Повседневная жизнь русского кабака от Ивана Грозного до Бориса Ельцина

Откупщик имел право выставлять на всех дорогах и заставах свою стражу и обыскивать проезжавших. Дворян, чиновников, духовных лиц обычно не трогали; но с крестьянами не церемонились. Их не только задерживали на заставах, но и могли нарочно подбросить на дорогу перед заставой мешок с овсом с засунутой в него бутылкой водки. Крестьянин мешок подбирал и попадался при обыске, после чего ему приходилось выбирать: либо все отдать вымогателям, либо отправляться в тюрьму.

При этом на очередных торгах государство получало постоянную «наддачу» по сравнению с предыдущими. По отчетности самих откупщиков, на протяжении 1819—1859 годов заготавливалось и продавалось одно и то же количество вина, что никак не могло соответствовать действительности. Собственные накладные расходы, борьба с конкурентами-корчемниками, взятки чиновникам и полиции не могли покрываться только торговыми махинациями и простым обманом потребителей, заключавшимся обычно в том, что в продаже почти всегда отсутствовал дешевый кабацкий «полугар» по официальной цене в 3 рубля за ведро — его всегда продавали в 2—2,5 раза дороже, чуть сдобренным, под видом «улучшенного» или очищенного вина. На продаже такой «белой водки» по 5 рублей или «водки третьего сорта» по 7 рублей за ведро и был основан расчет при наддаче на торгах. Откупщики прямо объясняли, что, продавая дешевое вино, им не собрать откупных сумм.

Извлечение огромных прибылей было невозможно и без массового производства и продажи миллионов ведер никак не «объявленного» продукта. Поэтому для XVIII—XIX столетий практически невозможно установить действительную норму потребления водки российскими подданными: приведенные в литературе цифры могут характеризовать лишь зафиксированную казенными документами долю спиртного. Подлинные же размеры кабацкой торговли к середине XIX века, по подсчетам некоторых современных исследователей, достигали 20 процентов всего товарооборота на внутреннем рынке ^{8} .

Крупнейшими откупщиками становились те оборотистые предприниматели, которые оказались способными проводить масштабные торговые и финансовые операции, умели вовремя добыть крупные денежные средства, подобрать и контролировать персонал для обслуживания откупа. Помимо энергии и организационного размаха, нужно было еще умение приобретать нужные связи и использовать их к своей выгоде.

Богатейший из откупщиков Дмитрий Бенардаки прямо объяснил одному из губернаторов: «Мы, откупщики, имеем коренное правило — ежемесячно часть нашей прибыли уделять начальству, и я смею просить вас оказать мне такую же благосклонность, как и предместники ваши допускали: дозволить, в случае нужды, предлагать от души пособие». Такое «пособие» быстро стало правилом, в записке, поданной министру финансов в январе 1853 года, говорилось: «Получать жалованье из откупа считается теперь не взяткою, но жалованьем безгрешным, прибавочным к казённому жалованью: маленький уездный откуп тратит на экстренные расходы около 5 тыс. рублей и сверх того, расходует безденежно около 600 ведер вина, а по губернским городам расходы несравненно значительнее».

Чиновникам и полицейским дополнительное «жалованье» часто выдавали натурой, отчего выпивка стала неотъемлемой чертой тогдашней бюрократии. Один порядочный чиновник морского министерства был в 1828 году определен комиссионером в интендантство 2-й армии. Прибыв в Тульчин, где была главная квартира, он был поражен повальным пьянством сослуживцев: «…между ними был один горчайший пьяница, которого приятели напаивали до бесчувствия и затем клали на стол; после того начинали отпевание, по окончании которого сооружалась "поминальная закуска", где все напивались в память того, что "покойник любил выпить". Но этим не оканчивалось; когда мнимый мертвец протрезвлялся, то начинался новый кутеж в честь его "воскресения", и когда сам виновник торжества, все еще лежавший на столе и не могший шевелиться, просил пить, ему лили вино в горло». Заканчивались такие упражнения печально: в 1836 году киевский губернатор донес генерал-губернатору, что советник губернского правления Д., «по удостоверению пользующих его врачей, одержан белою горячкою, происшедшею частью от геморроидальных припадков, частью же от огорчительных размышлений» ^{9} .

Находившиеся на содержании у миллионеров-откупщиков губернские и уездные чиновники закрывали глаза на злоупотребления: продажу низкопробной «сивухи» по завышенным ценам (при том, что цены по условиям откупа оставались постоянными), повсеместно практиковавшиеся обмер и обсчет покупателей (трехкопеечная чарка обходилась им в 5—6 копеек) и прямую фальсификацию напитков (она была в итоге даже официально узаконена в виде разрешения откупщикам понижать установленную крепость вина).

Произвол откупщиков вызывал тревогу у наиболее дальновидных государственных деятелей. Отвечавший за состояние казенной деревни министр государственных имуществ граф П. Д. Киселев указывал, что ревизия его хозяйства в 1836 году выявила «повсеместное распространение между крестьянами пьянства, с которым соединены разврат, картежная игра, бродяжничество, совершенное расстройство домохозяйства и нищета». Наблюдательный министр подчеркнул, что «кабаки обыкновенно помещаются подле волостных управлений, и мирская сходка по необходимости собирается пред кабаком. Часто эти сходки собираются не для дел, а по проискам целовальника, и ни одна сходка не обходится без пьянства. Такое пьянство тем вреднее, что тут пьянствует не частный человек, а административное собрание, облеченное властию. При посредстве вина производятся суд и расправа, совершаются сделки между волостным правлением и народом, покупаются голоса и выигрываются или проигрываются дела».

Принципиально выступил против откупной системы экономист и адмирал Н. С. Мордвинов. В 1837 году он подготовил для царя специальную записку об ограничении откупов и опыте работы уже получивших распространение в Европе и США обществ трезвости. Николай I с запиской ознакомился и, по признанию самого Мордвинова, «вполне признавая справедливость всего в оной изложенного, изволил, однако, отозваться, что приступить к мерам об искоренении пьянства в России весьма затруднительно» ^{10} . Император предпочел отступить перед этой проблемой также, как он поступил при обсуждении другого острейшего для страны вопроса — о судьбе крепостного права.

Попытки навести порядок хотя бы в столице ни к чему не приводили. Служащие откупных учреждений просто отказывались повиноваться полицейским, как правило, находившимся у них на содержании. Если злоупотребления откупной торговли были уж слишком явными, назначались расследования, которые ничем не заканчивались: обычно жалобы на продавцов забирались обратно, а сами «сидельцы» объясняли наличие таковых недовольством недобросовестных и неплатежеспособных покупателей. Виновными в пьянстве объявлялись сами пьющие. Еще в 1822 году Александр I утвердил один из наиболее жестоких крепостнических указов своего царствования, по которому помещики получили право «за пьянство и другие предерзостные поступки, причиняющие им беспокойство», ссылать своих крестьян в Сибирь.

Ситуация в провинции ничем не отличалась от положения в столице. Грозный блюститель дисциплины, Николай I мог даже лично пресечь нарушение порядка: «Соскочить немедленно из саней; вбежать самому в кабак, вытолкать оттуда, собственноручно, провинившихся; по возвращении во дворец послать за кн. Меншиковым и военным генерал-губернатором — все это было для государя делом минутной решимости», — восхищался барон Корф поимкой императором двух загулявших матросов, безуспешно пытавшихся скрыться от царского глаза в питейном заведении. Но когда в 1850 году специальная комиссия из чинов министерств финансов и внутренних дел все-таки начала расследование махинаций в тех же питейных домах Петербурга, то ее деятельность была прекращена «по высочайшему повелению» ^{11} . Единственным «питейным» новшеством в николаевскую эпоху оказался указ 1834 года о разрешении продажи спиртного в закупоренной посуде (по желанию покупателя и за особую плату), что способствовало переходу к более цивилизованной магазинной торговле вином.