Путешествие в историю. Французы в Индии

Жакмон понимал, что его экспедиция находится в опасности, может в любое время подвергнуться нападению со стороны различных местных властителей. Поэтому он решил двигаться на юг, в район, где находились основные регулярные силы Ранджит Сингха. 19 сентября 1831 года французский путешественник в сопровождении 60 носильщиков и 50 солдат покинул Кашмир, Жакмон провел несколько приятных дней у своего друга Гуляб Сингха, а 9 октября оказался в Амритсаре под охраной своего покровителя генерала Аллара.

«Я провел восемь дней в Амритсаре, — писал Жакмон отцу, и накануне моего отъезда из этого города имел аудиенцию у Ранджит Сингха. Можете представить, что он мне предложил… Титул губернатора Кашмира! Я по благодарил, но отказался».

Приближался священный праздник сикхов. «Накануне праздника махараджа решил показать мне знаменитый „золотой храм“, где хранится священная книга сикхов — „Адигрантх“. Фанатизм и свирепость акали — стражей священной книги — известны далеко за пределами земли сикхов. Любой чужеземец, и особенно европеец, осмелившийся приблизиться к священной книге, рискует быть убитым на месте, если у него нет сильной охраны. Я явился в храм под защитой отряда сикхской регулярной кавалерии и роты пехоты. Спустившись со слона, вошел в храм в сопровождении старика, пользующегося титулом святого, и губернатора Амритсара. Но я чувствовал на себе полные ненависти взгляды акали, готовых в любую минуту броситься на нас. Вцепившись в сухую руку старика, я медленно двигался по освещенному лампадами храму. Подойдя к его центру, я вручил главному хранителю священной книги триста рупий и быстро удалился из храма».

Несмотря на милостивое отношение сикхского махараджи, Жакмон решил покинуть сикхские владения, он боялся, что Ранджит Сингх может разгневаться за его отказ от должности губернатора Кашмира. Однако француз ошибся, пенджабский правитель по-прежнему покровительствовал путешественнику, В ставке Ранджит Сингха находился английский резидент капитан Вуд, он предложил Жакмону поехать с ним к английской границе, но французский натуралист решил еще несколько дней провести во владениях сикхского махараджи. Он двинулся на юго-восток от Амритсара.

«На третий день своего пути я оказался во владениях сикхского святого; здесь в горах правил духовный вождь сикхов — столетний старик, не так давно он прославился тем, что в припадке гнева зарубил саблей своего 80-летнего сына. Я хотел увидеть священного старца и готов был вручить ему подарок, но акали, вооруженные кремневыми ружьями, не подпустили и близко мой караван к его дворцу».

9 ноября 1831 года Жакмон пересек пограничную реку Сатледж и прибыл в резиденцию капитана Кеннеди, о котором он писал 28 ноября в письме Просперу Мериме: «Мой хозяин — любезный, наиболее обеспеченный из всех капитанов артиллерии в мире, царь царей, более властный, чем Агамемнон, поскольку среди его, вассалов не найдешь Ахилла, способного оказать какое-либо сопротивление». Почти месяц прожил французский путешественник в крепости Суббхату и 4 декабря двинулся на юг. Настроение Жакмона было не столь приподнятым, как во время поездки по Кашмиру. Вежливые и приветливые англичане почти не субсидировали француза. Ему пришлось довольствоваться несколькими голодными верблюдами и парой телег; часть багажа осталась в крепости. Многие английские офицеры казались весьма озабоченными. Произошло банкротство калькуттского банка, где хранились их сбережения. Жакмон с удивлением заметил, как колониальный режим развращает благонамеренных англичан, славящихся в Европе своей рассудительностью и самодисциплиной. «Ничего нет необычного для британского чиновника или офицера, если он имеет долг 50 тысяч рупий, 100 тысяч и даже 200 тысяч. И должники, часто капитаны и доктора, оклад которых не более 12 тысяч рупий, с азартом тратят деньги, им не принадлежащие. Эти англичане настолько горды, насколько тщеславны, что хладнокровно отрицают возможность взыскания с них по суду». Королевский суд весьма благосклонен к подобным должникам. «Английские джентльмены рассуждают следующим образом: я британский джентльмен, т. е. самое величайшее творение во вселенной, я покинул Европу, семью, друзей, чтобы жить на чужбине, И поэтому я имею право на лучшую пищу, вина, одежду, дома, и если у меня нет в данный момент средств, я их одалживаю. Для английских джентльменов человек, который пьет вместо вина воду, такой же пария, как пьяница для индийцев, или человек, потребляющий свинину, для мусульман».

На пути из Суббхату в Дели Жакмон писал своему отцу и Просперу Мериме объемистые письма, в которых вспоминал о днях, проведенных в Лахоре.

16 декабря 1831 года Жакмон прибыл в Дели, Здесь он приводил в порядок свои коллекции камней и растений, В Дели находился в это время генерал-губернатор Бентинк; французский путешественник мог вновь присутствовать на обедах его превосходительства и других знатных англичан. Жакмон планировал новое путешествие по колониальной Индии.

14 февраля 1832 года путешественник покинул столицу Великих Моголов и двинулся на юг. На этот раз его сопровождал секретарь, единственный из индийцев, жалованье которого оказывало влияние на бюджет путешественника. Этот секретарь, почтенный мусульманин, сайид — «потомок пророка» — владел несколькими языками и хорошо разбирался в хитросплетениях восточных канцелярий.

По пути из Дели в Бомбей Жакмон встретил несколько крестьянских подвод, запряженных быками, стада буйволов, одиноких крестьян, ведущих под уздцы осла или мула, нагруженных сухим коровьим навозом — главным топливом в этих местах. «Я пытался проникнуть сквозь непроницаемую оболочку лиц встречающихся на пути людей. Эту неподвижность во взгляде и чертах лица я никогда не замечал у народов Европы. И я сомневаюсь, что жители отсталого Востока завидуют нашей цивилизации. Нищета, дикость, убожество жизни огромного большинства населения наших городов ужасны. Бедняки Европы, кажется, осознают всю тяжесть своего положения. В предместьях Парижа и на улицах Лондона я всегда это чувствовал». По мнению Жакмона, индийцы менее чувствительны к невзгодам, менее прихотливы, чем европейцы.

По пути Жакмон встречал многих людей. Одним из его временных попутчиков оказался молодой офицер, бывший бретер и дуэлянт, но ныне горячий проповедник пресвитерианской религии. «Он имел с собой богатый запас библий и умолял меня взять одну из них, и я вынужден был согласиться, чтобы сделать ему приятное. Долго мой спутник рассказывал, как он и его жена будут изо всех сил молить господа о моем обращении. При нашем расставании я пожелал успеха в его молитвах и выразил надежду, что мы увидимся в раю. Однако библия оказалась очень тяжелой, и я не мог ее таскать с собой, поэтому отдал святую книгу моему секретарю; потомок пророка, человек, мало заботящийся о небесных делах, засунул ее в мешок, где хранились образцы минералов… Другой знакомый оказался индусом местным судьей, который говорил по-английски так же хорошо, как я (это редкий случай на севере Индии)… Мой знакомыйбрахман по рождению, но воспитывался в полунищей семье. Один из английских высших чиновников обратил внимание на его красивую внешность и блестящие способности, рекомендовал молодого индийца английскому миссионеру. Но брахман нашел, что библейские шастры не столь прекрасны, как веды. Но и сами веды отныне не удовлетворяли его миросозерцания. Таким образом, он стал тем, кого пуритане из Филадельфии называют „ужасным деистом“. Этот брахман очень разумный человек, и мы с ним целый вечер обсуждали различные казусы из его юридической практики».

Двигаясь от Дели к югу по густонаселенным районам, Жакмон все больше интересовался жизнью народа страны. Следует привести большую выдержку из его дневника от 16 февраля 1832 года. «Что касается земельной собственности на землю в Британской Индии, то этот вопрос весьма запутан. Вся дискуссия по этой проблеме пока еще сводится к словесной борьбе. Вся сельскохозяйственная продукция фактически находится под контролем британских властей. Во многих провинциях Индии, почти во всех, кроме Бенгалии, коллектор каждого округа сдает в аренду каждую деревню или маленький район тем, кто даст лучшую цену. Огромная территория Британской Индии подчинена этому правилу, которое очень удобно для чиновников фиска, но разорительно для крестьян и в конечном счете — для страны».