Из истории Москвы 1147-1913

Влияние на Москву царствования Екатерины II, в различных отношениях, было значительно. Но оно не ограничилось только ее временем, а продолжалось целое столетие, до царствования императора Александра II, или, точнее, до освобождения крестьян, с которого наша столица начинает терять характер города по преимуществу дворянского, с его помещичьими особняками, с ее особым бытом, налагавшим на все свой особый отпечаток.

Вообще же должно сказать, что как ни велики были перемены и потрясения XVIII века, они не произвели в Москве глубокого переворота. Первопрестольная столица, исторически слагавшаяся в своих коренных особенностях, осталась в своих основах тем же национально-русским центром, каким она была всегда, и сохранила в России свою притягательную силу. Это тем более удивительно, что политическое, правительственное средоточие Русского государства Петром I перенесено было на берег Невы, в новую столицу. Производились всевозможные реформы, высшие классы переряжались в западно-европейские парики и костюмы, носились новые образовательные веяния до масонства, вольтерианства и революционного энциклопедизма включительно, а Москва по-прежнему оставалась православно-русским городом, в громадном большинстве своего населения. Перевоплощавшиеся то в немцев, то во французов московские вельможи в своих новых палатах то стиля ренессанс, то барокко, то рококо, оставались, по-старинному, русскими боярами, с их хлебосольством, с их усердием к храмам Божиим, которые теперь они строили уже в виде домовых церквей, и вообще хранили старые предания. В том же духе, хотя и в меньшем размахе, жило среднее дворянство. О купечестве, сохранившем свои долгополые одежды и дутые сапоги до 60-х годов XIX столетия, до времен Островского, и говорить нечего. Оно составляло лишь верхушку нашего, до сего времени мало изменяющегося крестьянства. А между тем оно, как заметил еще покойный И. Е. Забелин, к началу XIX столетия составляло ни больше ни меньше, как две трети всего населения нашей столицы. Этот почтенный историк Москвы говорит, что в эту эпоху из трех москвичей двое были крестьяне, притом крепостные, из которых один был дворовый, а другой принадлежал к крестьянской земледельческой семье. Москва, имевшая зимой по 600 тысяч жителей, летом оставалась с тремястами тысяч населения, потому что весною помещики уезжали из своих барских особняков и увозили в поместья своих крестьян, составлявших не только их прислугу, но и разнородных домашних ремесленников и музыкантов, хористов и даже актеров. Немало, до половины прошлого столетия, среди купечества было крепостных, которые платили гильдию и наживали миллионные капиталы.

Точно так же и новые губернские и сословные учреждения императрицы Екатерины II только внешним образом изменяли конструкцию московской администрации и разных классов населения, оставляя в Москве, в ее глубинах, все по-старому.

XVII. Москва в XIX столетии

кратковременное царствование императора Павла I и часть — Александра I, до великой войны 1812 года, Москва, как дворянский центр, продолжала обстраиваться и жить в прежнем направлении, на котором мало отразились и мрачный характер первого правления, и либеральный — второго. Классический стиль продолжал по-прежнему господствовать в постройках, хотя уже в это время начинают, по примеру Франции, применять у нас и стиль empire, проводниками которого были строители Жилярди и Витали и их русские ученики. Но расцвет и господство этого стиля относится уже к эпохе, наставшей после нашествия Наполеона. В это же время достраивались постройки прежнего царствования, как церковь Мартина Исповедника, Андрониевская колокольня и дома московской знати.

В это время начинает проявляться отток дворянства из окрестностей Яузы в центр Москвы, к Арбату, Пречистенке, Знаменке, Староконюшенной и прилежащим переулкам.

Екатерининские орлы, как Зубов, Мусин-Пушкин, Разумовский доживали свой век вблизи Немецкой слободы, а князь Орлов гонял своих рысаков из Нескучного по Замоскворечью.

Но новое поколение дворянства, особенно под влиянием своих заграничных странствований, тянулось к новой обстановке жизни. В одежде преобладали моды сперва директории, а потом империи.

На домах появились строгие орнаменты античного характера, тонкие карнизы, красивые окна с львиными над ними масками, барельефы за колоннами, на фронтонах венки, в простенках светильники и факелы и во всем изысканная симметричность.

В этом стиле empire в то время под Новинским князь Гагарин выстроил прекрасный, существующий доселе особняк, а Всеволожский огромный дом на Пречистенке, теперь перестроенный для военного ведомства. Жилярди выстроил на Солянке для Опекунского совета красивое здание того же стиля.

В екатерининское время Москве задавали тон вельможи, тон величественного великолепия. Дома-дворцы с роскошными парками и большими прудами, с великолепными картинными галереями, с театрами, со своими оркестрами и хорами из крепостных, с лукулловскими обедами и феерическими балами, открытыми «для званных и незванных», сосредоточивали культурную жизнь Москвы в немногих домах знати и не давали возможности развиваться общественности в средних кругах. Не то стало при Александре I. При нем все эти празднества у немногих раздробились между множеством живших в Москве семейств уже среднего дворянства. Стала развиваться клубная жизнь, общественные увеселения, театральные зрелища за плату. Английский клуб привлекал мужчин не только своими обеденными и карточными столами, но и своей читальней и политическими беседами; а танцевальный клуб — лиц обоего пола. Бульвары, недавно строившиеся особняками по линии своих проездов, переполнялись гуляющими. Кузнецкий мост, куда из Немецкой слободы перешли заграничные магазины, стал не только местом для покупок модниц и модников, но и местом прогулок и всевозможных свиданий. Балы, маскарады, рауты из домов екатерининской знати раскинулись по множеству дворянских домов Москвы и становились даже общественными и платными, когда устраивались в клубах. В театре на Арбатской площади шли всевозможные представления. В одни дни там играла французская труппа со знаменитой артисткой Жорж, а в другие — русская, с артистками Семеновой и Сандуновой. Перед самым вторжением Наполеона репертуар, за отъездом французов, стал исключительно русским и патриотическим. Ставилась сатирическая (по отношению к увлечению иноземщиной) «Модная лавка» Крылова и драмы — «Наталья боярская дочь», «Добрые солдаты», оратория Дехтерева «Минин и Пожарский» и оперы Кавоса «Илья Богатырь» и Шаховского «Иван Сусанин», в которой последний оставался жив.

В Москве возникали кружки для чтения литературных произведений и бесед, которые касались иностранной политики, особенно ослепительных побед Наполеона I. Много было политических разговоров в Английском клубе, в котором выписывались иностранные газеты и журналы.

Но Москва высших и средних классов ее населения с первых лет царствования Александра I неудержимо предавалась увеселениям. Вигель в своих записках говорит: «Каждая зима в Москве походила на шумную неделю масленицы». Его современник Булгаков пишет в 1805 году сыну: «Балам нет конца, и не понимаю, как могут выдерживать. Ежели сумасшествие продолжится всю зиму, то все переколеют и к будущей — нужен будет рекрутский набор танцовщиц». Примечательно, что такое беззаботное веселье царило в Москве до самого лета 1812 года, хотя немногие зоркие люди уже ясно видели, что заключенный императором Александром I в 1807 году союз с Наполеоном I непрочен и что война с ним быстро надвигается на Россию.