Хрущевская «Оттепель» 1953-1964 гг

Особый научный интерес для нашего исследования представляет русское национальное движение, в котором были заметны не столько этнические, сколько «державные» мотивы. Спонтанный национализм, из которого возникло русское движение, никогда не ограничивался рамками Москвы и Ленинграда. Дело в том, что русское население национальных окраин отличалось более быстрым ростом национального самосознания, нежели население центра страны. Во многом этому способствовало усиление русофобских настроений в национальных регионах СССР. Известны случаи антирусских манифестаций узбекской молодежи в Ташкенте, погромы в Алма-Ате и других городах среднеазиатских республик. [628]

Официальная пропаганда не акцентировала внимание на проявлениях межнациональной розни, напротив, утверждала, что народы СССР «с уважением называют русский народ «своим старшим братом», по праву ставят его на первое место среди строителей коммунизма». [629] На самом деле уважение к русским проявлялось лишь в тех случаях, когда речь шла об участии в производстве. Согласно статистическим данным, в 60-е годы лишь 20 % казахских рабочих и служащих принимали участие в развитии народного хозяйства страны, что явно не пропорционально даже общей численности казахов в республике. [630] Между тем в Казахстане широкое распространение получили слухи о том, что республика якобы обеспечивает хлебом и мясом Россию и Украину, из-за чего возникают трудности в местном снабжении. Реально РСФСР и Украина производили 76,6 % от общесоюзного производства зерна (РСФСР — 54,8 %, Украина — 21,8 %) при доле населения 71,3 %. Зерно, произведенное Казахстаном, составило лишь 11,8 % от общего сбора. Столь же показательны статистические данные по производству мяса: РСФСР — 49,8 %, Украина — 22,7 %, Казахстан — 7,1 %. [631]

Советский исследователь М. Н. Росенко отметил, что только в середине 50-х годов «отпала необходимость в преимущественно односторонней материальной помощи со стороны русского народа», [632] хотя сама тенденция сохранялась до конца 80-х годов. По данным Д. О. Рогозина, Россия отдавала в общесоюзную кооперацию до 87,2 % своего производства, ее доля в экспорте страны составляла 81 %, тогда как по импорту всего 70 %. В результате она недополучала 12 миллиардов рублей, которые распределялись среди других республик. [633] Закономерно, что ущемление интересов русского народа оценивается современными исследователями весьма эмоционально: «Россия ежегодно отрывала от себя в пользу других на десятки миллиардов рублей товаров и услуг… а так называемое Нечерноземье — центр расселения, колыбель русской нации — пустело, зарастало бурьяном». [634] Е. С. Троицкий отметил, что в сформировавшейся политической системе РСФСР отсутствовали Компартия Российской Федерации, Республиканский совет профсоюзов, комсомол, не было российского канала телевидения, русской радиопрограммы, перестала существовать Российская Академия наук… [635]

Подавление интересов русской нации не могло не вызывать растущей тревоги у современников. В только что появившихся самиздатских работах русские националисты проводили оценку перераспределения материальных благ между республиками. Так, со ссылками на официальные источники Иван Самолвин утверждал: «…уже в 1940 г. производство по стране увеличилось по сравнению с 1913 г. в 13 раз, в национальных же республиках этот рост был намного выше: в Казахстане — в 20 раз, в Киргизии — в 153 раза, в Таджикистане — в 324 раза. Эта тенденция продолжается и теперь». [636] Характерен комментарий этих данных И. Самолвиным: «У русских людей отрывали кусок ото рта и отдавали его другим». [637] Не менее показателен интерес Самолвина к статистическим данным о наличии высшего образования у советских граждан: на 1000 человек — 17 русских, 35 грузин, 600 евреев. Особую тревогу русских националистов, в том числе и Самолвина, вызывал упадок традиционной культуры русского села, особенно в северных районах, поэтому сравнительный анализ с аграрным развитием Грузии закономерен: «Если в Грузии сейчас всюду прекрасные дороги, электричество, а у жителей дома — полные чаши, то в северных коренных русских областях нет хороших дорог, в селах живут одни полунищие старики, да и многих сел уже нет совсем». [638] Необходимо отметить, что подобный сравнительный анализ уровня жизни в различных республиках был проявлением именно бытового, а не державного национализма русских. В многонациональной стране невольное национальное осуждение вызывала даже плохая продукция в одной из республик.

Анализ работы Самолвина показал, что росту русского национализма способствовали даже показатели убыли русских в ХХ веке, особенно в сравнении со значительным приростом жителей среднеазиатских республик. Появлению спонтанного национализма способствовали публикации в официальных источниках статистических данных по развитию республик, информация о происходящих в них демографических процессах и, особенно, неравномерности их финансирования из государственного бюджета.

В результате в кругах русской интеллигенции времен «оттепели» возникли представления об особом типе колониализма — колониализме русского типа. [639] Основанием для подобного вывода послужило то, что жизненный уровень русского народа оказался ниже, чем у многих других народов: грузинского, армянского, украинского, латышского или эстонского. В среднем в СССР на одного россиянина расходовался 851 рубль бюджетных средств в год, тогда как на одного эстонца — 1268 рублей. [640] Весьма показательно название работы исследователя русского вопроса В. И. Козлова: «Имперская нация, или ущемленная национальность». [641] По-видимому, экономическая политика власти по отношению к каждому народу СССР обусловливалась государственными, а не национальными интересами. В этом смысле русский народ, в отличие от других этносов, лишенный сепаратистских настроений, оказался наименее защищенным.

Экономическая политика правительства по отношению к русскому народу в полной мере соответствовала принципам советского национально-государственного строительства. Как известно, эти принципы предполагали предоставление коренным народам наиболее благоприятных условий существования на территории союзных или автономных республик и национальных округов. Статус «титульной» национальности в рамках автономии открывал благоприятные возможности для материального и духовного развития, предполагал наличие определенных привилегий. Лишь крупнейший этнос страны — русские — не получил своей Русской республики. В этом, по мнению В. И. Козлова, проявилась «антирусская направленность ленинско-сталинской национальной политики». [642]

Несомненно, данный курс руководства имел свои объективные причины. Прежде всего, предоставление автономий снимало основную часть национальных противоречий на окраинах СССР. Во-вторых, центральный регион страны, то есть место предполагаемой Русской республики, вероятно, рассматривался правительством как социалистическое пространство «новой исторической общности людей», в которое открыт доступ всех маргинальных представителей нерусских народов. Это подтверждает отмеченный В. Козловым факт, что «по существующей иерархии национально-государственных образований русские края и области оказались на низшем статусе этнического бытия, фактически вне такового». [643] Примечательно, что в состав многих национальных республик включались значительные территории с преобладанием русских (Казахская ССР, Башкирская АССР), что порой приводило к численному меньшинству «титульных» народов в «своих» республиках. Кроме этого, по мнению Козлова, «Русская республика способствовала бы укреплению русского национального самосознания, что могло бы препятствовать разгрому Православной церкви — основного идеологического соперника большевиков». [644] Таким образом, особую общественно-политическую опасность русская тема представляла в период хрущевских гонений на церковь конца 50 — начала 60-х годов.