Евреи, которых не было. Книга 1

Во-вторых, еврей волей-неволей знает несколько языков. Живя среди других народов, он вынужден говорить на языках тех, кто вокруг. Женщины еще могли не учить языков гоев, особенно если община большая и все необходимое можно купить-починить-заказать внутри общины. Да и еврейки часто вынуждены были знать языки. А уж мужчины были просто обречены на знание нескольких языков.

Сефарды говорили на спаньоль… Но ведь и знание испанского оставалось необходимым. И арабского. На каком, по-вашему, языке говорил Маймонид с другими придворными и с самим калифом? На иврите? Но и иврит многие знали, писали на нем стихи и философские трактаты. Переводили Аристотеля с греческого на латынь и на латыни беседовали с европейскими книжниками про Цельса, Авиценну и Феофраста.

То есть я не утверждаю, что каждый из евреев Испании знал все эти языки в полном совершенстве, но даже самый низкопоставленный, коснеющий в полном убожестве иудей вынужденно знал два-три языка — хотя бы на уровне бытового, повседневного общения. А еврейская интеллигенция была, и тоже поневоле, полиглотной.

В странах Европы — местный язык, иврит, а для образованных еще и латынь. Если заниматься торговлей, то местный язык нужен не один. Если торговля международная, то нужны языки еще и восточные.

Ашкеназский еврей говорил на идиш, знал иврит, польский и западнорусский (много позже назовут его украинским). Желательно было знать и немецкий, а после вхождения Польши в состав Российской империи — и литературный русский язык, на котором объяснялась администрация, который стал официальным языком делопроизводства.

Язык — это ведь тоже верное средство для тренировки мозгов. Даже не выученный до конца или плохо выученный язык открывает человеку новую систему представлений о мире ценностей, взглядов, сравнений, образов. Это и само по себе будит мысль, пришпоривает воображение, толкает ввысь и вперед. А тут еще включается сравнение… У нас вот так… У испанцев вот так… А у поляков — вон оно как… А у русских…

Еврей поневоле оказывался всю свою историю в межкультурном пространстве. Волей-неволей он должен был объясняться с людьми разных народов, разных культур и языков. От этого растет неуверенность в «единственно правильных» способах реагировать на окружающее, понимание, что каждую проблему можно увидеть по-разному. И предложить много решений… То есть происходит расширение сознания, растет умение смотреть на явление со стороны.

Я много раз убеждался в том, что мои еврейские коллеги лучше умеют видеть ситуацию «извне». То есть у нас, европейских интеллектуалов, это тоже неплохо получается, но видеть столкновения народов с «птичьего полета», понимать, кому и что надо друг от друга, евреи в целом умеют гораздо лучше. Случайно ли лучшие культурологи России, да, пожалуй, и всей Европы — Лотман и Гуревич? Я совсем не уверен, что это случайно.

Чарльз Дарвин вполне серьезно считал, что качества, приобретенные при жизни организма, передаются потомству.

Немецкий врач Роберт Кох в 1865 году доказал, что это не так. Роберт Кох отрезал мышам хвосты. Бесхвостые мыши размножались, у них рождались хвостатые мышата. Роберт Кох им тоже отчекрыживал хвосты, и, лишенные своих розовых хвостов, белые мыши производили новое, тоже хвостатое поколение.

Когда на свет появилось 22-е поколение хвостатых мышей, Роберт Кох перестал уродовать бедных зверюшек и сел писать статью о том, что приобретенные при жизни признаки не передаются по наследству.

Современная наука считает, что все намного сложнее, чем думали в XIX веке. Каждый сыновний организм чем-то отличается от родительских, и эти мутации не зависят от опыта родителей. Но от удачности мутации зависит и выживание организма, и число его детенышей. То есть организмы нового поколения порождают в большем числе те, кто является мутацией получше.

Если в популяции есть требование — быть умным и обучаемым, то и выживать умные и обучаемые будут чаще, и рождаться детей у них будет больше.

Но если так — то и рождаться у таких людей умные и обучаемые будут чаще. А к ним ведь тоже будут предъявляться те же требования: быть умными и обучаемыми…

Благоприятные признаки будут закрепляться намного быстрее, если передавать их будут по обеим родительским линиям. А ведь в еврейской среде века, тысячелетия был нормой отбор умников и умниц для брака. Жениха уж наверняка экзаменовали на знание Торы и Талмуда. Да и ум женщины был важен, и если невеста получала хоть какое-то образование, это ценилось.

Шел половой отбор, потому что умники выбирали умниц и наоборот. «Происхождение человека и половой отбор» — название знаменитой книги Ч. Дарвина, и в этом, что называется, «что-то есть». На женщин в еврейском обществе тоже действовал интеллектуальный отбор, хотя и гораздо слабее, чем на мужчин.

На протяжении жизни многих поколений у евреев шло закрепление признаков интеллекта и обучаемости. К этому можно относиться с завистью, можно — истерично, но факты мало меняются от того, как мы к ним относимся.

Следствия понятны, и их два. Во-первых, мужчинам приходится еще тянуться, стараться быть еще умнее и сильнее. Раз жена ученая и умная — надо дотягивать! Надо соответствовать ее уровню, чтобы оставаться лидером в семье. Из-за этого, кстати, многие мужичонки послабее и поглупее не любят и боятся умных женщин.

А во-вторых, образованная мать никогда не позволит, чтобы ее дети остались без образования.

Иудейская цивилизация — единственная из известных, которая утвердила идеал грамотности и образованности, как религиозный идеал. И она в самой большой степени этот идеал реализовала.

Даже поголовно грамотные сегодня народы Земли еще вчера были неграмотны. Единственное исключение из этого — народы и этнографические группы, входящие в иудейскую цивилизацию.

Вероятно, сефарды были первым в истории Земли поголовно грамотным народом. Ашкенази — это единственный пока существующий народ, который поголовно грамотен на протяжении всей своей истории.

Очень многие черты еврейской культуры свидетельствуют о таком эмоциональном отношении к книге, грамоте, образованию во всех сферах, которые свойственны лишь культурному меньшинству других народов.

Средневековый равви Симха из Витри оставил нам описание обряда начала учения: «Когда человек приводит в школу сына, то для него пишут буквы на доске… и умывают его, и одевают в чистые одежды, и взбивают для него три яйца, и приносят ему яблоки и другие плоды, и всячески ухаживают за большим мудрецом, который отправился в школу. И берут его под руки. И ведут в синагогу, и кормят халами с медом, яйцами и фруктами, и читают ему буквы. А потом намазывают их медом на доске, и велят слизывать, и возвращают его матери» [16, с. 116].

Замечу, что описание это не только очень подробное, но и очень эмоционально насыщенное, какое-то «вкусное», прямо как «яблоки и другие плоды». Автор буквально упивается этой сценой, наслаждается тем, как ребенка трех лет приводят в школу. И ведь, заметьте, очень верно с точки зрения психологии: старшие показывают ребенку, что учиться вкусно и приятно. Даже сами буквы, и те намазаны медом в самом буквальном смысле слова! Как хорошо…

Такая сцена очень близка не одним евреям, а человеку всякого вообще образованного слоя. Сама сцена того, как ухаживают за «большим мудрецом» трех лет, радует родительское сердце. Просто приятно представлять себе и этого ребенка, и взрослых людей, делающих праздник из его первого школьного дня. Лицо расплывается в улыбке, стоит вообразить себе этих людей, умерших тысячу лет назад. Разница в том, что образованный слой в любом европейском народе до середины — конца XIX века оставался окружен превосходящими его численно и совершенно темными сородичами. Большинство народа осталось бы как раз совершенно равнодушным к такому описанию. А евреи полностью входили в этот самый образованный слой. И получается, что эмоции российского или немецкого интеллигента, жителя торговой республики Флоренция или средневекового монаха хорошо понятны даже еврею, занимающему самое скромное положение в своем обществе. Но не всегда так уж хорошо понятны соотечественникам этих людей.