Трагедия адмирала Колчака. Книга 2

«В тяжелые дни новых испытаний — так начинался этот документа — перед лицом величайших опасностей, угрожающих Родине извне и изнутри, как первый народный избранник Сибири, я счел себя обязанным обратиться с настоящей грамотой к стране. Девять месяцев диктатуры адмирала Колчака, насильственно свергшего выборную власть Директории, привели Сибирь к полному развалу и гибели. Дело возрождения государственности, с огромными жертвами начатое демократией, преступно погублено безответственной властью».

Давая критику режима, близкую по содержанию калашниковской записке, «первый народный избранник» продолжал:

«Все сильнее, все определеннее раздаются голоса местных самоуправлений, общественных организаций, отдельных общественных деятелей и представителей командования в армии, требующие немедленного созыва представительного органа и создания ответственного Правительства. Но Правительство адм. Колчака глухо и слепо и продолжает вести страну к неминуемой гибели. Теперь для всех ясно, что это Правительство не может и не должно больше существовать. Договариваться поздно: враг у наших ворот. Во имя интересов Родины необходимо действовать. Если существующая власть не поняла своего долга перед Родиной, необходимо этот долг выполнить самому населению. Как председатель сибирского представительского органа, я беру на себя высокую честь и ответственность призвать население Сибири к немедленному созданию народного представительства».

Революционное воззвание, как мы увидим ниже, еще не раскрывало всех карт. Оно заканчивалось общими словами:

«Опубликовывая настоящую грамоту, я выражаю глубокую уверенность в том, что страна найдет пути и средства для обеспечения избранникам своим выполнения священного долга перед Родиной [«Сиб. Арх.». I, с. 89. — Прил. к «Вольной Сиб.». VI].

Бывший председатель Сибоблдумы не упоминал, конечно, о правительственных проектах созыва Земского Совещания. Это было естественно: такое упоминание разрушало бы демагогию, которая являлась фоном «грамоты»...

У Верховного правителя были колебания. По словам Будберга, Колчак счел нужным специально посоветоваться с Сазоновым.

14 сентября происходило экстренное заседание Совета министров. И там были сомнения.

«Я высказал, — пишет Будберг, — что нужно только сделать все, чтобы в новый орган попали настоящие, деловые представители сибирского населения, а не наезжие оратели, как то было в Сибири при выборах в Государственную Думу и Учредит. Собрание.

Если это будут настоящие представители населения, которые нас слопают, то такова, значит, историческая необходимость, от которой не уйти никакими предохранительными мерами; пусть лучше нас сменит такое Совещание, а не заговорщики-эсеры или комиссары-большевики... В вопросе о необходимости реформы разногласия в Совете не было, но в вопросе о компетенции Совещания и его правах контролировать агентов власти голоса разделились поровну — новое подтверждение того, какой оригинальный у нас "объединенный комитете"» [XV, с. 312—313].

В окончательном виде грамота Верховного правителя гласила:

«После длительной подготовки к наступлению, оружию нашему в тяжких и упорных боях ниспослан крупный успех. Приближается тот счастливый момент, когда чувствуется решительный перелом борьбы, и дух победы окрыляет войска и подымает их на новые подвиги.

И здесь, на востоке, куда устремлено ныне главное внимание противника, и на юге России, где войска ген. Деникина освободили от большевиков уже весь хлебородный район, и на западе, у границ Польши и Эстляндии, большевики потерпели серьезные поражения.

Укрепление успехов, достигнутых наступающими под верховным моим командованием армиями, предрешает завершение великих усилий и искупление тяжких жертв, принесенных на борьбу с разрушителями государства, врагами порядка и богоотступниками. Глубокое волнение охватывает борцов, чувствующих благословенное и радостное приближение мирной и свободной жизни. И вся страна, весь народ в едином непреклонном порыве к победе должны слиться с Правительством и армией.

Исполненный глубокою верою в неизменный успех развивающейся борьбы, почитаю я ныне своевременным созвать умудренных жизнью людей земли и образовать Государственное Земское Совещание для содействия мне и моему Правительству прежде всего по завершению в момент высшего напряжения сил начатого дела спасения Российского Государства. Государственное Земское Совещание должно помочь Правительству в переходе от неизбежно суровых начал военного управления, свойственных напряженной гражданской войне, к новым началам жизни мирной, основанной на бдительной охране законности и твердых гарантиях гражданских свобод и благ личных и имущественных. Такие последствия продолжительной гражданской войны всего сильнее испытывают на себе широкие массы населения, представляемые крестьянством и казачеством. Вызванная не нами разорительная война поглощала до сих пор все силы и средства государственные. Справедливые нужды населения по неизбежности оставались неудовлетворенными, и Государственное Земское Совещание, составленное из людей, близких земле, должно будет также озаботиться вопросами укрепления благосостояния народного.

Объявляя о принятом мною решении созыва Государственного Земского Совещания, я призываю все население к полному единению с властью, прекращению партийной борьбы и признанию государственных целей и задач выше личных стремлений и самолюбий, памятуя, что партийность и личный интерес привели великое Государство Российское на край гибели» [«Кр. Арх.». XXXI, с. 72].

Разработка проекта положения о Госуд. Земск. Совещании особым «рескриптом» поручалась Вологодскому, как председателю Совета министров. Разработка положения, по мнению Кроля, подвигалась «туго»: «одним из тормозов служило упорное отстаивание Советом министров своего права на совместное с Верховным правителем законодательство» [с. 195].

Все внимание Колчака в это уже время было захвачено событиями на фронте.

Примечания к шестой главе:

¹  Зефиров обвинялся в нанесении казне ущерба невыгодной сделкой с чайной фирмой «Слон». Дело было поднято по общественной инициативе — «Зарей». Касаткин был привлечен за бездействие власти в борьбе со взяточничеством. В Совете министров была принята сенаторская ревизия по возбужденному министром торговли Щукиным делу омского промышленного комитета. Ряд неправильностей в ведении дела, скрещивание интересов предпринимателей и администрации объясняются отчасти его самочинным возникновением после освобождения Сибири.

²  Нельзя все обличительные выступления печати признать удачными. Я нашел, напр., в «Заре» маленький фельетон под таким характерным заголовком: «Как я выпорол соседку за паникерство». «Я враг телесного наказания, — писал фельетонист, — но что прикажете делать с трусами... Я совершил преступление, но, если дело дойдет до суда, я уверен, что присяжные меня оправдают» [№ 14]. Конечно, такая постановка в сибирских условиях была рискованна. Фельетонист как бы невольно оправдывал происходившие самосуды.

³  Я не могу останавливаться на отдельных проявлениях общественной инициативы. Но справедливость требует, напр., отметить энергичную деятельность в Сибири Красного Креста во главе с М. JI. Киндяковым, А. И. Шелашниковым (погибшим на посту), кн. И. А. Куракиным и др. Эти штрихи несколько исправляют общую картину, которую в период неудач рисовал современник уже слишком отрицательно.

⁴  Еп. Андрей Уфимский сказал, что адмирал попал в плен к кадетам [Будберг. XIV, с. 271].

⁵  Статьи Устрялова в «Русском деле» (октябрь) [Гинс. II, с. 396].

⁶  На примере Сибири можно видеть, сколь тенденциозно было в свое время утверждение П. Н. Милюкова, что в антибольшевицкой борьбе к.-д. служили лишь «либеральным политическим прикрытием для правонастроенных руководителей борьбы» [«П. Н. Милюков». Юбил. сб. С. 16].