История атомной бомбы

В каньоне Омега, вдали от жилых зданий и лабораторий Лос-Аламоса, Отто Фриш и его люди продолжают работать над своей имитацией урановой бомбы. Теперь комочки располагаются в форме кольца на верстаке под открытым небом и осторожно возводятся штабелем до высоты «леди Годивы». Недостающий до критической массы кусок — чека гидрида урана размером пятнадцать на пять сантиметров. Она висит прямо над кольцом из урана на железной раме трехметровой высоты, которую какой-то шутник окрестил «гильотиной». По команде Фриша чека будет отпущена. Чтобы она не застряла в тесном отверстии кольца и не вызвала катастрофы, ее сбрасывают вниз по направляющим, и она пролетает насквозь, приведя «леди Годиву» в возбуждение. На долю секунды в кольце воспроизведены условия для «мягкого» ядерного взрыва. Сильный поток нейтронов и большой скачок температуры сигнализируют испытателям «цепную реакцию в виде прерванного взрыва». В начале апреля 1945 года Фришу предоставлена возможность манипулировать с серебристыми комочками урана, которые уже не содержат гидрида, а представляют собой чистый металл. В каньоне Омега, на открытом воздухе бомбовое вещество быстро окисляется до «насыщенной сливовой синевы» — необычный оттенок, который в 1789 году еще отсутствовал в ярком спектре урановых красок берлинского аптекаря Мартина Генриха Клапрота. С этими опытами Фриш и его сотрудники все ближе подходят к точному определению критической массы урана-235 для атомного взрывного сердечника.

Полковник Борис Паш и профессор Сэмюэль Гоудсмит устраивают охоту на немецких ученых-атомщиков. Они служат в американском спецподразделении «Алсос», названном так по фамилии генерала Лесли Гровса. Алсос — по-гречески означает «роща», а по-английски это grove — такой же убогий стандарт шифровки, как «49» для обозначения плутония. Двадцать третьего апреля 1945 года, когда большинство немцев с ужасом ждут гибели Третьего рейха, вместо того чтобы радоваться освобождению от диктатуры, спецподразделение добирается наконец до Хайгерлоха. Эрих Багге, Макс фон Лауэ, Карл Фридрих фон Вайцзеккер и Карл Вирц арестованы. Два дня спустя команда «Алсос» арестовывает в Тайльфингене Отто Гана. Когда Паш и Гоудсмит распоряжаются вскрыть стальную дверь в скалистое подземелье, там находятся лишь скорбные остатки устрашающей немецкой урановой машины — пустой котел, металлический каркас и несколько бочек тяжелой воды. Арестованные — не сказать, чтобы добровольно — выдают место, где зарыты кубики урана и протоколы экспериментов.

Как физик и былой друг Гейзенберга, Гоудсмит из всего найденного и из допросов может извлечь лишь один вывод: собранные в Швабской Юре высококлассные ученые — несомненно, авангард немецкой атомной науки. В этом пивном подвале Хайгерлоха немцы стояли уже вплотную к цепной реакции. Но о программе атомной бомбы все же не могло быть и речи. Паш передает эту информацию, имеющую большое значение, генералу Гровсу. Тем самым важная разведывательная миссия подразделения «Алсос» выполнена. Ни полковник, ни профессор не посвящены в существование Манхэттенского проекта. Однако искомой персоны номер один и след простыл. Вернер Гейзенберг не только самый важный, но и — судя по всему — по-прежнему самый спортивный из немецких физиков. Он в это самое время едет на велосипеде, потому что перед своим неминуемым арестом хотел бы еще раз повидаться с женой и детьми. Он крутит педали лишь с наступлением темноты, чтобы уклониться от самолетов на бреющем полете и разрозненных групп СС, которые в эти последние дни войны устраивали смертельную охоту на дезертиров и пораженцев. На поездку длиной в двести пятьдесят километров до Урфельда ему потребовалось три ночи.

Одиннадцатого апреля 1945 года Роберт Оппенгеймер сообщает генералу Лесли Гровсу важную новость. Наконец-то Джорджу Кистяковскому удались именно те симметричные взрывы обжатия, которые предсказал в своей теории Джон фон Нейман. Поскольку в Лос-Аламосе он мог использовать лишь макет из алюминия, имплозионную бомбу нового типа с настоящим плутониевым ядром еще только предстояло испытать в пустыне Нью-Мексико, прежде чем можно будет вести речь об ее военном применении. На другой день, двенадцатого апреля, от кровоизлияния в мозг умирает американский президент Франклин Делано Рузвельт. В тот же день Отто Фриш завершает свои опыты со сливово-синим ураном-235. Его практические сведения о критической массе будут использованы в конструировании урановой бомбы пушечного типа. Все эксперты на Месе едины во мнении: функционировать она будет, поэтому можно отказаться от испытательного взрыва. Да испытание и невозможно было бы осуществить, потому что до лета не накопится достаточно взрывчатки, чтобы хватило на вторую бомбу. Сооружения в Окридже хоть и работают с полной нагрузкой, но выход урана остается очень мал в сравнении с техническими затратами.

Совсем другое дело в Хенфорде. Здесь процент выхода продукции благоприятный и обещает к середине года две плутониевые бомбы. Правда, Джон Арчибальд Уилер сообщает об одном курьезном эпизоде, о котором шеф Хенфорда Маттиас предпочитает помалкивать. Японская армия запускает через Тихий океан в огромном количестве бумажные воздушные шары с зажигательными бомбами, надеясь, что одна-другая долетит до Западного побережья Америки и вызовет там пожар. Один из таких воздушных шаров, как назло, запутался в линии электропередачи, которая снабжала током водяные насосы хенфордского реактора, и котел пришлось на некоторое время отключить.

Плотники были немало удивлены, когда наутро после законного выходного дня опять явились на свое необычное рабочее место посреди пустыни, на триста двадцать километров южнее Лос-Аламоса. Импозантного деревянного сооружения, которое они с таким старанием возвели, больше не было. А ведь платформа на высоте в шесть метров была сколочена из массивных дубовых балок и вполне могла бы — как с укоризной заметил один из рабочих — отлично служить хотя бы в качестве танцплощадки. Но вот поди ж ты, руководитель испытаний Кеннет Бейнбридж, электроинженер Массачусетского технологического института и физик из Принстона, с самого начала и не думал ни о чем другом, кроме как загрузить на этот дубовый подиум сто тонн тротила в деревянных ящиках и пустить эту кучу высотой с дом на распыл. Надо же было в конце концов откалибровать инструменты для предстоящего испытания «Толстяка». Размещенная в центре взрывчатки канистра с растворами плутония из Хенфорда должна была имитировать продукты радиоактивного распада, ожидаемые при подлинном испытании. Бейнбридж в высокопарных тонах распространяется об этом величайшем химическом взрыве всех времен и о впечатляющем огненном шаре оранжевого свечения. Даже на отдалении в сто километров специально поставленный там наблюдатель отмечает световую вспышку и негромкий громовой раскат. Бейнбридж и его группа пересчитывают полученные данные по этому взрыву — ударную волну и выпадение радиоактивных осадков — на ожидаемую взрывную силу плутониевой бомбы. Таким образом возникают указания на необходимые меры предосторожности для людей, измерительных приборов и камер, которым предстоит пережить и записать первое и предположительно несравнимо более мощное выступление «Толстяка».

Мощный удар ранним утром седьмого мая можно было принять и за орудийный салют в честь победы союзных войск над Германией, ибо всего за несколько часов до того немецкий генерал-полковник Альфред Йодль во французском Реймсе подписал акт, которым была подтверждена безусловная капитуляция вермахта. Арестованные в Гехингене немецкие физики-атомщики тоже вот уже несколько дней содержатся в Реймсе. Они размещены на вилле, которую охраняют военные полицейские с автоматами. Во второй половине дня седьмого мая их отправят самолетом в Париж.

Поздним вечером восьмого мая генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель прибыл в Инженерно-саперное училище вермахта в берлинском Карлсхорсте и занял место за столом в офицерском казино. Маршальский жезл, фуражка и правая перчатка лежат подле него на столе. Левую перчатку он не снял. Начальник Верховного командования вермахта должен здесь, в штаб-квартире Красной армии, еще раз подписать акт о капитуляции, ибо Сталин настаивает на собственном сценарии. Часы показывают ноль часов шестнадцать минут девятого мая, когда Кейтель ставит под документом свою подпись. Покидая казино, он еще раз салютует, подняв вверх свой маршальский жезл.