Русский орден внутри КПСС. Помощник М.А. Суслова вспоминает

А ведь прекрасно знает кто — перетягивали канат то «мы», то «они».

9. Организационная структура «русских клубов». Мы развиваем успех

А теперь самое время рассказать, как мы организационно-технически строили «криптологическую» работу?

Во главе «русских клубов» (и в первую очередь, центрального, московского), прикрывая их своим авторитетом, стоял академик с мировой известностью — имевший доступ к самым важным государственным секретам и потому вхожий высоко наверх, Лауреат Ленинской премии Игорь Николаевич Петрянов-Соколов. Кстати, довольно аккуратно приходивший на бурные «вторники» и с удовольствием все слушавший.

Замы — Петр Палиевский и Святослав Котенко. Ответственный секретарь я.

Мозгом был Котенко. Я же как Ответственный секретарь занимался «рутинной», первичной «сталинской канцелярией», когда еще тот никем не был, то есть организационной работой с текущими кадрами. «Пахал» со списками, рассылкой приглашений, с организацией «нужных» ораторов. Обеспечивал подстраховочные связи с опекающими и контролирующими инстанциями. Занимался нудным согласованием рекомендаций в «резерв на выдвижение» (sic!) в различные органы, организации и «инстанции», куда непременно нужно было приткнуть-протащить своих. Вместе с Котенко я также отвечал за особо опасные связи: с официальной Церковью (через моего друга архиепископа Питирима — Константина Владимировича Нечаева, предусмотрительно не закончившего наш измайловский Автодорожный институт и ушедшего в монашество; но выходили и впрямую на Патриарха). За «подземные» крипто-контакты с катакомбными православными братствами и орденами. А также за тайные связи с эмиграцией, как внешней так и внутренней.

Все мы были общественниками, совершенно бесплатно, на голом энтузиазме отдавали «русским клубам» все свое свободное время. Считалось, что нас организовывал, а практически «прикрывал» штатный зав. Отделом пропаганды ВООПИК — полковник И.А. Белоконь, сидевший до ВООПИК на кадрах в «Литгазете», человек дошлый и насмотревшийся на «них». Он был очень русским человеком.

О Палиевском сейчас судят по-разному. Петр Васильевич Палиевский очень был склонен к мудрым советам по игре в «закулисе». Этим он, в известной мере, искупал то, что сам был творчески — русский «обломов», крайне мало писал. Мы потом уже в издательстве «Современник» с трудом ему собрали книжицу. Сейчас у Палиевского вышла книга «Из выводов XX века» (— СПб.: Владимир Даль, 2004, 556 с.), где он собрал свои труды за 40 лет. Яркая книга! Когда все вместе сложилось, видно, что перед нами крупная фигура в русской духовной жизни. А тогда свой авторитет «гения» Палиевский поддерживал исключительно за счет блестящего знания наизусть В.В. Розанова. Известно, что человека «еврейского круга» от мелкого торгаша до Ю.В. Андропова легко определить по тому, что он пытается беспрерывно блистать остротами Великого Комбинатора из «Золотого теленка» и «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова. Так вот точно так же наш русский «гений» щеголял В.В. Розановым, который тогда был упрятан глубоко в «спецхран». Да, и вся русская культура, как я уже говорил, особенно ее философия и православная мудрость, была при иудо-советской власти упрятана в «спецхран». Мы в «Русском клубе» ее из «спецхрана» осторожно вытягивали, чтобы вернуть собственное законное наследие нашему обездоленному и одураченному иудо-коммунизмом народу. И Палиевский здесь был впереди, хотя больше подсказывал «втай», чем выступал в печати сам. Но я вообще сам боялся рот громко разинуть, не сделал ни одного развернутого доклада: выступал только уже в прениях, где можно стенограмму подчистить. И мучительно ломал голову, не ляпнуть бы чего из перепутавшегося в моей голове «спецхрана». Что можно сказать, подстраховавшись охранительной «четкой» догматикой? «Спецхрановский» гексоген ведь был «взрывчатой смесью», с которой надо было тогда очень осторожно обращаться. А пойди сразу соберись, отсей — что было где-то в открытых публикациях, пусть хоть в «их», «враждебных», и значит — можно вслух вроде бы «покритиковать», сделав вид, что возражаешь, скажем, якобы «Свободе»? а что — жуткий «профессиональный идеологический крипт», за выдачу которого головы не снесешь? а вот Палиевский всегда умел ходить по проволоке. Знал, что где говорить. Хотя однажды и он, — душа русская не выдержала! — сорвался на дискуссии «Классика и мы». Столько наговорил «лишнего» да еще при «них», и за это подвергся дичайшей иудейской травле. Ему евреи дискуссии «Классика и мы» не смогли простить. Но об этом подвиге Палиевского я еще расскажу.

Покаюсь, я всегда немного ревновал Палиевского. Он увел у меня мою первую любовь — мою однокурсницу, студентку романо-германского отделения МГУ, дочку еще сталинского Председателя Комитета по делам искусств Беспалова, яркую жгучую желчную брюнетку, красавицу и удивительную умницу и эрудитку Ларису, от общения с которой я много вынес. Петр сразу женился на ней, и это она сделала из него гения — обтесала, ввела в круги, короче, навела на самобытный русский талант лоск. Потом они разошлись, но лоск остался.

Вообще жены очень много значат для формирования творческой личности. Известного русского литературоведа, философа и критика Вадима Валериановича Кожинова во многом сделала его вторая жена, моя однокурсница, милая и трогательная Лена Ермилова, дочка процветавшего при Сталине литературоведа и критика Ермилова и… уникальная «ермиловская» профессорская библиотека. Нашего главного и самого умного оппонента «жидовствовавшего» критика Юрия Ивановича Суровцева тоже сделала жена, моя очаровательная однокурсница, профессорская дочка Марина Фоминская. Недаром толкуют про умных жен-евреек, делающих из русских «обломовых» — мужей крупные фигуры. И тут важно, какой Дух в семье возобладает. Не обязательно торжествует еврейский. Чаще именно непотопляемый, подземный, древний, как сам Иегова, — еврейский. Но тут все в воле Божией. Академика Сахарова подмяла под себя Елена Боннэр. У коллеги и — первое время — друга семьи Сахарова академика Петрянова-Соколова была жена, тоже молоденькая еврейка, но он стал опорой Русского Духа. И такое бывает! Посмотрел человек, в какой ад его тащут, и пересилил Дьяволицу. Повторюсь, внутри семьи все в воле Божией. Даже Солженицын не стал бы Солженицыным без своей энергичной и верной охранительницы-супруги.

Вернусь в «русские клубы». На наши «вторники».

В особо необходимых острых и скандальных случаях мы обращались к директору Института Истории Академии Наук СССР Борису Александровичу Рыбакову, всегда готовому умно подсказать и помочь, как «выпутаться». Для того же Суслова авторитет академика с мировой славой Бориса Александровича Рыбакова, уж конечно, был неизмеримо выше, чем строившего козни «русофоба», не слишком образованного (где-то чего-то подхватил на краткосрочных университетских курсах в поверхностной Америке), тогда типичного держиморды Александра Николаевича Яковлева.

А повседневно душой кампании и главным идеологом у нас был молодой профессиональный историк Сергей Семанов, сейчас знаменитость.

Но и тогда, еще совсем молодой, уже он кое-что умел и очень много нужного знал. Сам Сергей Николаевич прошел поразительный путь. Начинал печататься в «ихнем» «Новом мире», дружил с детьми «ихнего» Андропова-Файнштейна, который его сам прекрасно знал и высоко ценил. Казалось бы, какие оглушительные карьерные перспективы его ждали. Но, видимо, душа предков в нем счастливо заговорила, он сам своими руками надевает себе на голову «терновый венец» знакового, не тайного, в демонстративно явного, для всех политических бурь открытого русского патриота. По отцу из купеческой (Семановы торговали лесом), а по матери из священнической линии (болтали, что из родственников Симанского — патриарха Алекдия I, но сам Сергей Николаевич это отрицает) — он с крепкой северно-русской Олонецкой почвы (фамилия происходит от поморского произношения цифры «семь»). В 1956-м закончил исторический факультет Ленинградского университета, — блестящее образование! — и уже на последнем курсе был избран в комсомольские органы: стал заведующим отделом пропаганды ключевого Петроградского райкома — с таких должностей идут резко наверх. Именно с такой должности в Ставропольском комсомоле, в крае-вотчине Суслова, Андропов буквально за уши вытащил на самый верх аж до генсека Мишку Меченого — Горбачева. Я думаю пойди Сергей Николаевич по партийной линии, он с его энергией и пробивной, таранной силой до Политбюро бы уж точно поднялся. Но Сергей Семанов мечтает о научной карьере. Он поступает в аспирантуру Института истории Академии наук СССР, блестяще защищает диссертацию по новым фактам из истории революции 1905-го года, для сбора которых — вот она всегдашняя кропотливая научная основательность Семанова! — Сергей не погнушался даже кропотливо поработать сотрудником Главного архивного управления Министерства внутренних дел по Ленинграду, чтобы получить спецхрановский доступ и вдосталь, всюду порыться в архивах.