Керченская катастрофа 1942

После первых нескольких дней обороны, в основном с потерей церкви, в рядах защитников каменоломен незаметно появился внутренний, но очень опасный враг — у защитников иссякли запасы воды, а ее источники находились под постоянным огнем противника. В то время в каменоломнях было более 10 тыс. бойцов и командиров, три больших госпиталя из тех, что не успели эвакуироваться, да прибавились наши раненые и плюс все гражданское население Аджимушкая — женщины, дети и старики с домашним скарбом и скотом. Вся эта масса людей просила пить и только пить. К тому времени установились на редкость очень жаркие дни, и нехватка воды становилась с каждым днем ощутимей и опасней. До этого воду мы брали из двух колодцев, расположенных в районе церкви, метрах в 20-и от входов в подземелье, но после 29 мая кольцо окружения сжималось все туже. Церковь мы не могли отбить у немцев, и они на колокольне посадили пулеметчика и снайпера, державших колодцы под постоянным обстрелом, и воду теперь приходилось добывать иногда ценой собственной жизни. Вода добывалась следующим образом: для вытаскивания воды из колодца приспособили длинную веревку, на обоих концах которой было привязано по ведру, а на колодцах в то время были блочки. И вот из каменоломен вырывается боец с ведром на конце веревки, подбегает к колодцу, набрасывает на блочок веревку с ведром и бежит зигзагообразно назад в подземелье. Другой боец, находящийся в каменоломне, распускает веревку, набирает ведро воды в колодце и по блочку подтягивает его к срубу. Следующий боец выскакивает из каменоломни с другим пустым ведром на другом конце веревки, подскакивает к колодцу, выхватывает из колодца ведро с водой, а пустое набрасывает на блочок и с водой бежит в каменоломню. И все начинается сначала. Не у всех счастливо кончалось — много их оставалось лежать у колодца, так и не получив глотка живительной влаги. Когда начинали брать воду из колодцев, немцы открывали бешеный огонь по церкви. Явно, что водой, добытой такой ценой, напоить всех не могли, и бойцы по собственной инициативе обследовали глубинные участки каменоломен в поисках воды. И такой источник внутри каменоломен был найден — это было стоячее озеро воды, просачивающей через толщу потолков и собирающейся в одном месте. Это было в глубине каменоломни между вторым и третьим батальонами. Дня через два эта вода была выпита и выбрана вместе с илом.

Пусть читающие эти строки простят меня, что, не рассказав еще толком о других событиях тех дней обороны Аджимушкая, я сразу приступил к описанию добывания воды. Да! Это так! Отсутствие воды, жажда — это был наш враг № 1, который иссушал, испепелял защитников больше, чем непрерывные бои. Жажда настолько мучила человека, изнуряла его, что он как-то глох, голос становился писклявым и скрипучим, язык разбухал и становился словно войлочный. Но мы все же были ходячие. А что испытывали раненые?! Когда возникла особо острая ситуация с нехваткой воды, когда выяснилось, что централизованно напоить всех невозможно, то раненых распределили между здоровыми и ходячими ранеными. Каждый здоровый обязан был своему раненому товарищу в сутки достать флягу воды. Моим подопечным был Миша Серкин. Теперь в перерывах между атаками, а в основном это ночью, необходимо было позаботиться не только о себе, но и о своем раненом товарище, т. е. надо было добыть почти две фляги воды. Точно не помню, то ли 22, то ли 23 мая, при поддержке танков, немцы загнали нас под землю и забросали колодцы камнями и трупами. Горстка автоматчиков, оставленная наверху, в основном вдоль выходов из каменоломен, не могла, конечно, помешать черному делу врага. Так мы остались без основных источников воды. Но в каменоломнях, в основном в районе второго батальона (это где находился подземный колодец), было много мест, где с потолков капала вода. Вначале бойцы, выделенные по 2–3 человека из подразделений, собирали ее в баночки из-под консервов. Но когда можно было дождаться такой воды?.. Тогда этих собирателей разогнали, и воду со стен начали сосать. Для этого в ракушечнике делалось маленькое отверстие, на рот накладывался кусочек марли, и начиналось сосание, маленькие капли воды попадали в рот. За одним приемом глотаешь воду, за другим — выливаешь во флягу. Но чем дальше, тем ограниченность во времени и страшная жажда заставила отказаться от марли, отчего почти у всех бойцов подбородок, губы, нос и лоб были порезаны об ракушечник. Позже эти порезы мы шутя называли подземными пропусками, по порезам мы безошибочно определяли своих. Между прочим, уже после газовых атак два провокатора и были в основном разоблачены своими чистыми губами. Под конец наружной обороны каменоломен этот способ вододобывания кто-то усовершенствовал: отверстие шомполом делали глубиной сантиметров 5–6, вставляли в это отверстие резиновый шлангчик из телефонного или электрокабеля, обмазывали глиной или грязью, а другой конец опускали во флягу или бутылку. Горлышко фляги со шлангом зажималось большим и указательным пальцем левой руки. Потом, прикладываясь губами, из фляги отсасывался воздух, а в нее короткой струйкой бежала вода или капала — это зависело от силы легких хозяина. Таким способом не более как за 15 минут насасывалась фляга воды, а потом можно было съесть рыбину и пососать воды себе. Таким способом добывание воды просуществовало до того времени, пока под один из колодцев была пробита штольня и воду начали качать пожарным насосом.

Но беда одна не ходит, прибавилась еще — кончились медикаменты. Раненых было нечем перевязывать. На перевязки шли простыни, нательное белье и другие материалы. Наши ребята, рыскавшие вокруг каменоломен, обнаружили в одном карьерчике (большая лощина) брошенную санитарную машину с большим запасом медикаментов. Решено было незаметно подкатить ее к центральному входу, а потом под прикрытием пулеметного и ружейного огня втащить ее в подземелье. Это было с успехом проделано. Раненых поступало так много, да плюс оставшиеся неэвакуированные, что встал серьезный вопрос об их кормежке. На первых порах для раненых было все, кроме хлеба — его не было где испечь. В тот же день бойцы соседнего подразделения в карьере, совсем недалеко от центрального входа, обнаружили брошенную походную пекарскую печь на резиновом ходу. Было приказано любой ценой втащить ее в подземелье. Ко мне подполз парень и вкратце рассказал в чем дело: когда эту злополучную печь с лощины выкатят на бугор перед центральным входом, сразу же необходимо мне сильным огнем накрыть немецкий крупнокалиберный пулемет, расположенный за каменной оградой Царева Кургана, иначе он наделает много беды. Но беда пришла с другой стороны: когда платформу с печью вкатили на бугор, а потом с гиком и свистом спустили ее прямо к центральному входу, поняли, что печка наша не лезет в подземелье по ширине — мешали боковые пристройки для пекарского инструмента. Что же делать? Печь закрыла центральный вход, а немцы в это время взбесились: с чего только могли обрушили огонь на маленький клочок земли. Казалось, еще мгновение — перекаленная земля вспыхнет. Сзади меня, со стороны церкви, подходил немецкий танк и уже прицеливался к моему бугорку. Пока я еще на своем месте мог держаться и огрызаться, кривые подкрылки печи начали чем попало рубить, бить и минут через 20 печь со скрежетом железа о боковые стенки каменоломни втащили в подземелье и торжественно установили в боковой галерее, правее центрального прохода, метрах в 15-и от выхода. На другой день раненые получили по небольшой порции свежего хлеба, испеченного наподобие высоких лепешек. Этот день в шутку называли хозяйственным днем. Перебирая в памяти те 9 или 10 дней боев за село Аджимушкай, я не могу вспомнить в памяти ни одного дня светлым или солнечным, хотя солнце пекло немилосердно, а с левой стороны за Царевым Курганом так соблазнительно выступала синева Керченского залива. Земля, поднятая взрывами мин и снарядов, и тучи газов тротила плотно закрывали небо, создавая впечатление сумерек, как в день затмения солнца. Казалось, что можно разобрать в этом хаосе из пыли, взрывов и криков?.. В общей сумятице и грохоте боя явственно различаю усиливающуюся автоматную трескотню у одного из домов. Вскорости там начали квакать и взрывы мин. Ох, уж эти мины — сколько их было выпущено на нас?.. Оказалось, группа бойцов подползла к крайним домам с целью убрать с чердаков автоматчиков, но были немцами преждевременно обнаружены и кинжальным огнем прижаты к земле у палисадника. Казалось, уже конец, и вырваться из этого огневого смерча нет никакой возможности. Автоматически поворачиваю пулемет, подправляю прицел и начинаю короткими очередями бить по окнам чердаков двух ближних домов. А в это время замечаю, как, прячась в неровностях местности, буквально вжимаясь в землю, к одному из злополучных домов подползает какой-то боец. Он то быстро переползал, то мгновенно затихал на месте. Первое время его никто не видел, а потом обнаружили и немцы, и наши. Противник стрелял по смельчаку со всего, с чего в данный момент мог стрелять, а наши подняли крик о бесполезности его затеи. Я вначале стрелял короткими очередями, а когда заметил фонтанчики пыли от своих очередей, пересекающие чердачные окна, в дикой ярости и злорадстве, крича что-то страшное и дикое, начал бить сплошной очередью. Что значит все сжимающееся и сжимающееся кольцо разрывов мин вокруг по сравнению с азартом дуэли, с общим захватом боя. Стреляла уже и вся каменоломня, и какое-то сплошное "А-а-а-а-а!" сопровождало смельчака, несмотря на сильный огонь быстро приближающего к дому. Еще бросок, и он скрылся в переулке. Миг абсолютной тишины, а потом взрыв на крыше дома и бросок зажатой в кольце огня группы бойцов, которые тоже скрылись в переулке. Оказывается, тот смельчак видел больше, чем видели другие: он видел, с какого чердака больше всего достается окруженцам, и решил их выручить. А дальше выжимание вражеских автоматчиков пошло довольно просто и легко, так как операция осуществлялась с тыла домов. Камрады сами спешат убраться с чердаков, пока Иван не помог.