Повседневная жизнь в эпоху Жанны дАрк

Решения, вынесенные в двух этих случаях парижским парламентом, вносят существенный вклад в историю национального чувства во Франции. Историки нередко повторяли, что идея родины появилась вместе со Столетней войной. Здесь мы встречаемся с явным преувеличением: представление о Франции, стоящей намного выше феодального или регионального дробления, уже вполне существовало, когда Турольд писал или декламировал стихи «Песни о Роланде». Но патриотическое чувство еще во многом смешивалось с привязанностью к государю и верностью «природному господину». Столетняя война, с ее превратностями и ее бедствиями, тем не менее придала национальному чувству новую силу и, возможно, новые черты. Зародившаяся как династический и феодальный конфликт, эта война, главным образом из-за иностранной оккупации, принимала все более и более национальный характер, она перестала быть распрей двух королей, увлекающих за собой своих вассалов, которым противоречивые обязательства, порожденные феодальными узами, нередко могли оставить определенную свободу выбора. Своими решениями парижский парламент утверждает, что теперь в борьбу вступил весь народ – а не только те, кто бьется на полях сражений. «Национальность» сама по себе определяет высший долг, высший даже по отношению к тем обязанностям, которые налагают религиозные законы. Нейтралитет невозможен, и личные мотивы, пусть даже за ними стоят сильнейшие нравственные обоснования, не могут возобладать над интересами нации. Так решения парламента, вернувшегося в отвоеванную столицу, придали юридическую форму чувству, которое выразила Жанна д'Арк, когда ответила своим судьям: «Я ничего не знаю о том, любит ли Господь англичан или ненавидит, но я знаю, что всех их прогонят из Франции, кроме тех, кто здесь умрет…»