«Кровавый карлик» против Вождя народов. Заговор Ежова

О чем думал в этот момент один из наиболее прославленных полководцев Гражданской войны и один из пяти первых маршалов Советского Союза Василий Константинович Блюхер? Вполне возможно, он считал, что во всем виноваты чекисты, «а если открыть глаза Сталину, то он все поймет».

«Даже после получения указания от Правительства о прекращении возни со всякими комиссиями и расследованиями и о точном выполнении решений Советского правительства и приказов наркома т. Блюхер не меняет своей пораженческой позиции и по-прежнему саботирует организацию вооруженного отпора японцам. Дело дошло до того, что 1 августа с.г., при разговоре по прямому проводу тт. Сталина, Молотова и Ворошилова с т. Блюхером, тов. Сталин вынужден был задать ему вопрос: «Скажите, т. Блюхер, честно, — есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами? Если нет у вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту, а если есть желание, — я бы считал, что вам следовало бы выехать на место немедля». Тоже верно.

Хочется обратить внимание и на еще одну фразу Сталина: «Никто вас не обязывает переходить границу, мы только советуем вам пустить в ход большие силы нашей бомбардировочной авиации и бомбить непрестанно японцев… Мы считаем, что такая сосредоточенная бомбежка, кроме того, что она истребит японцев, будет вместе с тем прикрытием для подвода наших войск и, конечно, артиллерии к нашим границам» [102, с. 149]. Кажется, что Сталин убеждает Блюхера, что войны не будет. У Блюхера, выходит, другое впечатление сложилось? После разговоров с Фриновским и Мехлисом?

29 июля японцы атаковали роту пограничников в окопах на соседней с Заозерной сопке Безымянной, которую защищали 11 пограничников с двумя пулеметами (на Заозерной была размещена рота). После продолжительного боя японцы захватили спорную территорию.

4 августа японский посол в Москве М. Сигэмицу заявил народному комиссару иностранных дел М. М. Литвинову о готовности правительства Японии приступить к переговорам по урегулированию пограничного конфликта. Советское правительство выразило готовность к таким переговорам, но при обязательном условии — японские войска должны быть выведены с захваченной пограничной территории. Нарком иностранных дел М. М. Литвинов заявил японскому послу:

«Под восстановлением положения я имел в виду положение, существовавшее до 29 июля, т. е. до той даты, когда японские войска перешли границу и начали занимать высоты Безымянная и Заозерная».

Токио с условиями советской стороны не согласилось. Посол М. Сигэмицу предлагал вернуться к границе до 11 июля — то есть до появления окопов на вершине Заозерной.

Однако ТАСС уже передало официальное сообщение о том, что японские войска захватили советскую территорию «на глубину в 4 километра». Но в действительности такой «глубины захвата» просто не было. По всей Советской стране шли многолюдные митинги протеста, участники которых требовали обуздать зарвавшегося агрессора [106, с. 442]. Начались кровопролитные бои, в которых Красная Армия одержала победу. Правда, дорогой ценой.

Может быть, Блюхер, сопротивляясь Фриновскому, трезво оценивал степень готовности его частей к конфликту — незамещенными являются сотни должностей командиров и начальников частей и соединений. Если в этом вина не столько маршала, сколько НКВД, то за то, что «начальник управления фронтом и командиры частей не знали, какое, где и в каком состоянии оружие, боеприпасы и другое боевое снабжение имеются», — отвечать должен, конечно, командующий. «Во многих случаях целые артиллерийские] батареи оказались на фронте без снарядов, запасные стволы к пулеметам заранее не были подогнаны, винтовки выдавались непристрелянными, а многие бойцы и даже одно из стрелковых подразделений 32-й дивизии прибыли на фронт вовсе без винтовок и противогазов, все рода войск, в особенности пехота, обнаружили неумение действовать на поле боя, маневрировать, сочетать движение и огонь, применяться к местности». Все это, конечно, вина командующего. Маршал понимал, что докладывал он Сталину совсем другое и прикрыться ему нечем.

Важно подчеркнуть, что японцы, предупрежденные Люшковым о неблагоприятном для себя соотношении сил на Дальнем Востоке, видимо, решили избежать превращения локального конфликта в глобальный. Так или иначе, но ни японская авиация, ни танки не участвовали в боях.

Что на самом деле произошло тогда на Дальнем Востоке, мы пока не знаем — это задача самостоятельного исследования. Трудно представить себе, что пограничники заняли сопки без санкции заместителя наркома Фриновского, который к тому же находился в крае. Наверное, когда-нибудь будут найдены документы о том, какие именно указания получил Фриновский от Сталина и что именно он предпринял. Какие именно инструкции получили пограничники от заместителя наркома внутренних дел?

Попробуем посмотреть на все глазами Сталина. Если он действительно планировал войну на Тихом океане, то Блюхер, Ежов и Фриновский все сорвали. Чекисты тем, что упустили Люшкова, а Блюхер срывом боевой подготовки ОКДВА. Если война не входила в планы вождя, то как в его глазах должна выглядеть деятельность Фриновского в Дальневосточном крае? Как сознательное провоцирование конфликта? Сталин ведь не мог знать, что японцы решили не превращать конфликт в большую войну. Но скорее всего, вождь просто хотел выиграть время для себя и любой ценой (в том числе и рискуя конфликтом с Японией) услать Фриновского подальше от Москвы.

Не это ли стоит за формулой обвинительного заключения по делу Ежова: «…через внедренных заговорщиками в аппарат Наркомвнудела и дипломатические посты за границей Ежов и его сообщники стремились обострить отношения СССР с окружающими странами в надежде вызвать военный конфликт… подготовить нападение Японии на советский Дальний Восток».

Как уже говорилось, комиссар ГБ 3-го ранга Миронов, выполняя обязанности полпреда СССР в Монголии, содействовал проведению массовых репрессий. Во-первых, был нанесен удар по буддистскому духовенству. Всего с октября 1937 по апрель 1939 года было осуждено 25 500 человек, из которых 80 % расстреляно. Следует учитывать при этом, что население МНР составляло 750 тыс. человек, то есть осуждено по 1-й категории около 3 % населения, что заметно выше, чем в СССР. При Миронове (с августа 1937 года по март 1938 года) было репрессировано почти 11 тысяч (из которых почти 8 тыс. принадлежат к ламскому духовенству). Кроме того, подлежало аресту еще более 7 тыс. человек (из которых 6 тыс. — ламы) [82, с. 389–390]. Иными словами, именно под руководством и при активном участии «северокавказца» Миронова осуществлялись эти расправы. Сам Миронов, как уже говорилось, проходит в расстрельном списке, направленном Сталину 16 января 1940 г.

В этих же списках, которые Л. П. Берия в 1940–1941 гг. представил на подпись Сталину, содержится и несколько десятков имен видных политических и государственных деятелей, а также чиновников и офицеров силовых структур Монгольской Народной Республики. Так, Берия предлагает осудить по 1-й категории премьер-министра МНР АМОРА-АГДАГБУГИНА (арестован 7 марта 1939 года) и первого секретаря ЦК Монгольской народно-революционной партии Лубсана-Шарапа (арестован 9 июля 1939 г.).

Кроме того, в этих списках министры правительства МНР:

— министр здравоохранения МНР ГАЛИНДЫП-САЙРЫ арестован 9 июля 1939 года;

— министр юстиции ГАМПЫЛ-ДАНШИ-ЦОДОЛ арестован 9 июля 1939 года;

— министр торговли МНР ДАМДИН-СУРУН-ШАГДОР-ЖАБ арестован 15 июля 1939 года;

— председатель малого хурала МНР ДАНСОРОН-ДОКСОМ арестован 9 июля 1939 года;

— министр финансов Монгольской Народной Республики ДОБЧИН САНЖИ арестован 11 февраля 1939 года;

— начальник Управления связи МНР НЭРИМ-МАРУ НАСЫН-ТОХТОХО арестован 7 июня 1939 года;

— министр земледелия и скотоводства ПУРБО-ДОРЖИ арестован 9 июля 1939 года;

— заместитель главкома и начальник 4-го управления Монгольской народно-революционной армии ЦЫРЕН-ЖАБОН ЛУБСАН-ДОНОЙ арестован 1 июля 1939 года;