История Наполеона

"Тогда я думал, что война объявлена, - говорит Наполеон в Мемориале; - я не имел привычки опаздывать. Я мог идти против России во главе всей остальной Европы; предприятие было народное, дело - европейское; в этом заключалось последнее усилие Франции; ее судьба и судьба новой европейской системы зависела от конца этой борьбы".

Пути Провидения ведут Наполеона в Москву... "Наполеон идет на Россию, во главе всей остальной Европы!.." В Кремле назначены границы его победам; туда влечет его мысль о всемирном преобладании Франции!..

ГЛАВА XXXV

[Поход в Россию (1812 год)]

Прежде отъезда из Парижа и официального объявления о разрыве с Россией и новой войне на севере Европы Наполеон принял несколько мер, которые должны были показать подвластным ему народам, что он снова замышляет огромное предприятие, что снова загорится война в странах отдаленных.

Двадцать третьего декабря 1811 года сенат предоставил в распоряжение военного министра сто двадцать тысяч человек рекрутов в счет конскрипции 1812 года. 13 марта следующего года другим сенатским декретом учреждена национальная гвардия, с разделением на три набора. Спустя несколько дней (17 марта) повелено произвести первый набор, в шестьдесят тысяч человек. Эта гвардия составляла внутреннюю армию, назначенную собственно для охраны границ, и, кроме того, издано повеление немедленно собрать всех рекрутов, назначенных по обыкновенной ежегодной конскрипции.

Не довольствуясь приготовлениями к войне в пределах своей империи, Наполеон задумал напасть на Россию с силами всей остальной Европы и занялся для этой цели заключением договоров с другими сильными державами. Трактат с Австрией подписан 24 февраля, а с Пруссией 14 марта 1812 года.

Наполеон, в сопровождении императрицы Марии-Луизы, оставил Париж 9 мая; почти не останавливаясь, проехал через Мец, Майнц и Франкфурт и 17-го прибыл в Дрезден. На это время в столице Саксонии собралось множество владетельных особ: звезда Наполеона сияла еще полным блеском. Император австрийский и король прусский, со своими министрами Меттернихом и Гарденбергом, находились тоже здесь. Наполеон занимал большие апартаменты королевского дворца, и ежедневно гостиная его наполнялась королями, маршалами и придворными.

Пребывание Наполеона в Дрездене было непродолжительно. Он поспешил к берегам Немана, через Прагу, где расстался со своей супругой. До открытия военных действий Наполеон посетил Кенигсберг и Данциг. В этом последнем городе начальствовал Рапп, которого император французов особенно уважал за его храбрость и откровенность. Мюрат и Бертье находились в это время при особе Наполеона. Король неаполитанский казался недовольным; Наполеон заметил это и сказал Раппу: "Не замечаете ли вы в Мюрате чего-то необыкновенного? Я вижу в нем какую-то перемену. Уж не болен ли он?" - "Ваше величество, - отвечал комендант Данцига, - Мюрат не болен, а печален". - "Печален! Это почему? - живо возразил император. - Или он не доволен, что король?" - "То-то и есть, ваше величеством - отвечал Рапп, - Мюрат говорит, будто он не король". - "Сам виноват, - сказал Наполеон. - Зачем он неаполитанец, а не француз?.. Когда он живет в своем королевстве, так то и дело делает глупости; благоприятствует торговле англичан, а я не хочу этого".

На другой день после этого разговора Наполеон пригласил к себе ужинать Раппа, Бертье и Мюрата, и, судя по их принужденному виду, подумал, что они опасаются разговора о настоящей кампании; это показалось ему безмолвным укором, и он сказал: "Я вижу, господа, что вы разлюбили войну. Король неаполитанский не хочет уже оставлять своих владений в прекрасном климате; Бертье спешит охотиться в своем Гробуаском поместье, а Раппа берет нетерпение жить в своем парижском отеле". Наполеон говорил сущую правду; но ни Мюрат, ни Бертье не смели сознаться; один только Рапп осмелился сказать, что император отгадал его мысли. Впрочем, Наполеон не мог винить никого, кроме себя, в изменении духа своих сподвижников. Конечно, посреди великолепия придворной жизни и сибаритства, в кругу удовольствий и обольщений величия, ни король неаполитанский, ни князь невшательский не могли сохранить своих лагерных привычек, своей неусыпной ревности и беззаботной отваги, которые отличали Мюрата и Бертье, солдат итальянской армии, при Монтенотте и Лоди.

Однако ж, каково бы ни было тайное мнение этих испытанных воинов о начинающейся кампании, последствий которой невозможно было предвидеть никакому человеческому разуму, они готовы были продолжать свое блестящее поприще и следовать за своим предводителем. "Мы жалеем о нарушении мира, - сказали они, - но все-таки предпочитаем открытую войну шаткой дружбе". - "Ваше величество, - подхватил данцигский комендант, - ваш Рапп все-таки довольно порядочно умеет владеть конем и саблей и не может оставаться здесь, как дряхлый инвалид, когда вы идете сражаться: позвольте же мне занять при вас прежнюю адъютантскую должность".

Рапп, во время начальствования своего в Данциге, приобрел общее расположение пруссаков нестрогим соблюдением правил континентальной блокады. Строгие требования этой политической меры не согласовались с привычками и откровенным характером храброго воина. Наполеон, умея ценить его, не делал ему за это никаких выговоров и замечаний, и когда в его приемной зале увидел бюст прусской королевы, то удовольствовался только тем, что с улыбкой сказал ему: "Мистер Рапп, предупреждаю вас, что извещу Марию-Луизу о вашей неверности".

Император выехал из Данцига 11 июня, по пути к Кенигсбергу, куда прибыл 12 числа, осмотрев на дороге войска корпуса Даву. В эту пору Наполеон чрезвычайно заботился об устройстве и продовольствии армии. "Его деятельность, - говорит господин де Сегюр, - была в тогдашнее время совершенно обращена на эти важные предметы. Он расточал замечания, повеления, даже деньги: это свидетельствуют сами письма императора. Дни проводил он за диктовкой различных инструкций и даже вставал по ночам для окончания работы. Один из генералов получил от императора в один и тот же день шесть депеш с инструкциями".

Узнав, что генерал Лористон, которому он поручил было сделать некоторые предложения императору всероссийскому, не был допущен к его величеству, Наполеон счел это достаточной причиной вступить в пределы России без предварительного объявления войны. "Побежденные, - сказал он, - хотят поступать, как победители. Судьба увлекает их. Перейдем Неман!"

Французская армия, состоявшая, по официальным известиям, из семисот тысяч человек, не имея в том числе ни отборных войск, ни гвардии, была разделена на тринадцать корпусов.

Первый корпус был вверен Даву, второй Удино, третий Нею, четвертый вице-королю Евгению, пятый Понятовскому, шестой Гувион-сен-Сиру, седьмой Ренье, восьмой Иерониму, королю вестфальскому, девятый Виктору, десятый Макдональду, одиннадцатый Ожеро, двенадцатый Мюрату, тринадцатый князю Шварценбергу.

Между тем русские войска, оставив неманскую линию, расположились по Днепру и Двине. Наполеон последовал за ними 11 июня старого стиля; прибыв в два часа утра на аванпосты в окрестностях Ковно, он накинул на себя плащ и надел польский картуз одного из солдат легкой кавалерии и, таким образом переодетый, лично обозрел часть берегов Немана, выискивая удобное место для переправы. Императору сопутствовал один генерал Гаксо.

Наполеон назначил переправу на изгибе реки, близ деревни Понемана, повыше Ковно. Вечером того же дня генерал Эбле навел три моста, по которым французская армия, разделенная на три колонны, переходила в продолжение целой ночи на противоположный берег реки и к рассвету следующего дня заняла его.

Овладев Ковно, Наполеон захотел сделать из него пункт опоры для тыла своих войск и потому оставил в нем гарнизон и устроил госпитали.

Казачий разъезд, находившийся в Ковно, отступая, сжег мост на Вилии, которая под Ковно впадает в Неман; но это не помешало французам переправиться через нее. Русских в виду не было, кроме нескольких казаков, которые по временам появлялись то в одном, то в другом месте.