивала кредит [131].

По мнению некоторых современников, одной из причин кризиса, пережитого промышленностью и торговлей в 1811 г., была именно контрабанда, принявшая огромные размеры и разорявшая промышленников [132].

Но раньше, чем говорить о кризисе 1811 г., нам нужно ознакомиться с судьбами французской промышленности за годы, предшествующие кризису; а раньше, чем приступить к этой теме, нужно рассмотреть, что говорят документы о положении наиболее тесно связанных с Францией, подвластных Наполеону земель в эпоху континентальной блокады. Только ознакомившись 1) с тем, как отразилась блокада на этих странах, и 2) какой характер имели экономические отношения между этими землями и Францией — «старыми департаментами», мы вполне уясним себе ту обстановку, в которой протекала торгово-промышленная жизнь Франции при Наполеоне.