Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.

Нетрудно понять и суть соглашений, достигнутых Бакуниным с III Отделением: Бакунин едва ли стал тогда секретным сотрудником, но зато в 1863 году он категорически порвал с российскими делами, переключившись на международные, в частности — ударился в интриги против Маркса в «Интернационале», провозглашенном в 1864 году. Повидимому, этим вполне удовлетворилось и III Отделение.

Практика, однако, в очередной раз показала, что с Бакуниным невозможны никакие соглашения: в 1869 году, познакомившись с С.Г. Нечаевым (о нем ниже), Бакунин снова вдруг ударился в российскую политику. Отсюда — и возобновление в III Отделении вопроса о публикации компрометирующих материалов. И снова они не были опубликованы!

На этот раз, вероятно, Бакунину так легко не удалось отвертеться от шантажа, и, в отличие от 1863 года, жандармы не стали требовать его абстрактного отхода от российских дел, но постарались заполучить нечто более конкретное. Едва ли сомнительные моральные принципы Бакунина создавали ему иммунитет от сотрудничества с полицией!

После участия в восстании анархистов в Лионе в сентябре 1870 года Бакунин одновременно с П.Л. Лавровым, бывшим его идеологическим антиподом, поселился в Цюрихе, ставшем центром пропаганды среди русских студентов, обучающихся за границей — пока царское правительство категорически не запретило в 1873 году российским подданным учиться в Цюрихском университете (подчинились далеко не все!). Получали там революционное напутствие и молодые энтузиасты, специально приезжавшие из России на поклон к эмигрантским светилам — П.А. Кропоткин, С.Ф. Ковалик и другие.

Именно в это время, в 1872 году, и Нечаев был выслежен русскими агентами в Швейцарии, в результате чего произошел его арест и выдача России — нетрудно поэтому предположить, почему же царские ищейки и теперь пощадили Бакунина.

В 1874 году Бакунин снова, уже в последний раз участвовал в крупных акциях европейских анархистов, но в следующем году отошел от всякой политики, тяжело болел и умер в Берне в июне 1876 года.

В 1864 году военные действия в Польше завершились полной победой царской России, но перелом, обусловивший этот исход, наметился и оказался вполне понятным уже к началу лета 1863 года.

8 июня 1863 А.В. Никитенко записал в дневнике: «Меры Муравьева начинают приносить плоды: восстание в губерниях, ему вверенных, почти прекращено». [444]

Будущий революционер, пока только очевидец происходящего, В.К. Дебогорий-Мокриевич, писал в автобиографии: «В юго-западном крае «поляк» и «пан» почти синонимы (помещики Подольской, Киевской и Волынской губ. почти все поляки), так что польское восстание в нашем крае являлось по существу «помещичьим восстанием», немудрено поэтому, что крестьяне отнеслись к нему враждебно». [445]

Печальные итоги происходящему в России и Польше подвел в июле 1863 года соратник Д.И. Писарева Варфоломей Зайцев (1842–1882). В его статье шла речь об итальянском народе, но всем, привычным к тогдашней манере изъяснений в подцензурной прессе, все было предельно ясно: «Народ глуп, туп и вследствие этого пассивен; это, конечно, не его вина, но это так, и какой бы то ни было инициативы с его стороны страшно ожидать. Он всегда скорее готов, как неаполитанские лаццарони, идти рядом с наемными швейцарцами грабить и убивать мирных жителей и противодействовать свободе страны. Поэтому благоразумие требует, не смущаясь величественным пьедесталом, на который демократы возвели народ, действовать энергически против него, потому что народ в таком состоянии, как в Италии, не может, по неразвитию, поступать сообразно с своими выгодами». [446]

Одновременно резко упала популярность Герцена: тираж «Колокола» в течение 1863 года снизился с 2500 экземпляров до 500 и затем никогда больше не поднимался выше тысячи. [447] Не помог и переезд редакторов в 1865 году в Женеву — самый центр российской оппозиционной эмиграции, а в 1867 году издание и вовсе закрылось из-за отсутствия спроса.

12 января 1864 года А.В. Никитенко записал в дневнике: «На днях разнесся слух, что Герцен умер, а теперь говорят, что это ложь. Умер ли, жив ли, впрочем, совершенно все равно: он превратился в политическое ничтожество для России. Ни пользы, ни вреда от него нет никакого. С польского восстания он так упал в общественном мнении, что о его существовании все забыли». [448]

Герцен же умер, как известно, в январе 1870, надолго, однако, пережив свою политическую смерть. Это было печальным и трагическим завершением политической карьеры главного пропагандиста Реформы 19 февраля.

«Современник», возобновления издания которого после ареста Чернышевского добился Н.А. Некрасов, хранил демонстративное молчание по поводу польских дел, а в результате тоже утратил более половины прежних подписчиков.

Катков же вошел во вкус положения просвещенного советника верховной власти, хотя это поначалу и вызывало и недоверие, и недоумение. Участник каракозовского покушения И.А. Худяков, например, так заявлял: «За небольшим исключением все дворянство, все чиновничество, вся молодежь разделяет мысль о самоуправлении и политической свободе. Сам Катков не искренний монархист; еще так недавно он проповедывал всем об английской конституции; в 40 лет не увлекаются по молодости». [449] Худяков в данном случае был, несомненно, прав. Но будущее показало, что это было только началом удивительных «увлечений» Каткова.

Характерно, что и Катков, и высшие администраторы, принимавшие участие в руководстве подавлением восстания, а также в мерах, направленных на консолидацию российского общественного мнения, попытались затем закрепить достигнутые успехи и добиться их формального признания.

Так, Валуев именно весной 1863 года представил царю развернутый проект введения выборных депутатов в состав Государственного Совета; поводом для этого стало очевидно достигнутое единство настроений в правительстве и в обществе. Александр II проявил к этой инициативе сдержанность, и был, со своей точки зрения, как показали последующие события, явно прав.

Со своей стороны и Катков попытался абсолютизировать принципы, приведшие, по его инициативе, к победе в Польше.

С лета 1863 года катковские издания стали проповедывать довольно расхожую истину, что диктаторское правление идеальным образом решает проблемы наведения порядка в стране.

По мере установления спокойствия в районах восстания эта мысль проводилась все менее настойчиво. Однако подобная линия Каткова, неоднократно возобновляемая позднее, снова становилась повторением того, что выдвигалось еще в 1863 году.

Кроме того, поначалу Катков не противопоставлял принцип диктатуры принципу представительного правления, считая, что и то, и другое имеет полезное применение в различных ситуациях; поэтому Катков еще достаточно продолжительное время оставался в рядах сторонников введения конституции в России. Даже в конце 1867 он писал: «Законная и бесспорная власть, сильная всей силой своего народа и единая с ним, не имеет повода бояться никакой свободы; напротив, свобода есть верная союзница и опора такой власти». [450]

Заметим, что сочетание демократического строя с диктаторским правлением известно с древности, а в недавние времена вполне успешно применялось западными противниками Гитлера во время Второй Мировой войны.

Но в 1863 году Катков стал не только поборником диктатуры, но и выдвинул или поддержал другие свежие идеи того же рода. В мае 1863 он начал пропаганду сельской стражи, создаваемой Муравьевым, — вооруженных крестьянских отрядов самообороны, поддерживаемых властями; в Западном крае эти контрпартизанские отряды активно включались в боевые действия. Катков же предлагал создать и аналогичную городскую стражу, и, мало того, распостранить ее на все пространство Империи. Эта идея предвосхищала и Союз Русского Народа, родившийся в 1905 году, и чернорубашечников и коричневорубашечников, появившиеся еще позже уже не в России, а соответственно в Италии и Германии.